нно, когда вы настолько слепы.
Холодное, гнетущее ощущение закралось в Рейко. Она отвлеклась, хотя она знала, что именно этого и добивалась госпожа Мацумаэ:
— Что ты говоришь?
— Вы доверились не тому человеку. — Уверенно, полным презрения голосом сказала госпожа Мацумаэ. — Венте была сестрой Текарэ.
— Я знаю об этом. Она сказала мне. — Но Рейко вспомнил прерванный вчерашний разговор с Венте. Что бы она узнала, если бы они имели время, чтобы закончить его?
— Вы, кажется, не осознаете, что она и Текарэ были в плохих отношениях, — возразила госпожа Мацумаэ. — На самом деле, они были врагами. Остальные женщины-эдзо должны были их оттаскивать друг от друга, когда они ссорились. Полагаю, она не сказала вам об этом?
Рейко была в ужасе от этой информации о своем, как ей казалось, единственном друге среди местных женщин, и расстроилась, потому что услышала это от госпожи Мацумаэ. Она деревянно покачала головой.
Госпожа Мацумаэ снова засмеялась:
— Ну, так я говорю вам это сейчас. Может быть, на этот раз вы будете слушать меня. Я видел ссору между ними за несколько дней до смерти Текарэ. Они били и царапали друг друга и кричали".
— Почему они поссорились? — спросила Рейко с ненавистью.
— Я не знаю, ведь я не понимаю языка эдзо. Тогда последнее слово осталось за Венте. И я поняла, что это была угроза. — На лице госпожи Мацумаэ сияла жестокая триумфальная улыбка. — Вы должны обвинять Венте, а не меня.
Глава 24
— Так, кто убил Текарэ? — требовал правитель Мацумаэ. — Скажи мне, кто?
Так как и Урахенка, и вождь признавались в убийстве, Сано стало очевидно, что кто-то из них двоих невиновен, но он не знал, кто. Он понял, что у него остается лишь один козырь в этой игре жизни и смерти, и наступило время его использовать.
Тут Хирата неохотно сказал:
— Я думаю, Урахенка пытался убить меня, в тот день мы ходили охотиться на оленей. Если один из них виноват, это он.
Это был козырь Хираты, который он держал про себя, подумал Сано, вероятно, потому что он не был уверен в намерениях Урахенки и его вины. Теперь же он хотел выгородить вождя. Но вождь, казалось, встревожился, тогда, как Урахенка посмотрел на Хирату с выражением благодарности и произнес фразу, которую все поняли без перевода:
— Это был я.
— Ну, этого достаточно, — сказал Гизаемон. — Не нужно больше ничего слышать. Давайте просто казним его и покончим с этим.
Перед тем, как Сано согласится с этим, ему нужно было получить доказательство того, что Урахенка виноват:
— Почему бы не позволить человеку рассказать все самому?
Правитель Мацумаэ зашатался, схватился за голову обеими руками, и застонал. Он споткнулся около хранилища, едва не задев огонь. В нем проявился образ Текарэ. Ее черты проглядывали через его кожу. Они пылали гневом на Урахенку. — Так это ты, муж, убил меня? — с недоверием спросил голос, причудливо сочетавший Текарэ и правителя Мацумаэ, одновременно высокий женский и низкий мужской.
Физически это было невозможно, но Сано это видел. Это было на самом деле. Хотя все присутствующие были так же потрясены, как и Сано, но мужчины эдзо не казались удивленными, они видели такое и раньше. Но Урахенка отшатнулся, его лицо побледнело. Видимо, впервые дух, овладевший Мацумаэ, говорил лично с ним:
— Текарэ?
— Да, это я. Как ты мог это сделать?
Урахенка замер, словно потерял дар речи.
— Отвечай мне!
Когда он заговорил, голос Текарэ воскликнул в недоверии. Правитель Мацумаэ потребовал:
— Почему вам понадобилось избавиться от нее?
Урахенка ответил двум лицам, находившимся в одном теле. В ответ Текарэ выпалила вопрос на местном языке, в то время как правитель Мацумаэ сказал:
— Ее сестра! Ты убил ее, чтобы мог жениться на Венте?
Вот это сюрприз, подумал Сано. Здесь был мотив, о котором он никогда не слышал. Сознавая, к этому времени, что туземцы были связаны между собой, он никогда не думал о возможной связи, романтическом романе между этим человеком и подругой Рейко. По-видимому, Рейко тоже не знала об этом.
Урахенка снова заговорил, на этот раз с вызовом. Текарэ кричала на него так громко, что она заглушила слабый голос правителя Мацумаэ. Гизаемон сказал:
— Она спрашивает его, как он мог любить ее тупую сестру, обычную, серую мышку. Она же ничто по сравнению с Текарэ. Текарэ была шаманка, самая красивая женщина всех племен. Как он мог хотеть Венте вместо нее?
Сано подумал, это был еще один момент, который он недооценил в туземцах, считая их слишком простыми, чтобы участвовать в запутанных отношениях, которые присущи японцам. Прелюбодеяние были общими для всех культур, и вызывало такие же эмоции.
Текарэ проклинала Урахенку. — Она говорит, что он обманул ее, — сказал Гизаемон. — Он сломал их брачные обеты. Он жалкий, ничтожный обманщик. Правитель Мацумаэ выхватил кнут у капитана Окимото и начал лупить им Урахенку. Шипы рвали его кожу, когда он отвечал.
— Он не любит ее потому, что она относилась к нему неуважительно и бросила его, предпочитая японских мужчин, — переводил Гизаемон.
— Не сваливай вину на Текарэ! — кричал правитель Мацумаэ. — Меня не волнует, что ты хотел, чтобы ее сестра грела ночью твою постель!.
Текарэ же в образе правителя, указывая на Урахенку, трясла головой, стучала рукой в грудь и кричала:
— Ты был моим мужем. И я никогда, ни от чего своего не отказывалась! Сано не нужен был перевод, чтобы это понять. Урахенка, рассердившись, закричал на жену:
— Ты была японской шлюхой. Вот почему я должен был убить тебя! Его мотив был так же понятен, как мотив японского мужа, оказавшегося в его положении.
— Как ты смеешь называть ее шлюхой? — завизжал правитель Мацумаэ, избивая Урахенку, который продолжал оправдываться. Пронзительный голос Текарэ с ним спорил.
— Она сердится, потому что ее муж говорит, какая Венте хорошая, какая добродетельная, а Текарэ нет, — переводил Гизаемон. — Урахенка говорит, что когда вождь решил приехать в городе Фукуяма и привести ее домой, Урахенка не хотел ее возвращать. Он пришел, чтобы убить ее. Он бросил торжествующий взгляд на Сано:
— Кажется, это был он.
Сано тоже начал так думать. Может быть, если бы он глубже покопался в личных отношениях туземцев, узнал бы об Урахенке и Венте раньше. Может быть, не умерли бы все эти люди, может быть, правитель Мацумаэ не объявил бы войну.
Правитель Мацумаэ схватил Урахенку за бороду:
— Скажи мне, как ты это сделал. Текарэ ему ядовито подпела:
— Прежде, чем я убью тебя, скажи мне это.
Урахенка смотрел на происходившие с правителем Мацамуэ превращения с таким ужасом, что предпочел бы умереть на месте, чем общаться со своей женой. Он говорил. Правитель Мацумаэ перевел его слова для себя, пытаясь верить им, но не разрывать раны ревности и злобы, терзавшие Текарэ, что сидела в нем. — Ты убегал из лагеря каждую ночь. Ты поджидал возле замка, когда она выйдет. Ты следил за ней, когда она шла к горячему источнику. — Он рыдал. — Тебе пришла в голову мысль устроить ловушку для нее.
Правитель Мацумаэ уронил кнут и начал бить Урахенку кулаками. Он и Текарэ выли:
— Убийца!. Их личности, голоса, языки смешались. — Ты украл мою жизнь. — Ты убил мою любимую. Вместе они кричали:
— Сейчас ты умрешь!.
В истерике правитель Мацумаэ выхватил меч:
— Отведите его на казнь. Я сам отрублю ему голову.
— Ну, вот и все, сказал с облегчением Гизаемон.
Шагнув вперед, он схватил Урахенка за веревки вокруг его запястий и поднял его на ноги. Урахенка не сопротивлялся, он смотрел мрачным взглядом человека, чья судьба предрешена.
— Он не сказал ничего, что доказывает, что он виновен — запротестовал Сано, хотя Урахенка и признал себя виновным.
— Все кончено, почтенный канцлер, — сказал Гизаемон. — Вы должны признать, что вы не правы.
Вождь, который наблюдал за допросом со стоическим терпением, сейчас задал вопрос. Ответил правитель Мацумаэ на местном языке. Гизаемон засмеялся и сказал:
— Мой племянник отказался отменить войну. Его не волнует, что варвары подумают, что он заставил их поверить, что он согласиться отменить свой приказ. Он хочет, чтобы все они разделили наказания за преступление, совершенное их соплеменником.
Аветок покачал головой. Сано удивило то, что правитель Мацумаэ отказался заключить мир. Комната наполнилась смехом Текарэ. Она издевались над вождем, в то время как голос Мацумаэ вторит ей:
— Ты такой жалкий, такой слабый. Когда я был молодой, ты не защитил меня от японцев, которые напали на меня. Ты был слишком труслив, чтобы бороться за свои права управлять нашей собственной землей.
Капитан Окимото поднял вождя на ноги, готовый отправить его на смерть. Сейчас наступил последний шанс Сано разыграть свой последний и единственный козырь, чтобы добиться установления истины.
— Текарэ! — Крикнул он. — Слушайте меня!.
Она и правитель Мацумаэ продолжали бушевать на ее мужа:
— Ты не хотел, чтобы я жила лучше тебя. Поэтому я должна была умереть.
— Урахенка не единственный человек, которого вы обидели, который хотел тебя убить, — сказал ей Сано.
Правитель Мацумаэ поднял меч:
— Я не собираюсь ждать окончания церемонии. Я убью тебя сейчас!.
Сано бросился и схватил его. Солдаты схватили Сано, потянув его назад. Он держался за правителя Мацумаэ, который повернулся к нему и дрался с ним. Сано видел только один блестящий, огненный свет в глазах правителя Мацумаэ — Текарэ. Когда она зарычала, лицо Мацумаэ полностью принадлежало ей. Его тело стало мягким и гибким, как у молодой женщины. Сано был изумлен, он думал, что он касался призрака. Когда Текарэ оторвалась от него, его руки почувствовали ее силу. Он вырвался от солдат и стоял между Текарэ и Урахенкой.
— Убирайся с дороги! — сказала Текарэ, а голос правителя Мацумаэ повторил ее слова на японском языке. Его рука замахнулась мечом на Сано.
— Не стоит во всем верить вашему мужу, — сказал Сано. — Настоящий убийца, который тебя убил, совсем другой.