– Эй, туарег! Ял-ла! Просыпайся! Идем!
Он просыпался медленно, цепляясь за сон, но чей-то сапог жестоко пнул его в бок. Мусса открыл глаза и, моргая, сел. Сейчас ночь или день? Этого он не знал. Он знал, что спал и видел сон.
Разбудил его стражник Атагум.
– Чего надо?
– Идем, я сказал. И поживее!
Монджо, Махмуд и Абдулахи тоже проснулись. Значит, Атагум явился ночью или поздним вечером.
– Фи ’эйх! – простонал Абдулахи. – Что случилось?
– Не твое дело! – рявкнул Атагум.
Мусса встал. От покалеченного пальца на ноге исходили волны боли. Саднила ободранная кожа. Вместе со стражником он покинул хижину и вышел во двор поселения. Рабы сидели кучками у костров, смеясь и негромко переговариваясь. Они едва ли заметили его появление. Атагум толкал его в спину плеткой. На боку стражника висел меч. В другой руке Атагум держал факел. Не в пример другим стражникам, он был рослым и крупным, отличался силой и держал ухо востро. Он никогда не терял бдительности, не оставляя пленным ни малейшей возможности сбежать.
Они вышли из поселения и по длинному проходу двинулись к воротам оазиса. В других поселениях тоже горели костры. В стены через равные промежутки были воткнуты зажженные факелы. По приказу Атагума караульные открыли ворота и провели его и Муссу внутрь. Мусса жадно смотрел по сторонам, выискивая ориентиры, которые однажды могут пригодиться. Его вели по немыслимому лабиринту улочек. Часть из них была крытой, над другими блестели звезды. Улочки походили одна на другую, и он быстро запутался. Да, отсюда без посторонней помощи не выберешься. Наконец они добрались до самой северной касбы, где находилась резиденция Джубар-паши. По широкой лестнице они поднялись на веранду. У дверей стояли сонные стражники, вооруженные мечами. Атагум что-то сказал, и один из них прошел внутрь.
Увитая плющом веранда выходила в большой сад на склоне, полого спускавшемся в сторону оазиса. Мусса услышал журчание воды под деревьями. Это была вода из кяризов, услаждавшая и облегчавшая жизнь тем, кто здесь обитал. Вода, купленная жизнью рабов. Теплый ветерок приносил на веранду запахи оазиса. Закрыв глаза, Мусса глубоко вдыхал ароматы сирени, фиалок, цветков абрикосов и груш. Его ноздри ловили не только запахи цветов и фруктов. Где-то готовилась пища, сдобренная специями. Что именно, он не знал, но проснувшийся желудок заурчал. Откуда-то донесся аромат духов, прекрасный тонкий аромат женщины. Сквозь кроны пальм блестели звезды. Какой прекрасной и удивительной была жизнь за пределами его хижины! Ему нравилось стоять на поверхности земли и вдыхать запахи позднего вечера.
Вернулся стражник.
– Входите.
Атагум толкнул его плеткой, и они вошли. Мусса заморгал. Он попал в приемный зал паши. Освещение здесь было приглушенным. Откуда-то доносилась музыка. Играли на струнном инструменте, но на каком – он не мог определить. В другом конце зала в сумраке угадывались силуэты женщин, облаченных в паранджу. Смеясь и щебеча, женщины покидали зал через другую дверь. Судя по всему, у паши только что закончился прием. На полу стояли подносы с недоеденными угощениями. Пищи на них было больше, чем рабы поселения получали за целую неделю. Мусса жадно пожирал глазами содержимое подносов. За время плена он еще ни разу не ел досыта.
Паша восседал на бархатных подушках и смеялся, слушая человека, сидящего рядом. Этого человека Мусса узнал сразу. Ему вспомнилась их предыдущая встреча, когда тот его избил. Эль-Хусейн. Посол. Рядом с подушками стоял графин с янтарной жидкостью. Бренди, привезенный Эль-Хусейном из Франции, чтобы потрафить своему шурину. На этот вечер оба притушили праведное пламя ислама и наслаждались запретным напитком неверных. Паша и его родственник были слегка пьяны. Поначалу оба не замечали появления Муссы. Мусса стоял, чувствуя, как Атагум дышит ему в затылок. Через какое-то время паша взглянул на пленного и увидел, как он с жадностью смотрит на еду.
– Почему бы не кинуть псу кость с нашего стола? – произнес паша и театрально махнул рукой. – Сегодня вечер щедрости. Время, когда кое-что от изобилия Аллаха перепадет тому, кто сделал это возможным. Ты согласен, Хусейн?
Эль-Хусейн был осторожнее паши. Даже разгоряченный бренди, он предпочитал видеть Муссу в цепях. Он помнил, как туарег ударил его коленом в пах.
– Ничего ему не надо, повелитель, кроме скорого конца. Пусть стоит там, где стоит.
– Чепуха! Разве не написано, что щедрость – это путь милости Аллаха? Пусть поест! Атагум!
– Чего изволите, повелитель?
– Развяжи ему руки, чтобы мог угоститься объедками. Сам встань рядом. Если он вздумает не только есть, убей его!
Атагум развязал пленному руки. Мусса растер онемевшие запястья. Глядя на еду, он шагнул к подносам, но потом остановился, вызвав изумленный взгляд Джубар-паши.
– Ты не голоден? Вас так хорошо кормят в поселении? Надо будет всем вам урезать порции.
– Меня не привлекает пировать у тебя.
Джубар-паша удовлетворенно засмеялся:
– Как меня забавляет дерзость благородного раба! Сколь великолепная порода у этого полукровки! Ты прекрасно носишь одежды высокомерия. Они тебе к лицу!
– Ты распорядился привести меня сюда не для того, чтобы накормить.
Глаза паши сверкали от выпитого бренди и хитроумного плана, близкого к завершению.
– Да, Мусса де Врис. Или назвать тебя графом де Врисом? Ты совершенно прав. Я распорядился привести тебя сюда не для того, чтобы накормить. Тебя сюда привели, чтобы убить.
Мусса оцепенел. Граф де Врис! Никто и никогда его так не называл. Откуда паша узнал? Все это время он считал себя обыкновенным пленником, случайной жертвой засады в пустыне. Каким же он был наивным! Его захватили в плен не просто так. Все оказывалось гораздо сложнее. Мусса почувствовал у себя на плече руку Атагума. Стражник не терял бдительности и подмечал любую мелочь в его поведении.
Паша тоже заметил его инстинктивную реакцию.
– Тебе нечего бояться, граф. Заверяю тебя: все произойдет быстро. Я человек гуманный, даже по отношению к неверным. Особенно к таким! Ты же, получается, дважды неверный. Французский неверный. Поди христианин? – (Мусса не ответил.) – И туарегский неверный. Как жаль, что обе половины при соединении дали пустоту! Был бы правоверным мусульманином, оказался бы в раю, рядом с самим Пророком. Ты ведь творишь такое благородное дело для дома ислама, не ударив палец о палец.
Эль-Хусейн насторожился. Паша был излишне разговорчив. Французский бренди развязал ему язык. Надо его предостеречь.
– Правитель, мне не кажется разумным сообщать ему…
– А какая разница? – отмахнулся паша. – Какие воспоминания могут быть у покойника? Думаешь, он вспомнит, что его предали?
– Ты говоришь загадками, – сказал Мусса.
Паша торжествующе на него посмотрел:
– В этом, туарег, нет ничего загадочного. Да, тебя предали. И не один раз, как простого смертного, а многократно, как предают короля! Какое вероломство, причем от своих же! Признаюсь, мне больно видеть, когда соплеменники так скверно относятся к нему… Соплеменники с двух сторон. Я все время забываю, что имею дело с полукровкой. – Джубар-паша глотнул прямо из графина и вытер рот рукавом. – Человек перед смертью должен знать, как много или мало он значил в жизни. Получается, ты вообще ничего не значил. Тех, кто желает твоей гибели, очень много. А какую громадную сумму они готовы за это заплатить! Естественно, я не согласен с бессмысленным умерщвлением человека. Даже полукровки. Ты мог бы приносить мне пользу, работая на моих кяризах. – У паши мелькнула мысль, заставившая его усмехнуться. – Ты только представь себе иронию! Не далее как днем я приказал высечь устроителя кяризов за то, что он едва не погубил тебя. Это противоречило указаниям, которые были ему даны, и имело бы самые отвратительные последствия.
Мусса с нескрываемым удивлением посмотрел на пашу.
– Да, я знаю о разливе. Я знаю обо всем, что происходит с тобой. Я тщательно следил за тем, чтобы ты, Мусса де Врис, оставался в живых. Но я всего лишь простой житель пустыни. А теперь я должен подчиниться ветрам убеждения.
– Правитель, – вновь прервал пашу нервничающий Эль-Хусейн, – прошу меня простить, но этого достаточно.
Джубар-паша вздохнул и снова припал к графину.
– Да. Пожалуй. – Он указал на еду. – Жаль, что не хочешь поесть. Пища у меня вкусная. Теперь ею будут лакомиться козы. А вороны полакомятся тобой. Время настало. Атагум, свяжи его!
Рослый стражник мигом повиновался, подошел к Муссе со спины и взял его за правую руку.
Мусса действовал не раздумывая. С молниеносной быстротой он повернулся и ударил великана в ухо. Скользящий удар ошеломил Атагума, но особого вреда не причинил. Атагум взмахнул пальмовой плеткой, по-прежнему находившейся у него в руке. Мусса отскочил, но плетка задела ему плечо, и шипы распороли кожу. Он схватился за другой конец плетки и, не обращая внимания на шипы, впившиеся в ладонь, что есть силы дернул. Атагум на какую-то секунду потерял равновесие и опрокинулся, ударившись лицом о подставленное колено Муссы. Что-то зловеще хрустнуло. Атагум взревел и тяжело рухнул на пол. Мусса стремительно повернулся к паше. Разинув рот от неожиданности, Джубар лихорадочно пытался вытащить из поясных ножен кинжал. Эль-Хусейн торопился встать на ноги и дотянуться до своего оружия. Стражники в дальнем конце зала с воплями бросились к Муссе. Дверь у них за спиной открылась, и в зал вбежал еще один стражник. Снаружи доносились крики и шарканье ног. Мусса перепрыгнул через подносы с едой и ударом опрокинул Эль-Хусейна на спину. Паша не был бойцом, его пухлая рука все еще шарила в складках халата, пытаясь нащупать кинжал. Мусса мгновенно оказался у него за спиной и вырвал из руки кинжал, богато украшенной драгоценными камнями. Одной рукой Мусса обхватил шею паши, другой приставил кинжал к его горлу. На все это у Муссы ушли считаные секунды.