Мусса сердито покачал головой и повернулся, чтобы отползти к спуску. Поль схватил его за рукав и почти впритык притянул к себе:
– Если сам не сделаешь, тогда я!
– Чего не сделаю? Merde, это же рогатка, а не пистолет!
– Нужно подбить хотя бы одного из них!
– Ты спятил!
– А ты трус.
Это слово ударило Муссу наотмашь. Он не понимал, какой бес вселился в его двоюродного брата. Лицо Поля сделалось красным, глаза смотрели с предельной серьезностью. Никогда еще Поль не называл его трусом. Мусса был и выше его, и смелее, всегда выступал заводилой. Обычно Муссу не требовалось убеждать, хотя сейчас он считал более благоразумным забрать Фрица и уйти, тогда как Поль собирался атаковать пехотинцев Бисмарка. Мусса не хотел признаваться в своих ощущениях, появившихся, когда он смотрел через дырку в стене. Увидев прусских солдат вблизи, он испытал смертельный страх, но ни за что не позволит Полю думать, будто он, Мусса, струсил.
– Я не трус, и ты это знаешь, – прошипел он.
– Тогда сделай!
– Чего ты от меня хочешь?
– Выстрели одному из них в глаз, – шепотом ответил Поль.
– Выстрелить одному из них в глаз и только?
– Да. – Поль энергично закивал. – Этого хватит. Тогда пруссак уберется восвояси.
Мусса досадливо огляделся по сторонам. Давать рогатку Полю нельзя. Оба знали: Поль – стрелок никудышный. Провалит свою же затею, а потом пруссаки их схватят. Мусса снова посмотрел на стену. Она способна надолго их защитить, даже если пруссаки решат устроить погоню. Для этого врагам придется сделать пролом в стене, а они с Полем будут уже далеко. И тем не менее даже Муссе затея казалась безумной. Но выбор у него невелик. Поль был настроен решительно; более того, дело теперь касалось чести Муссы. Наконец Мусса уступил:
– Ладно. Только один выстрел. Если я промахнусь, мы все равно отсюда смываемся.
– Хорошо, – согласился Поль. – Только не промахивайся.
Они вновь подползли к стене. Их колени чертили борозды в толстом слое пыли, покрывавшей пол каменоломни. Мусса выудил из кармана рогатку и достал из мешочка несколько камней. Для выстрела он выбрал розовый кварц с зазубренными краями. «Этот точно оставит пруссака без глаза», – подумал он. Мусса вложил камень в кожеток и стал двигать пальцами. Для успешного выстрела требовалось, чтобы пальцы сжимали бо́льшую часть камня. Мусса проделывал это тысячу раз ощупью, однако сейчас осмотрел кожеток, чтобы быть абсолютно уверенным. Довольный положением камня, он встал и уперся локтями в стену. В дыру он видел головы двух солдат. Мусса сместился влево, выискивая дырку пошире. Он был благодарен сильным порывам осеннего ветра, дующего снаружи. Ветер раскачивал и гнул ветки окрестных деревьев. Отлично. Такой шум поглотит все звуки его стрельбы.
Целью он выбрал солдата с мальчишеским лицом. От волнения Мусса покраснел. Сейчас он выстрелит по врагу. Мусса медленно оттянул кожеток, пока тот не оказался возле его уха. Так далеко он еще не оттягивал его, ибо это грозило обрывом резины. Мусса прищурился и передвинул рогатку, чтобы лицо солдата оказалось между рогульками. Он тщательно оценил расстояние до цели, немного приподнял руку, затем немного опустил, пока не убедился, что позиция выбрана правильно и глаз противника находится на одном уровне с его собственными. Пруссак сидел на камне, привалившись спиной к стене. Его профиль был виден Муссе целиком. В одной руке солдат держал большую ложку и отстраненно смотрел на котелок, витая в своих мыслях. Наконец Мусса подготовился.
Он сглотнул, задержал дыхание и отпустил кожеток рогатки.
Камень пролетел сквозь дыру в стене и нашел цель, ударив солдата в скулу чуть ниже правого глаза. Ошеломленный пруссак поднес руку к лицу и вскочил на ноги. Ложка выпала из пальцев и застучала по камням.
– Gott im Himmel! – в ярости взревел пруссак, у которого из раны на скуле хлынула кровь. – В меня стреляли!
Обернувшись, он на нетвердых ногах побрел к выходу из пещеры. Его сослуживцы повскакали с мест, хватая оружие и шлемы. Увидев окровавленную щеку пруссака, Мусса с Полем пригнули головы и на четвереньках поползли к пандусу. Перемахнув через край, они помчались под защиту темных глубин каменоломни и были таковы.
А у входа в пещеру раненый солдат приплясывал и выл от боли. Кожа на щеке висела лоскутом. Остальные пруссаки недоуменно озирались вокруг. Никаких выстрелов, никаких звуков атаки. Камешка никто из них не видел. Солдаты не слышали, как тот упал вниз, затерявшись среди десятков похожих. Все смотрели на вход в пещеру, хотя камень прилетел с противоположной стороны. Никто толком не понимал, что́ они ищут. Склон холма был пуст. Тогда пруссаки задрали головы – не прилетело ли это с потолка. И там ничего. Оставалось лишь таращить глаза и пожимать плечами. Один солдат обошел пещеру по периметру и остановился у стены, сложенной из камней. Забравшись на тот, что покрупнее, он прильнул к дырке. Однако свет шел у солдата из-за спины, и потому он не смог что-либо разглядеть в пустоте по другую сторону.
«Nichts», – подумал пруссак. Ничего там нет. Он соскочил с камня.
Старик осмотрел рану на щеке молодого солдата.
– Это не пулевое ранение, – сказал он. – Хватит скулить! Твой глаз не пострадал. Наверное, сам себе заехал ручкой ложки.
Парень вновь застонал. Остальные посмеялись и, успокоившись, вновь расселись вокруг костра.
Мусса и Поль ничего этого не слышали. Они улепетывали так, словно вся прусская армия наступала им на пятки, и чуть ли не кувырком неслись вниз по крутой лестнице, ударяясь, царапая руки и отчаянно желая поскорее оказаться в коридоре, который приведет их в безопасное подземелье под собором Сен-Поль. Они цеплялись за веревки, обдирая в этом безумном спуске локти и коленки. Попутно прислушивались, ожидая услышать шаги, крики, выстрелы из винтовок и пушек, однако не слышали ничего, кроме собственных звуков. У самого низа лестницы Поль споткнулся и с криком упал на живот. Загремело стекло фонаря. Ребята обмерли от ужаса: теперь их наверняка услышат. Поль встал и потянулся к фонарю. К счастью, тот не пострадал. Мусса зажал Фрица под мышкой, словно мяч, и мальчишки помчались со скоростью, диктуемой их неярким источником света. Этот темп они выдерживали двадцать минут подряд, не сбавляя шага. Естественно, ни о каком бесшумном передвижении не могло быть и речи. Но никто за ними не гнался. С каждой минутой они все сильнее в этом убеждались, и страх начал сменяться ликованием. Теперь их точно не поймают.
– Ты его видел? Видел? – спросил Мусса, когда они остановились, чтобы перевести дух.
Они тихо засмеялись. Грудь каждого тяжело вздымалась от быстрого бега, худенькие тела дрожали от страха вперемешку с радостью. Оба забыли про обвинение в трусости и напряжение, охватившее их в пещере. Все растаяло, кроме воспоминания о кусочке розового кварца, вылетевшего из дырки и попавшего в цель. Им не почудилось. Они ранили врага. Они видели его кровь.
– Ты в него попал! Прямо в глаз! – восторженно вопил Поль.
Его переполняла гордость. Никогда еще он не был так счастлив. Он сознавал, что совершил смелый поступок, точнее, заставил Муссу, но результат от этого не менялся. Ведь именно так и поступали офицеры: разрабатывали стратегию, а потом приказывали солдатам осуществить их замысел. При этом основная часть заслуг доставалась им. Поль был готов поделиться заслугами, поскольку знал: часть заслуг законно принадлежит ему. Почти всю жизнь он чего-то боялся, причем зачастую каких-то пустяков, и отчаянно хотел совершать смелые поступки, которые с такой легкостью совершал Мусса, но в последний момент всегда отступал или же делал, а сам ежился от страха. Однако сегодня все прошло по-другому, и Поль это знал. Сегодня было как в раннем детстве, когда на них напал кабан и они не успели испугаться. Поль чувствовал себя сильным, дерзким и совершенно неуязвимым.
Некоторое время они еще прислушивались, а когда полностью убедились, что никто за ними не гонится, расслабились и неторопливо зашагали по коридору. Поль и Мусса по очереди рассказывали Фрицу о своем сражении с пруссаками. Поль с уверенностью заявлял, что глаз у солдата выскочил и покатился по полу, словно металлический шарик. Мусса добавил: этот солдат, наверное, скоро умрет от полученной раны, если уже не умер. Фриц внимательно слушал, понимающе улыбался и не спорил с утверждениями ребят.
Потом заговорили о том, стоит ли кому-нибудь рассказывать о нападении на пруссака. Мальчишечья интуиция подсказывала: никто из взрослых не разделит их энтузиазма. Пожалуй, Гаскон поймет и даже втайне одобрит их поступок, поздравив с успехом, а потом схватится за палку. Посовещавшись, оба решили, что события этого дня будет благоразумнее добавить к длинному списку их секретов.
Вернувшись в подземные охотничьи угодья под собором, ребята с радостью увидели, что их затея с ловлей крыс удалась. Шум, поднятый пленницами, они услышали еще на подходе. Крысы неистово царапали когтями стенки жестяных ловушек. Тусклый свет фонаря осветил ловушки, переполненные грызунами. Десятки глаз взирали на мальчишек со злобой и страхом. Осторожно, чтобы длинные и острые зубы не впились им в пальцы, ребята стали вытаскивать крыс за хвосты и кидать в мешки. Полностью набив грызунами оба мешка, Поль и Мусса взвалили добычу на плечи и поднялись наверх. Мешки оказались тяжелыми; ребята едва их волокли.
По дороге Мусса заглянул в кладовку и достал тряпку, в которую завернул Фрица, после чего они вышли наружу. Близился вечер. На улице сильно похолодало. Курток у мальчишек не было. Они шли, ежась от холода. Крысы в мешках затеяли отчаянную возню, пищали и пихались. Все это, а также крысиные зубы и когти, иногда продиравшиеся сквозь рогожу, вынуждали идти медленнее. Прохожие с изумлением и отвращением смотрели на двух сорванцов. До площади у Отель-де-Виля Мусса и Поль добрались уже в сумерках, когда торговец собирался уходить. Он не сразу их узнал – после странствий по подземельям и охоты оба были перепачканы в крови, а одежда покрылась дырками.