нечто по-настоящему ужасное, так как после встречи с ней он погрузился в мрачное оцепенение. Он остановился в монастыре рядом с Летним дворцом и с рассеянным видом забрел на ближайшие развалины Старого летнего дворца. Знавшие его евнухи, охранявшие императорские развалины, пропустили его к ним беспрепятственно. Рассудок боцзюэ, как он сам записал в своем дневнике, пребывал «в смятении на протяжении всей ночи». Наутро он подал прошение об отставке со всех своих постов.
Император лаконичной резолюцией отклонил его прошение, но однозначно дал понять, что он оказался в опале, через объявление о его новом занятии: «работать во внешнеполитическом ведомстве уже не в качестве его начальника, а на должности рядового чиновника». Два его прежних ключевых поста – чрезвычайного уполномоченного по Северному Китаю и наместника в Чжили – уже передали кому-то еще и ему не вернули. Ли Хунчжану позволили только лишь сохранить звание управляющего делами империи, которое считалось в основном почетным. Как будто такого наказания кому-то показалось мало, и автор следующего указа публично осудил его за «несанкционированное проникновение на территорию императорского поместья» и наложил штраф в размере годового оклада. Все эти сокрушительные удары наносила вдовствующая императрица, которая хотела наказать боцзюэ за его роль в поражении Китая. При этом она не могла высказаться
публично, так как, обнажая прегрешения Ли Хунчжана, ей неизбежно пришлось бы присовокупить к ним самого императора. Тем не менее она не оставила услужливому боцзюэ ни малейших сомнений в том, что их близкие политические отношения навсегда ушли в прошлое. А за почести, дарованные ему в заморских странах, он получит двойное наказание (то есть штраф за «несанкционированное проникновение» как довесок к разжалованию). Позже, когда Цыси вернула себе всю полноту власти в империи и явно нуждалась в способном человеке, чтобы тот всегда находился под рукой, Ли Хунчжан попытался напомнить о себе в расчете на восстановление в правах. Цыси дала ему понять, что он заслуживает только новых страданий, и отправила семидесятипятилетнего старика в полную трудностей экспедицию по замерзшей реке Хуанхэ «проводить геологические исследования и предлагать способы обуздания паводков».
Таким вот манером Цыси покончила с политическим сотрудником последних десяти лет – боцзюэ Ли, считавшимся выдающимся государственным деятелем, хотя и далеко не безупречным. После этого с чувством облегчения оттого, что мир для империи на обозримое будущее обеспечен пактом с Россией, Цыси прекратила заниматься государственными делами. Резкие перемены настроения во время войны со всеми тревогами, разочарованиями и мучениями совсем ее вымотали. Вдовствующую императрицу подкосило то, что плоды ее трудов, добытые на протяжении нескольких десятилетий, пропали даром. В свои шестьдесят лет она явно утратила интерес к новым начинаниям. Вдовствующая императрица, которая отличалась таким динамизмом, вела ожесточенные дебаты, выпускала указы и внедряла политические нововведения, перестала быть собой, той прежней Цыси. Внешне ее вообще ничего не беспокоило. В конце концов, за все дела в государстве отвечал ее приемный сын. Она могла позволить себе надзор над одним важным делом или от силы над парочкой таких дел, но не собиралась вмешиваться в рутинное управление страной. Что же касается реформ, император Гуансюй пребывал в своем обычном состоянии покоя и умственной тупости. Когда наместник Чжан представил предложение по поводу возобновления модернизации, император просто отделался общими фразами и ничего делать не стал. Разве что снова занялись программой прокладки железных дорог, в том числе магистрали Пекин – Ухань, начатой еще Цыси, но приостановленной императором. Теперь все признали жизненную важность железных дорог для Китая, даже императорский наставник Вэн.
В это время зарождавшаяся китайская буржуазия, укоренившаяся в сфере поставок товаров, горной добыче и торговле, да к тому же совсем не пострадавшая в войне, все еще активно функционировала. Электричество провели в такие континентальные провинции, как Хунань, где, как воскликнул очевидец, «все города светятся электрическим светом». Предприниматели разрабатывали новые предложения. Первопроходец своего дела Шэн Сюаньхуай, которому поручили прокладку железнодорожной магистрали Пекин – Ухань, призывал к основанию государственного банка. Если такое предложение поступило годами раньше, Цыси охотно бы его одобрила. Но сейчас она казалась равнодушной, а император Гуансюй приказал Шэну основать банк самостоятельно через привлечение частного капитала. Заморские наблюдатели, питавшие большие надежды на проведение в Китае реформ после поездки Ли Хунчжана на Запад, почувствовали себя обманутыми. Они видели, что за два с лишним года после окончания войны с японцами власти Китая «ничего не сделали ради реформирования управления или перегруппировки его сил», то есть не смогли извлечь достойного урока из своего поражения.
Разнообразие интересов за пределами политики значительно помогло Цыси пережить отстранение от государственных дел. И она сосредоточилась на доступных ей удовольствиях. По случаю праздника Луны и урожая, выпавшего в 1896 году на 21 сентября, то есть после успешного заключения тайного пакта с Россией, она пригласила придворных вельмож в Летний дворец его отметить. Их встречали у Павильона орхидей (Юйланьтан), находящегося у уреза воды озера, и с него открывался живописный панорамный вид. Он считался резиденцией императора, но Цыси в тот день выступала в роли его хозяйки. Судя по дневниковым записям императорского наставника Вэна, вдовствующая императрица заявила, что этот павильон «полон света и воздуха, поэтому лучше подходит, чем Запретный город», а сама она весь вечер «расточала похвалы и заботу» о вельможах за их «упорную работу» над заключенным с Россией договором. Поинтересовавшись состоянием здоровья одного из высших советников, который занедужил, она дала ему лечебную рекомендацию и поручила Вэну предложить ему «попробовать лечение женьшенем, но только осторожно». Государственные дела в тот вечер не обсуждали. Вельможам предложили развлекаться, кто как может. Когда наступила ночь, на промытом дождем и теперь безоблачном небе взошла полная луна, изумительным светом залившая водную гладь озера Куньмин. Императорский наставник Вэн пил вино с друзьями и декламировал стихи. Когда диск луны уменьшился в размере и яркость его поубавилась, на гостей навалилась печаль.
В тот день никаких музыкальных произведений не исполняли. Биологическая мать императора Гуансюя – сестра Цыси – скончалась 18 июня, и стодневный траур по ней с обычным запретом на музыку еще не закончился. Три дня спустя, когда траур подошел к концу, а Цыси с императором исполнили свой последний долг перед покойной, первые звуки музыки по тем же нотам уже исполняли на новый лад. С наступлением сумерек гребцы вывели разукрашенные лодки с вельможами на середину озера, где они остановились, легко покачиваясь на волнах, посверкивающих под луной. По сигналу пространство вокруг лодок с вельможами залил электрический свет красных фонарей в форме цветков лотоса, и на середину озера вплыл ярко освещенный помост. На нем артисты исполнили оперу, причем с современной подсветкой, свидетелем которой впервые стали китайские сановники. По окончании оперы состоялся показ фейерверков, слепящих на фоне темных силуэтов расположенного поблизости холма. Цыси демонстрировала поставленное ею представление, не обращая ни малейшего внимания на поднимающуюся прохладу ночи на воде. Императорский наставник Вэн, восхищенный величием происходящего, все-таки не дождался завершения представления и удалился, чтобы укутаться в подбитый мехом халат.
Чем больше радости доставлял ей Летний дворец, тем сильнее у Цыси болело сердце. Если бы огромные деньги не пришлось отдавать Японии из-за этих робких мужчин, с каким размахом она могла бы восстановить Старый летний дворец! Сколько еще красоты и роскоши она могла бы здесь добавить! А сколько дополнительных проектов по модернизации можно было бы воплотить в жизнь! Цыси сдерживала себя, когда ей очень хотелось дать взбучку этим мужчинам, и в ней накопилась требовавшая выхода ярость. Однажды необузданное желание выразить свое негодование победило в ней, и Цыси сообщила в министерство налогов, которое возглавлял императорский наставник Вэн, о своих планах по восстановлению Старого летнего дворца. Вдовствующая императрица сказала чиновникам этого ведомства, что требует передавать ей все налоги, собранные с выращенного на территории империи опиума. Со времени его легализации в 1860 году под его выращивание использовались огромные участки земли, и с них в казну поступали крупные доходы.
Такое требование выглядело безрассудным не только потому, что последовало в то время, когда на империи лежали непосильные долги, но и к тому же потому, что Цыси просила деньги на строительство дворца для удовольствий за счет государственного бюджета. Во время строительства своего Летнего дворца она подобных требований не выдвигала. На самом деле Цыси выступила с публичными заверениями в том, что государственные средства привлекаться не будут. Любые государственные деньги, заимствованные ею, в итоге расхищались. Теперь она как будто бы подтрунивала над сановниками: «Вы располагаете деньгами, чтобы отдавать их японцам; я точно так же хотела бы получить их толику для собственных нужд. Именно вы довели страну до несостоятельности, и у вас нет такого права, чтобы отказать мне!» Разумеется, вельможи утратили все нравственные права, чтобы отказать в просьбе Цыси. Императорский наставник Вэн робко занялся изучением возможностей для удовлетворения желаний вдовствующей императрицы.
Отвращение императорского наставника к этому делу было таково, что приемлемое решение он искал целый год.
В начале лета 1897 года он доложил о том, что наводил справки у Роберта Харта, и тот ему поведал следующее: фактическая выработка китайского опиума значительно занижается, причем отдача от налогообложения всего опиума может составить целых 20 миллионов лянов серебром в год. То есть значительно превысить размер нынешних «опиумных» поступлений в казну. Вэн предложил собирать опиумный налог с учетом оценочной его выработки по Р. Харту и треть поступлений передавать Цыси «на строительство императорских дворцов». При таком раскладе вдовствующая императрица может ежегодно рассчитывать на невероятную сумму 6 миллионов лянов серебром. Цыси выслушала такой доклад с большой надеждой.