Теперь требовалось распространить власть союза на провинции Южной Германии. Эту цель Бисмарк намеревался достичь, втянув их в войну против общего врага – Франции. Такая возможность представилась, когда кучка испанских генералов свергла испанскую королеву Изабеллу. Бисмарк сговорился с генералами, заручившись их согласием на предложение испанского трона принцу Леопольду, племяннику прусского короля Вильгельма. Франция уже соседствовала с пруссаками на северо-востоке. Если Леопольд согласится, их соседство появится и на ее юго-западных границах, а германское влияние распространится на Европу.
Бисмарк знал: такой маневр приведет к одному из двух вероятных исходов. В первом случае Луи-Наполеон проглотит новое унижение, и позиции Франции на европейской арене еще более ослабнут. Во втором – Франция откажется поддаться на провокацию и объявит войну. Бисмарк делал ставку на второй вариант.
– Французское самолюбие ни за что не потерпит bratwurst[16] на двух своих границах, – заверял он генералов. – Они надуют щеки, выхватят мечи и вновь проверят ваши армии на прочность.
– Французская армия крупнее нашей, – напомнил ему фон Мольтке. – Они не падут столь легко, как австрийцы.
Услышав это, министр-президент пренебрежительно рассмеялся. Когда-то и он разделял господствующее мнение о Наполеоне III как о человеке, вызывающем страх и уважение. Теперь Бисмарк был иного мнения. Он видел, сколь нерешителен французский император в международных делах, как отчаянно спотыкается в принятии решений. Французский двор погряз в коррупции. Повсюду ходили слухи о болезни Луи-Наполеона и его склонности к легкомысленным развлечениям. Это был человек, предпочитавший плыть в потоке событий, а не творить их, как его дядя Бонапарт. Слабак, возглавляющий разваливающуюся империю.
– Я заглянул французскому императору в глаза, – продолжал Бисмарк. – Они пусты. Он сфинкс без загадки. Его страна не лучше. Издали Франция завораживает, а вблизи обнаруживаешь мишуру. Когда французы поймут, что мы задели их драгоценное самолюбие, то поступят так, как поступали всегда. Они будут воевать. Только сейчас они явятся на войну в доспехах чести и с мечом гордости, забыв про более существенное оружие. А мы поднимем против них всю Германию.
Генералов Бисмарка не требовалось долго убеждать в их превосходстве. Они были уверены в силе своих войск. Уже четыре года, с самой битвы при Садове, они перевооружали армию, готовились, планировали. Как всегда, генералам хотелось больше времени на то, другое, десятое. Но когда оказывалось, что времени нет, они были готовы действовать.
И на тебе! Ход событий и правитель страны угрожали грандиозным планам прусских генералов. Французы и в самом деле надували щеки и потрясали мечами. Французы негодовали. Им нанесли оскорбление. Их военный министр угрожал войной.
Прусский король Вильгельм не разделял энтузиазма Бисмарка относительно войны с французами; во всяком случае, не по этому поводу. Сам принц Леопольд прохладно относился к воцарению на испанском престоле, и ситуация была весьма неопределенной.
– Все кончено, – повторил Бисмарк, и в его голосе ощущалась тяжкая покорность судьбе. – Король пошел на попятную. Леопольд отказался от притязаний на трон.
– Я думал, вы заручились поддержкой его отца, – сказал фон Роон.
– Так оно и было. Я убедил отца принца, воззвав к его чувству долга пруссака. А отец убедил Леопольда. Казалось бы, цель достигнута. Леопольд попросил короля Вильгельма позволить ему занять испанский трон и получил разрешение. Но затем Вильгельм передумал. – Бисмарк сердито тряхнул головой. – Gott im Himmel![17] Вильгельм бесхребетен. Его одолевает страх перед французами. У него не хватает смелости шагнуть в неведомое. Если король и дальше пойдет французам на уступки, мне не останется ничего иного, как подать в отставку.
В этот момент массивная дубовая филенчатая дверь открылась. Вошел адъютант. Приблизившись к столу, он отсалютовал:
– Герр министр, срочная телеграмма, – и протянул Бисмарку поднос с конвертом.
– Это от короля, – вскрыв конверт, сказал Бисмарк. – Передано через Министерство иностранных дел. – Прусский король сейчас находился на водах в Эмсе; Бисмарк молча прочел несколько фраз. – Как явствует, у него сегодня была встреча с французским послом. – Бисмарк стал читать дальше, удивленно качая головой. – Mein Gott[18], до чего же они наглы! Им явно мало того, что король отказывается от поддержки Леопольда. Им от Вильгельма требуются гарантии, что Леопольд никогда более не заикнется об испанском троне. И еще они потребовали от Вильгельма извинений.
– Извинений? – недоверчиво переспросил фон Роон. – За что это он должен извиняться? Наш король безропотно выполнил требования французов!
Бисмарк продолжал читать, не обращая внимания на слова фон Роона.
– Его величество отверг их требования и решил впредь не принимать французского посла. Он хочет знать мое мнение насчет того, нужно ли публиковать в газетах последние требования французов и его отказ.
Бисмарк передал телеграмму генералам, а сам задумался.
– Даже для французов это неслыханная наглость! – возмутился фон Мольтке. – Ваше превосходительство, все это должно быть немедленно напечатано в газетах. Пусть наш народ узнает, насколько отвратительны их требования.
– Это ничего не даст, – сказал фон Роон. – Теперь это всего лишь позерство. Шанс упущен.
Однако на лице Бисмарка появилась улыбка, в глазах вновь вспыхнул огонь.
– Господа, эта телеграмма не должна попасть в газеты.
– Думаю, вы не правы, ваше… – начал было фон Мольтке, но Бисмарк взмахом руки прервал его:
– Я сказал, эта телеграмма не должна попасть в газеты.
Встав, Бисмарк прошел к письменному столу у стены и взял авторучку. Затем он вернулся за обеденный стол, отодвинул тарелки, положил на освободившееся место телеграмму и начал внимательно править ее текст. Какое-то время в комнате слышалось лишь поскрипывание его пера. Бисмарк вычеркивал одни слова и добавлял другие. Закончив, он выпрямился и с бесстрастным выражением лица протянул генералам исправленную телеграмму:
– Господа, а вот об этом должен узнать весь мир.
Фон Роон и фон Мольтке вчитывались в измененный текст, и до них медленно доходил смысл его изменений, а когда они поняли, то их глаза сияли от восторга. Бисмарк был виртуоз. Простой отказ короля встречаться с послом он превратил в открытое оскорбление в адрес французов. Такое они вряд ли стерпят. Оба с восхищением смотрели на Бисмарка. Один он и осмелился.
У остальных кишка была тонка.
– Блестяще! – только и мог произнести фон Мольтке.
– Красная тряпка для галльского быка, – скромно улыбнувшись, согласился Бисмарк, наполнил рюмки шнапсом и поднял свою. – За объединенную Германию! – провозгласил он тост. – Господа, мы все-таки получим нашу войну.
Генерал Бернар Делакруа вышел во внутренний двор Тюильри, резиденции Наполеона III, и сел в свою карету. Генерал состоял в элитной Императорской гвардии. Это был крупный мужчина с круглым лицом, красным от избытка свободного времени днем и ночных излишеств.
– В шато де Врис, – приказал он кучеру, а сам откинулся на спинку мягкого сиденья, приготовившись насладиться поездкой.
Был чудесный летний вечер. В темно-синем небе ни облачка. От заходящего солнца по двору ползли тени, становясь все длиннее.
Генерал предельно устал. Неделями он почти не отлучался из Тюильри. Сегодня он позволит себе немного отдохнуть от этого сумасшедшего темпа, отправившись в гости. Возвращаясь из России, граф Анри де Врис проезжал через Берлин. Генералу хотелось узнать его мнение о степени готовности пруссаков. Однако была и другая, куда более возбуждающая причина его поездки в шато: Элизабет, соблазнительная Элизабет, жена полковника Жюля де Вриса, младшего брата графа. Элизабет, прекрасная блондинка, полная желания. Элизабет, неистовая, амбициозная и откровенная в своих желаниях. Генерал ерзал на сиденье и чувствовал, как начинает возбуждаться от одной только мысли о ней. Он улыбался ее настойчивости. Если бы его офицеры обладали таким же честолюбием, как она! Из-за стремительно ухудшающихся отношений с Пруссией генерал отклонял все приглашения на светские вечера и приемы, но Элизабет потратила немало усилий, чтобы добиться его согласия посетить сегодняшнее торжество. Сначала она прислала записку, а затем и сама заехала в Тюильри. Размахивая зонтиком, словно мечом, и превратив свою решимость в невидимую дубину, она запугала адъютанта, и тот от имени генерала принял ее приглашение. Генерал ничуть не возражал. Он был готов к встрече с Элизабет, и не только к встрече. Сегодня он овладеет ею. Сегодня, в доме графа, вблизи от ее мужа. Эта мысль вызвала у него улыбку и приятную дрожь в чреслах.
За воротами дворца его карета повернула на восток. Путь к шато де Врис пролегал через лучшие районы Парижа: Пале-Рояль и сад Тюильри, где духовой оркестр его родной Императорской гвардии развлекал мужчин и женщин, которые наслаждались свежим воздухом, прогуливаясь по дорожкам среди цветов, деревьев и фонтанов.
Генерал проехал под раскидистыми каштанами, росшими вдоль улицы Риволи, и оказался на площади Согласия. Там его карета влилась в неиссякаемый поток экипажей, катящихся по улицам. То был своеобразный парад стремительности и великолепия. Кучера хлестали холеных чистокровных английских лошадей, везя элиту общества к местам дружеских и деловых встреч и обратно. Бесконечная процессия цилиндров, роскошных платьев, плащей, драгоценностей, направлявшихся на нескончаемые светские приемы, балы-маскарады, обеды, оперы, оперетты и спектакли. Все громадные финансовые, интеллектуальные и культурные ресурсы направлялись на предотвращение самого ужасного французского недуга – скуки. Повсюду рефреном звучали слова из популярного музыкального ревю «Париж в игре»: «Без блеска, роскоши и наслаждений была бы наша жизнь нелепа и пуста».