Боже мой, Реми, прости меня! Представляю, как тебе больно. Вот твоя рука. Пожалуйста, возьми ее назад. И туареги, отступившие, чтобы посмотреть на все это, увидели, что Реми больше не нужна рука. Тогда они окружили сержанта, взяли в кольцо из окровавленной стали, синих одежд и свирепых глаз, глядящих из щелей тагельмустов, приготовившись забрать еще одну свою жертву…
Глава 25
Может, прошло десять минут, а может, десять часов. Все это время Поль находился в сером междумирье, приходя в сознание и снова погружаясь в темноту. Все было слишком расплывчатым и почти нереальным. Он не мог дышать. Этому мешала неимоверная тяжесть в груди, а может, никакой тяжести и не было. Шум… крики, кричащие люди! Нет, это игры ветра, а так вокруг тихо. Погоди, он же слышал верблюдов… Нет сейчас никаких верблюдов, но есть кровь, сладковатый запах крови. Его крови? Нет, это был запах пустынного ветра, хороший запах, который ему всегда нравился. Скорее бы прекратился этот грохот в голове, где тысяча барабанщиков ударяла по тысяче барабанов медленно, в унисон, добавляя ему мучений… Нет, это всего лишь шум волн! Они с Муссой резвятся на берегу моря; мальчишки, играющие с неутомимыми волнами. Вода отступает раньше, чем они успевают ее догнать, затем наступает прежде, чем они убегут. Он очень любил море, но сейчас у него не было времени играть с волнами. Он всего-навсего хотел спать, но ему мешал сокол, который кричал, одержав победу над своей добычей, хлопал крыльями и рвал клювом тело маленькой ящерицы.
Потом звон, назойливый, неясный звон в ушах. Он попытался унять этот звон и на мгновение с предельной ясностью увидел все снова: мелькание мечей, расправу и мясников в синих одеждах за работой на человеческой бойне. Пороховой дым ел ему глаза. Рука, боже мой, рука, отсеченная от тела и летящая по воздуху! Потом жуткая тошнота, заставившая его скрючиться. А там все уже мертвы или на последнем издыхании.
И вновь его окутала тьма, потушив весь ужас.
Гораздо позже он снова проснулся от ужасной давящей боли в груди. Мотнув головой, он открыл глаза. Вокруг было светло, но ничего не разобрать. Он попытался понять, что к чему. Согнул и разогнул руки. Они по-прежнему двигались. С усилием, показавшимся ему чрезмерным, он поднес одну руку к лицу и почувствовал другую. Холодную, мертвую.
Осознание мгновенно заставило его проснуться. Он что-то буркнул, приподняв мертвое тело. И тогда вернулась привычная ясность очертаний. Он смотрел в глаза человека, которого застрелил. Они были открыты. Красивые синие, но безжизненные и уже ничего не видящие. Он тупо смотрел в них, едва понимая, как это произошло. Он знал, что это он убил туарега, но больше ничего не помнил.
Голова раскалывалась от боли, в животе ощущались тяжесть и тошнота. Превозмогая себя, Поль столкнул мертвеца на камни. Запыхался, сел, оглядываясь по сторонам. Неподалеку лежал мертвый верблюд, передняя нога которого была переломана в нескольких местах. Рядом лежал массивный обоюдоострый меч и окровавленный кинжал с обтянутой кожей рукояткой в виде креста.
Поль передернул плечами. Судя по сумеречному освещению и холоду, сейчас могло быть и раннее утро, и ранний вечер. Холод пробрал его до костей. Поль вытер лицо рукавом. Во рту был отвратительный привкус. Поль делал глотательные движения, но это не помогало. Язык распух, во рту пересохло, слюна не появлялась. Он оглядел свою фланелевую куртку, которая из серой превратилась в красновато-черную, густо окрасившись кровью. Чужой кровью.
Он встал на нетвердые ноги. Потянулся, подвигал руками, сгибая и разгибая их, чтобы согреться. Он не представлял, где находится, поскольку видел только небо и темные скалы, громоздящиеся вдали. Сколько же времени он провел без сознания? Поль склонился над телом, чтобы забрать накидку мертвого туарега, чья одежда была покрыта запекшейся кровью. Он старался не смотреть на рваную прожженную дыру в ткани. Тело было негнущимся, словно тяжелая деревянная марионетка, и снять накидку оказалось не так-то просто. Пистолет Поля выпал из складок и застучал по каменистой земле, удивив его. Он вновь сел. От напряжения у него закружилась голова.
Посторонний звук заставил его поднять голову. На вершине высокой скалы сидел крупный ворон с лоснящимися перьями, буравя его черными глазами, полными ненависти. Поль мешал его трапезе. Подняв камень, он бросил его в ворона. Тот с сердитым карканьем вспорхнул.
Поль закрыл глаза, попытавшись взять себя в руки и собраться с мыслями. Мысли по-прежнему разбредались, но воспоминания кусками возвращались к нему. Тадженут! Бойня, погоня. Он снова вздрогнул.
Барабанная дробь в голове начала утихать. Ему требовалась вода. Осторожно пробираясь между трупом и тушей верблюда, Поль добрался до имущества туарега. Там он нашел бурдюк из козьей кожи, наполненный водой, торопливо вырвал кожаную пробку, припал к бурдюку и стал жадно пить. Из-за поспешности драгоценная влага стекала по его подбородку и капала на землю. Вода была солоноватой, но после многочасовой жажды ее вкус показался ему прекрасным. Главное, она была холодной. Напившись, Поль прополоскал рот.
К верблюжьей шее плотно крепилась мягкая кожаная сумка. Открыв ее, Поль обнаружил финики, муку, соль, сахар, чай и небольшую медную миску. Сильный голод заставил его тут же отправить горсть фиников в рот. Поль жадно их жевал, выплевывая косточки. За первой горстью последовала вторая и третья. Он ел финики, запивая водой.
Поль понимал, что надо идти дальше. Перекинув две сумки через плечо, он забрал свой пистолет, потом взял меч и кинжал убитого туарега, который вытер о штанину и сунул себе за пояс. Поль уже собирался двинуться в путь, как вдруг остановился, охваченный волной стыда. Стыд заставил его обернуться.
В своей прежней жизни Поль не причинил вреда ни одному человеку, а сейчас он крал еду, воду и накидку у туарега, которого накануне застрелил. Он не знал, какие ощущения должен при этом испытывать, но предполагал, что не печаль и не желание заплакать. Он убил противника и теперь уходит. Дело сделано. Здесь могло бы лежать его тело, и туарег сорвал бы с него одежду и изрубил бы его, уже мертвого, на куски, а потом ушел бы, не испытывая ничего, кроме безразличия. Но он-то не туарег, и стоять здесь с холодным безразличием было неправильно. Смерть возле его ног разрушала легкие оправдания.
Покраснев, Поль опустился на колени и натянул тагельмуст на открытые глаза мертвеца. Потом склонил голову и закрыл свои.
Отче наш, сущий на небесах…
Нет! Этого делать нельзя. Молитва угасла у него на губах, а внутри закипел гнев.
Нечего молиться после Тадженута!
Боже милостивый, что сотворили эти туареги!
Реми! Подполковник и Массон! Деннери! Мертвы, все мертвы! Я не стану молиться за эту двуногую скотину.
Он потянул за край тагельмуста, чтобы открыть убитому лицо. Пусть во́роны увидят лицо зла, прежде чем устроят свой пир.
Поль снял трофейную накидку и швырнул на землю. Он не воспользуется одеждой врага.
Я на войне.
Взяв еду и воду, Поль двинулся в путь. Это все-таки было утро. Из-за дальней вершины в идеально синее безоблачное небо выплывало солнце. Сама гора – гигантский зубчатый монолит – высилась над долиной. Подобно другим горам, она казалась воплощенной фантазией, перекочевавшей из сна. Все горы на плато Ахаггар были странными и забавными, напоминавшими картинки из детской книжки. Природа построила тут замки, шпили и запечатлела профили великанов. Неземные, таинственные горы, которых больше нигде не сыщешь. Здесь обитали драконы и феи.
Здесь обитала смерть.
Теперь он вспомнил. Большая гора – это Серкут. Вчера они проходили в ее тени, и Недотепа… Разум Поля ухватился за мысль о псе. Поль в ужасе огляделся вокруг. Он ведь совсем забыл про своего четвероногого друга, которого оставил в сумке.
– Недотепа! – закричал Поль, не услышав ничего, кроме эха своего голоса, возвращенного окрестными скалами. – Недотепа!
Он сел, и только теперь к нему явились слезы, омывая его волнами горя. Все внутри сжималось от душевной боли. Поль плакал, пока не ощутил телесную боль. Через какое-то время он очнулся от переживаний. Следы высохших слез на щеках стягивали кожу, словно шрамы. Поль смотрел на разгоравшийся день.
Слезы повергли его в смущение. Он понимал, что надо идти дальше, иначе эти дурацкие оплакивания его погубят. Солнце поднялось еще выше. Недавний холод исчез. День будет жарким. Не изнурительно знойным, поскольку сейчас еще февраль… или уже март? Он не мог вспомнить.
Я убью их всех.
Поль оглянулся, начав с громады Серкута. Он медленно обводил взглядом горизонт, задерживаясь на каждой вершине, склоне и откосе, надеясь заметить в их странных очертаниях хоть что-нибудь знакомое. Но нет, все здесь было незнакомым. Его глаза вернулись к Серкуту.
Смотрит ли сейчас Диану на эту гору? Или он тоже мертв?
Нет. Он выжил. Теперь он командир, поскольку подполковник и капитан убиты.
Как поступил бы на моем месте он?
Поль рассеянно поддел ногой камень.
Ты знаешь, как бы он поступил. Стал бы преследовать негодяев.
Безумие! Их вдвое больше, чем нас.
И что с того? Надо расквитаться с ними.
Сейчас не время для мести. Сейчас нужно остаться в живых. Месть потом.
Сражаться и немедленно! Чем еще занимается солдат?
Бежать, вот что надо делать. Бежать на север. Со всех ног.
Диану бы не побежал. А ты?
Нет, черт побери!.. Или да. Сам не знаю. Возможно, туареги атаковали и основной лагерь. Если так, живых там не осталось.
Диану? Он не погиб! Он движется в сторону Уарглы. И ты не стой. Соберись. Шевели ногами.
В какой стороне Уаргла?
Не знаю. Где-то на севере.
Ничего я толком не знаю. Никогда не обращал внимания. Все горы, что вижу, мне незнакомы. Ну почему ты был таким невнимательным?