— Рассказывайте.
Как оказалось, мужчина в чёрном халате, что так и стоял возле повозки, постоянно собирал учеников среди здешних крестьян. И в прошлый раз забрал сына левого мужчины, но заплатил лишь половину положенного. Сказал, что в этот раз много желающих вступить в секту и он не взял с собой столько денег, заплатит в следующий приезд.
И вот приехал, но платить отказывается.
Фатия жестом оборвала причитания этих двоих и перевела взгляд на чернохалатного:
— Назовись.
Тот снова согнулся в поклоне:
— Я Литий, молодая госпожа. Старший ученик внешнего двора.
— Как ты объяснишь то, что я только что услышала?
Литий вскинул голову, глянул исподлобья, но с жаром заявил:
— Молодая госпожа, они врут. Вот, у меня всё записано! Глядите, молодая госпожа.
Он сунул руку за пазуху, достал какой-то засаленный свиток и спустя два вдоха уже стоял перед Фатией. Я выкинул руку, преграждая ему путь, и невольно оценил его Возвышение. Слабак, вряд ли поднявшийся выше второй звезды Мастера. Ещё и выглядит неприятно и неопрятно. Длинная щетина, которую он пытался выдать за бородку, халат не просто чёрный, а ещё и засаленный, а светлые отвороты с узорами, похоже, были когда-то безупречно белыми.
Литий тем временем поклонился ещё раз, растянул свой свиток и принялся тыкать в него.
— Вот. Четыре месяца назад, молодая госпожа. Деревня рыбаков, соискатель Гиркай. Вот отпечаток его отца, что плата получена.
Левый из стоящих на коленях дрожащим голосом возразил:
— Госпожа, он сказал, что так положено, если не приложу палец, то Гиркая не возьмут на экзамен. И сказал, что доплатит потом. Госпожа, у меня ещё трое детей. Гиркай решил покинуть семью, чтобы помочь старшей сестре собрать приданое.
Фатия оборвала его:
— Довольно.
Литий зашептал:
— Молодая госпожа, с этими рыбаками вечно проблема: каждый норовит обмануть секту и стребовать с неё лишних денег.
Фатия кивнула:
— Тут ты прав, старший ученик внешнего двора Литий. Сколько времени ты уже занимаешься поиском соискателей?
— Два года, молодая госпожа.
— Дай сюда кошель с выданными тебе деньгами.
Я отчётливо заметил, как Литий сглотнул и побледнел. Медленно засунул руку в рукав халата, спустя два вдоха достал кошель. Обычный, не Путника.
Фатия взвесила его в руке, спросила:
— Сколько соискателей ты уже нашёл?
— Т-трёх, молодая госпожа.
Фатия растянула завязки кошеля, задала новый вопрос:
— Тогда почему здесь камней на семь с половиной соискателей? Камней всегда выдают на десять соискателей, — не дождавшись ответа, Фатия рявкнула. — Отвечай!
Литий торопливо забормотал:
— Г-госпожа, один из них п-полный мусор, у меня сердце болело, что секта заплатит за него полную цену. Там...
Фатия вскинула руку и Литий заткнулся, побледнел ещё сильней. Фатия потребовала:
— Эй, кто там в повозке. Живо ко мне.
Теперь перед нами стояло шесть человек. Из троих мальчишек, что сидели в повозке, двое красовались ссадинами и фингалами. У одного под правым глазом, у другого под левым.
— За кого из вас заплатили половину?
Ответа Фатия не получила. Покосившись на меня, приказала:
— Покажи им, кого здесь нужно бояться. Без крови!
Мальчишки побледнели так, что я решил было, сейчас грохнутся на землю. Но нет. Устояли.
Всё это напомнило мне мой приезд в Первый пояс, события у костра на стоянке. Не тем, что сейчас происходило, такого в моей жизни не было. А тем, как они выглядели. Обычные мальчишки, которым только-только пришло время начать своё Возвышение. Которые ещё ничего не видели в жизни, ничего ещё толком не понимали.
И скажи, что передо мной сектанты. Над ними даже нет печатей. Разве что одеты они не так, как одевались в моей деревне. Вместо кожи или грубых дерюг штаны и рубахи из приличного полотна.
Вздохнув, я коснулся кисета, спустя мгновение в моей руке возник Крушитель.
Я негромко спросил:
— Кого нужно больше бояться сейчас? Какого-то старшего ученика внешнего двора или дочь главы секты? Одно её слово и я отрублю вам руки, чтобы узнать правду.
Тот, у кого был подбит левый глаз, срывающимся голосом, косясь на медленно скользящий перед ними Крушитель, признался:
— З-за меня. Он сказал, я больно тощий и точно не пройду экзамен, что он лишь из милости берёт меня.
Фатия процедила:
— Ясно.
Литий затараторил:
— Госпожа, госпожа, но ведь...
— Заткнись.
Он сжался, вогнул голову в плечи. Фатия же громко объявила:
— Секта Сапфирных Тритонов установила неизменной плату за соискателя. И никто, чьим бы именем он ни прикрывался, что бы ни говорил, не может отменить слов главы секты. Литий виновен в очернении имени главы. Атрий, уничтожь его Возвышение.
Я не сразу понял, что последняя фраза относится ко мне. Это я Атрий и это мне нужно уничтожить Возвышение этого Лития. Только неясно, что она хочет от меня? Чтобы я ранил его в средоточие?
Фатия покосилась на меня, махнула рукой:
— Стой, слуга. В качестве последней милости я накажу его сама.
— Госпожа, нет!
Литий вздрагивает, пятится, но Фатия уже вскидывает ладонь, перед которой вспыхивает обращение, и он замирает на половине шага.
Я знаю эту технику, я получил её от Фатии — это подобие Длани Наказания Ордена.
Литий стоит, застыв как статуя, а Фатия уже рядом, хватает его за плечи. Всё, что я вижу, это как она озаряется сиянием духовной силы и стихии, которые выплёскиваются из неё.
Вдох, второй, третий. Литий захлёбывается воплем, хрипит.
Фатия делает шаг назад, брезгливо отирает руки. Ещё три вдоха и её техника заканчивает действовать, Литий падает на дорогу, возится в пыли, не в силах подняться.
А я с изумлением вижу, как его и без того малая глубина Возвышения на глазах мелеет, иссыхает. Вдох, второй, третий, пятый и всё, что я могу ему дать — это Закалка. Она что, своей силой выжгла ему средоточие? Вот так просто? За несколько мгновений?
Фатия швыряет кошель тому рыбаку, что до этого всё время молчал, но стоял плечо к плечу с обманутым товарищем:
— Это тебе плата за то, что ты станешь возницей и доставишь этих трёх соискателей на внешний двор секты.
Рыбак охает:
— Госпожа, но я же... — осекается под её взглядом, кивает. — Пон-нял, госпожа.
— Теперь ты. Держи, — в руки второго, обманутого рыбака, падает пять камней. — Это вторая часть платы за твоего сына. Возвращайся домой и расскажи, что секта платит справедливо. Понятно? — вниз упали ещё пять камней. — Это плата за неприятности, которые доставил тебе нарушивший правила бывший внешний ученик секты.
Рыбак сглотнул:
— Благодарю, госпожа! На каждом перекрёстке буду рассказывать о вашей справедливости.
Фатия напомнила:
— И том, что секта платит справедливо, — обвела взглядом толпу, что всё так же жалась на обочине дороги. — Как и все вы расскажете своим знакомым.
Ответом ей стал хор голосов:
— Да, госпожа. Конечно, госпожа.
Когда и толпа, и повозка, и рыдающий в пыли Литий остались позади, я спросил:
— Почему ты не поручила тому рыбаку, что уже отдал сына, стать возницей? У него появилась бы возможность повидаться с ним.
Фатия поморщилась:
— Ни к чему это. Большая часть тех, кто чего-то добивается в секте и так связывается с родными. Но, как ты думаешь, сколько, вообще, остаются живыми к концу экзамена и получают право попытаться стать учениками нашей секты?
Я прищурился. Смертельный экзамен? Я-то считал, что это вроде нашего поднятия тяжестей, чтобы доказать своё Возвышение.
— И сколько?
— Меньше половины.
Не зная, что сказать, я прочистил горло:
— Кх-м! — спохватившись, уточнил. — А сколько, вообще, становятся внешними учениками?
— Обычно пять-шесть из ста. В конце каждого года проходит ещё один экзамен, отсеивающий иногда до трёх четвертей претендентов. Кто выживает, тот может попытаться пройти его ещё раз в следующем году.
Я покачал головой. Очень. Очень и очень сурово. Это словно мы приехали в Арройо на экзамен из своих деревень, а нам предложили... Что у нас может стать настолько смертельным экзаменом? Участие в охоте на Монстра?
Да. Самое оно.
Значит, мы приехали в Арройо, а глава города предложил нам отправиться в гильдию монстробоев, получить оружие, карту и добыть для него сердце Монстра. Кто сумел, тот отправится в Первый пояс. Кто умер — слабаки.
Затем год обучения в Школе и на экзамене нас выпускают не просто в лес, который Воины Ордена почистили от опасностей, а в лес, в который дополнительно выпустили десяток Зверей этапа Воина.
Неудивительно, что сектанты, которые нападали на Вольный Приют, казались едва ли не безумными и презирающими смерть. Да они к этому привыкли.
Глупо. Смертельные экзамены смертельными экзаменами, но разум в таких делах никто не отменял. Сумел бы я победить Скорпионьего Шипастого Мада, если бы просто сломя голову лез в битву с ним? Сомневаюсь. Что-то я ещё упускаю или не вижу.
Вон, тот личный ученик, который стоял возле уродливого старикашки по ту сторону пробоя, вполне опасался смерти, хотя сколько смертельных экзаменов осталось у него за спиной, пока он не добился положения личного ученика старейшины секты?
И впрямь, сколько?
Я повернул голову, прямо спросил:
— А ты проходила эти экзамены?
Фатия фыркнула:
— Конечно! Меня вообще привезли на внешний двор в такой же повозке и с такими же детьми рыбаков и крестьян. Трём из них я сломала носы, за то, что они распускали руки. Дедушка всё детство говорил мне, что падение любой секты начинается с того, что её главы или старейшины начинают жалеть своих детей. Это первый шаг к падению. После этого они могут ещё простоять и три сотни лет, опираясь на свой фундамент, но с каждым годом они будут лишь слабеть, — Фатия сверкнула глазами и ядовито добавила. — Как ваша империя.
Тут мне сказать было нечего. Даже если вспомнить Виликор и Бравура, одна из которых была из Сорока Семей, а вторые хотели ими стать, то разве я видел в Школе детей...