Он сидел впотьмах, думал о Мелике и напивался до отупения. Ел мало. Перестал бриться и мыться. В нем не было ни радости, ни искры жизни. Ничего не осталось от прежнего наивного и полного энтузиазма офицера, которого приводили в восторг даже незначительные открытия, касавшиеся пустыни. Он не делился с сослуживцами пережитым. Его начали сторониться и отводили глаза, когда он проходил мимо. За его спиной шептались о «пустынной хандре» – этой бездне, погубившей рассудок многих достойных солдат. И не только рассудок.
Поль продолжал упражняться в стрельбе из винтовки. Он регулярно чистил все свое оружие. Из его комнаты каждый день доносились негромкие звуки: удары точильного камня по клинку сабли, шелест ветоши, которой он смазывал стволы и механизмы огнестрельного оружия, а также звук закупориваемой бутылки.
Он думал об отце, начавшем пьянствовать вскоре после того позорного суда. Когда-то и отец запирался у себя в комнате, точил саблю и не желал никого видеть. Отец и сын дошли до печального конца. Поля удивляло, что он прошел этот путь гораздо быстрее, чем отец.
Однажды к нему постучался часовой и сказал, что у ворот гарнизона какая-то женщина спрашивает его.
– Господин лейтенант, она говорит, что знает вас. Еще говорит, что ее зовут Мелика. Кстати, очень хорошенькая для местной…
Часовой едва не сказал «шлюхи», но вовремя прикусил язык. Девка и впрямь была симпатичной, и он завидовал лейтенанту.
Поль глубоко вздохнул и отвернулся.
– Пусть идет откуда пришла, – тихо сказал он.
Через несколько дней Мелика пришла снова.
– Пусть идет откуда пришла, – повторил Поль и затем следил из окна, как она уходит.
В третий раз часовой даже не стал обращаться к Полю. Он позвал Мелику в караульное помещение и расстегнул брюки. Она сердито отвернулась. Тогда солдат схватил ее за руку и предложил деньги, суя монеты ей в ладонь. Мелика влепила ему пощечину и вырвалась.
– Брезгуешь? – с издевкой спросил часовой. – Привыкла офицерам давать?
Затем в гарнизоне появился отец Жан. Поль находился все в том же растрепанном состоянии. От него разило ромом. Но избежать встречи со священником, которого провели прямо к нему, он не мог, а потому потухшими глазами смотрел на отца Жана.
– Я пришел узнать о вашем здоровье, – сказал отец Жан.
По глазам священника чувствовалось, насколько он разочарован увиденным, но вслух не было сказано ни слова.
Поль пожал плечами, вдруг ощутив стыд за свое состояние.
– Вы спасли мне жизнь, – после неловкого молчания произнес он. – Я должен был бы поблагодарить вас за это. Сожалею, что тогда ушел, даже не простившись.
– И я сожалею, сын мой, – ответил священник.
Судя по голосу, отец Жан едва сдерживался. Поль понимал: священник пришел к нему из-за Мелики, которую привык считать своей дочерью. Она была до глубины души потрясена внезапным уходом лейтенанта из миссии. Однако отец Жан позволил себе лишь намек на недовольство.
– Вы могли хотя бы проститься с ней. Она выхаживала вас.
Каждое слово было для Поля, как удар ножом.
– Не мог, – прошептал Поль. – Вы бы не поняли.
– Так помогите мне понять. Я готов вас выслушать.
Теперь глаза священника были полны сострадания. Он чувствовал душевные муки Поля.
– Не могу, святой отец.
– Тогда давайте вместе помолимся. Попросите Господа о том, в чем нуждаетесь. Он вас услышит.
– Я не верю в Бога, святой отец. Я верю только в дьявола. Я видел его. Видел, кто он такой и где живет. Но я никогда не видел Бога. Если Он и существует, то не слышит. Я больше не стану молиться тому, кто глух ко мне. – Отец Жан попытался возразить, но Поль отмахнулся. – Я не хочу спорить с вами. Оставьте меня в покое. Вам своих дел хватает.
– Конечно. Я не имел намерения вторгаться в вашу жизнь. – Отец Жан повернулся, готовый уйти, но возле двери остановился. – Я могу хоть что-то передать ей от вас?
Поль покачал головой, но, когда рука священника коснулась двери, вдруг передумал:
– Да, святой отец, можете. Скажите ей… скажите ей, что Поль де Врис мертв. – Он старался говорить ровно, однако голос все равно дрогнул.
– Я не могу ей солгать.
– Это не ложь, святой отец.
Получив сведения о налетах Тамрита, капитан Ширак вызвал троих офицеров и приказал каждому организовать патрульные отряды для поимки и уничтожения бунтовщика. Капитана одолевали сомнения насчет того, поручать ли это дело офицеру де Врису. Как и губернатор, Ширак был всерьез обеспокоен состоянием Поля. И в то же время он сознавал: де Врис очень нуждался в таком задании, которое встряхнет парня и вернет веру в себя. Лейтенант находился на грани безумия. Если он с такой же безумной страстью устремится в погоню за Тамритом, это пойдет на пользу ему самому и послужит интересам Франции. Ширак не ошибся. Поль встретил приказ с энтузиазмом, какого не проявлял месяцами. Он выбрался из летаргии и позабыл про выпивку. Его отряд был готов к отправке на сутки раньше остальных.
Поль отобрал двадцать человек – треть от предложенного капитаном числа. Он убедил Ширака, что слишком крупный отряд лишь помешает выполнению задачи. Своим заместителем Поль сделал Мессауда бен Шейха, резкого, грубого сержанта-полукровку, напоминавшего ему Эль-Мадани. Мессауд родился в алжирской столице. Его отец был французским моряком, а мать – алжиркой. Он ненавидел шамба, мзабитов[78], туарегов и все прочие племена, чью кровь считал ниже собственной. И хотя он не мог рассчитывать ни на французское гражданство, ни на чин выше сержантского, он был яростным приверженцем всего французского. Мессауда отличала дисциплинированность и беспрекословное следование приказам. Поля вполне устраивал такой заместитель, которому он поручил все, что касалось вооружения и обеспечения личного состава.
На рассвете отряд выехал за ворота гарнизона. У колодца, прячась в тени, их провожала Мелика. Поль проехал всего в нескольких футах от нее. Она его окликнула, но он не услышал. Всадники удалялись, пока не исчезли в предрассветном сумраке.
Тамрит носился по пустыне, словно призрак. Он то появлялся, то исчезал. Передвигался он быстро и по ночам. Его отряд был невелик, однако сеял страх повсюду. Он неожиданно наносил удар, а потом скрывался, чтобы атаковать уже на большом расстоянии от предыдущего места. Никто не знал наверняка, как он выглядит. Говорили, что он прячет лицо за туарегским тагельмустом. Другие утверждали, что лица он не прячет и одевается как торговец-мзабит. Кто-то видел его в лохмотьях нищего. Находились и те, кто видел его в одеяниях Улед-Сиди-Шейх. Кто говорил, что у него карие глаза, кто считал, что синие или серые. Разнобой в описании касался и лица Тамрита. Одни рассказывали о шраме на щеке, другие уверяли, что на его лице нет шрамов, а третьи заявляли, будто он вообще не показывает лица.
Поль тоже не видел лица Тамрита, но знал, за кем охотится. Это имя он слышал в пещере, во время их долгой ночной встречи с Муссой. Он запомнил все имена: Аттиси, Махди и, да, негодяя Тамрита. Тот входил во внутренний совет Ахитагеля – совет вероломства. Тамрит. Он руководил бойней при Тадженуте. Поль это знал. В Айн-Эль-Керме Тамрит издали наблюдал, как отравленная еда косит остатки экспедиции Флаттерса. На Аттиси лежало больше вины, но Аттиси они займутся потом. Пока их главной целью был Тамрит.
Лейтенант де Врис выжимал из своих солдат все, бороздя пустыню и покрывая большие расстояния в погоне за тенями и слухами. Он мало спал и не позволял своим людям долгих привалов. Он выставлял часовых и лично проверял их, делая все, чтобы отряд не подвергся внезапному нападению. Лошади страдали не меньше людей, поскольку не были приспособлены для пустынных переходов. Однако все французские патрульные отряды ездили на лошадях. Он предлагал капитану заменить лошадей верблюдами, но тот отказался.
– Слишком недостойный вид, – сказал капитан. – Вдобавок верблюды слишком медлительны.
Поль так не думал, поскольку именно лошади не годились для длинных переходов, а не верблюды мятежников. Но поначалу он подчинялся приказам капитана.
Поль стремился изучить характерные особенности налетов, чтобы предугадать, в каком месте Тамрит нанесет новый удар. Но у мятежника словно не было никаких особенностей. Если Поль считал, что Тамрит отправится на запад, тот двигался на восток; если думал, что следующем объектом нападения станет одинокая крестьянская усадьба, Тамрит наносил удар по деревне. Предсказуемым оставалось только одно.
Тамрит и его люди убивали без пощады.
Даже самые бывалые из алжирских стрелков отворачивались, встречая следы очередной расправы. Лишь Поль мог смотреть на изуродованные тела и не содрогаться. Ничто из увиденного не могло сравниться с ужасами, которых он насмотрелся, отступая из Тадженута.
– Мы их поймаем, – с абсолютной убежденностью говорил он Мессауду. – И всех убьем.
Погоня длилась месяцами: от Уарглы до Большого Западного Эрга, а на юге – почти до плато Тадемаит. Отряд Поля забирался гораздо дальше остальных отрядов, значительно удаляясь от радиуса, предписанного капитаном Шираком. Но при всем стремлении настичь Тамрита французы всегда опаздывали на несколько дней, а то и недель. Казалось, самой легкостью перемещения мятежник насмехался над ними.
Однажды они чуть не схватили его. Это произошло в небольшом лагере кочевников, которые гнали отару овец для продажи на главном базаре Уарглы. Все говорило о том, что кочевники кормили людей Тамрита и что мятежники провели здесь ночь. К моменту появления французского отряда они покинули лагерь, но свидетельства их присутствия были повсюду.
Мессауд допрашивал старейшину клана. Тот рассказал о случившемся, с беспокойством поглядывая на французских солдат.
– Он говорит: да, они кормили Тамрита, но только под страхом смерти. Еще он говорит, что мятежники вынудили снабдить их продовольствием, – сказал Мессауд.