Махди поначалу разделял энтузиазм Тамрита. Сам он никого не боялся: ни этого офицера, ни прочих икуфаров, ни арабов с туарегами. Он с радостью и нетерпением ждал битвы. Но Махди ожидал увидеть в Араке многолюдный лагерь, полный ихаггаренских воинов, а не только женщин, детей и рабов. Он знал, что Даия будет ждать его в одном из лагерей. Так они условились после свадьбы. Он обещал навестить ее и ребенка, если тот уже родится. Махди мечтал об этом дне. А теперь получалось, он привез угрозу прямо к ее шатру.
– Вам нужно быстро уезжать отсюда, – сказал Серене Махди. – Без ихаггаренских мужчин вам грозит беда.
Серена покачала головой:
– У Даии начались схватки. Роды ожидаются тяжелыми. Ее нельзя перемещать ни сейчас, ни в ближайшее время.
– Послушай меня! У вас нет выбора! – Махди унял свой пыл, зная, что его тетка не подчиняется приказам; надо ее убедить. – Французами командует офицер, который без колебаний прикажет убить всех в этом лагере. Женщин и даже детей. Опасность грозит всем.
Серена насмешливо фыркнула:
– Ты забыл о моем прошлом? Махди, французы вовсе не демоны. Я хорошо их знаю. Так что, племянник, пощади мои уши и рассказывай свои лживые сказки тем, кто никогда не видел французов.
– Таких, как этот, ты вряд ли знаешь. А я видел его гнев. Он сущий демон. И свинья.
Серена чувствовала: Махди что-то недоговаривает.
– Какие источники питают гнев этого француза? Почему он направляется сюда? Почему хочет расправиться с нами? – И вдруг до нее дошло. – Ага, из-за шейха Флаттерса. Этот человек хочет отомстить тебе за отравление его людей. Отрава за отраву. Так?
Сердитое бурчание Махди подсказывало, что она права.
– Сейчас не время для препирательств. Слушай меня внимательно. Вы должны немедленно уезжать отсюда. Если ты не увезешь Даию, я сам ее увезу.
– В таком случае ее смерть будет на твоей совести. Возможно, и смерть ребенка тоже.
Махди выругался. Сердито оттолкнув Серену, он вошел в шатер.
Он сразу увидел, что Даии очень тяжело. Очередная схватка заставила ее выгнуть спину и оставаться в таком положении, пока все не кончится. Анна держала ее за руку и вытирала пот со лба.
– Пошла прочь! – рявкнул Махди.
Анна сердито посмотрела на него, но тут же ушла.
Махди опустился на колени перед Даией. Его лицо под тагельмустом потеплело. Он взял жену за руку. Его голос был сильным и обнадеживающим:
– Даия, это я. Я с тобой.
– Махди… – слабым голосом произнесла она, пытаясь улыбнуться, но стискивая зубы от боли.
– Мне невыносимо видеть, что ты так страдаешь.
– Все не так уж плохо. Это как оказаться под копытами обезумевших верблюдов, – хотела пошутить она и вскрикнула.
– Анна! – обеспокоенно закричал Махди.
Смертельные раны воинов не так действовали на него, как родовые схватки женщины. Анна мгновенно вернулась и опустилась на колени перед Даией. Махди держал жену за руку, пока рабыня пыталась облегчить ее страдания.
– Господин, с тобой, случайно, нет инада? – спросила Анна.
Инадами называли кузнецов и хирургов, таинственных бродяг, которых туареги обычно презирали, но которые порой оказывались очень полезными. Анне очень пригодилась бы сейчас помощь инада. Она была уверена, что ребенок во чреве матери находился в перевернутом положении.
– Нет, – коротко ответил Махди.
Анна покачала головой, уповая на чудо:
– Тогда ей понадобится много бараки.
– Госпожа Серена! Сюда приближаются какие-то люди! – крикнул Люфти со своего наблюдательного поста на вершине выступа, откуда ему был виден проход в ущелье.
Памятуя слова Махди, Серена отправила раба следить за обстановкой. Она проворно забралась наверх и встала рядом.
– Это французы?
– Нет, госпожа, – присмотревшись, ответил Люфти. – Сомневаюсь. Кто такие, пока сказать не могу, но не солдаты. Племя какое-то незнакомое. Четыре человека. Верблюдов вдвое больше.
Серена тоже всматривалась в приближавшийся небольшой караван. Ехавший первым был в белом одеянии. Его странный тюрбан представлял собой нечто среднее между тагельмустом и марокканским тюрбаном. Позади ехал раб, держа в руках поводья нескольких вьючных верблюдов. Замыкали процессию двое с винтовками. «Наверное, богатый торговец», – подумала Серена. Редкие путники отваживались появляться в туарегском лагере без приглашения, однако этот ехал так, словно не сомневался, что его ждет радушный прием.
Путник остановил своего мехари в двадцати метрах от места, где стояла Серена. Он видел женщину и раба и молча смотрел на них. Люфти теребил рукоятку ножа на своем поясе, чувствуя себя неуверенно и опасаясь, что все это бесполезно. Серена ждала, когда человек в белых одеждах подаст знак о своих дальнейших намерений. Наконец он что-то тихо произнес, и его верблюд опустился на колени. Спешившись, путник направился к ним уверенным шагом. И тогда Серена, не успев его толком рассмотреть, поняла, кто это. Люфти тоже понял. Его походку оба знали столь же хорошо, как и его глаза, твердую, целенаправленную походку, очень напоминавшую отцовскую, но присущую именно ему.
– Хозяин? – осторожно и недоверчиво спросил Люфти.
Нож упал на землю, а раб схватился за амулеты у себя на шее, сжимая их, словно это могло усилить их защитные свойства.
– Ой-ой-ой! Это действительно ты или дженум явился по мою душу? – Наконец Люфти убедился, что перед ним не дух, и стал прыгать, крутиться и орать во весь голос: – Хамдуллила, господин, ты жив!
Мусса подбежал к потрясенной матери и легко поднял ее на руки. Он чувствовал, что она дрожит всем телом, потом услышал радостный крик, вырвавшийся из глубин ее сердца.
Серена зашептала. Фразы на французском – языке его детства – так и полились из нее.
– Est-ce possible?[82] Это… mon Dieu, мой сын! Я думала, ты мертв! Как такое может быть? Как такое возможно?
– Маман, маман, как ты замечательно выглядишь! Que tu es belle![83] Как я по тебе скучал!
Крепко обнимая мать, Мусса кружил ее. Серена обхватила его лицо. Слезы радости смешивались со слезами недоверия. Она ослабела от счастья.
– Идем в шатер, там ты мне расскажешь… нам всем.
Серену вдруг охватило замешательство. В голове все перепуталось, но это состояние длилось недолго. Взяв сына за руку, она решительно повела его через каменистую поляну к шатру, где находились Махди и Даия.
– Махди! – Голос Серены звучал властно и холодно. – Прелюбопытное явление. Человек восстал из мертвых!
Махди оцепенел. Повернувшись, он увидел белые одежды, странный тюрбан, украшенный драгоценным камнем, наполовину скрытое лицо. Поняв, кто перед ним, он вскрикнул. Затем быстро встал. Рука легла на эфес меча.
– Двоюродный брат… – тихим, угрожающим голосом произнес он.
Даия открыла глаза. У Махди был всего один двоюродный брат.
– Мусса?
Мусса не замечал Махди. При виде Даии его глаза наполнились слезами. Он не сразу смог заговорить. Он так много думал о ней, столько мечтал об этом моменте. Наконец он сумел кивнуть, пробормотав:
– Эуалла! Да.
– Как такое возможно? Я думала, ты мертв. Все мы. Махди сказал… Я не пони… – Даия посмотрела на Махди, потом вдруг скрючилась от боли и вскрикнула; Анна склонилась над ней. – Махди… – прошептала Даия. – Твое письмо! Я сохранила его. Ты писал, что Мусса мертв и…
– И что ты это видел собственными глазами, – закончила за нее Серена. – И пытался ему помочь. Все это время из-за твоего письма мы считали моего сына мертвым. – Голос Серены звенел от душевной боли. – Махди, не могу поверить в такую жестокость. Даже от тебя.
Махди молчал. Его рука то стискивала, то отпускала эфес меча. Такого поворота событий он не боялся, поскольку сбежать из Тимимуна не удавалось никому. Никому! Его душила ярость. Ему хотелось собственными руками задушить Тамрита и этого идиота Джубар-пашу. Он ругал себя, что позволил мыслям о выкупе заглушить голос интуиции. Ему надо было еще давным-давно убить Муссу. И теперь он стоял, запутавшись в обмане, перед женщиной, ради которой все это затевалось. Его голова гудела от злости.
– Я ошибся! Я не знал. Я думал, что убитый – это ты…
– В письме ты писал… ты… похоронил… его… сам!
Каждое слово давалось ей с трудом, но Даия выталкивала их из себя. От ее тона все внутри Махди сжималось. Он сознавал: этого уже не исправить.
– Он так и написал?
Качая головой, Мусса смотрел на двоюродного брата, а головоломка, до сих пор мучившая его, становилась все понятнее. После сбивчивого рассказа Джубар-паши оставалось много неясного, много неувязок, которые он не мог объяснить. Вплоть до этого момента. Теперь, когда степень предательства Махди становилась очевидной, Мусса ощущал не столько гнев, сколько печаль. Значит, месяцами рабского труда на кяризах он был обязан своему двоюродному брату.
– Как один человек может люто ненавидеть другого? Чем я тебе так досадил, чтобы заслужить предательство с твоей стороны? – Махди попытался возражать, но Мусса его оборвал: – Пора прекратить это гнусное вранье! Всего две недели назад у меня был долгий разговор с Джубар-пашой. Он рассказал мне жуткую историю. Это история про Тамрита и выкуп за меня. Я подумал, что Джубар-паша помешался. Сам Тамрит никогда бы не узнал многих подробностей. Теперь я это понимаю. Паша ничего не знал о тебе. Попросту не знал.
– Выкуп? Тамрит? Как это понимать?! – воскликнула Серена.
Услышанное привело ее в еще большее замешательство. Серену всерьез тревожило смертельно опасное напряжение, нараставшее между двоюродными братьями.
Времени на ответ не было. Даия снова закричала: от душевной или телесной боли – этого никто не знал. Крик жены подстегнул Махди. Он прыгнул на Муссу, сбив с ног. Они выкатились наружу, зацепив шест, удерживавший один из углов шатра. Шатер частично обрушился. Анна склонилась над Даией, своим телом закрывая от падающего шеста. Преодолевая шок, боль и страх, Даия крикнула: