Я постоянно думаю обо всех вас. Я скучаю по тебе, дяде Анри и тете Серене. Все, кто был мне дорог, неожиданно и слишком быстро покинули меня. Сначала отец, потом вы втроем. С тех пор мне бывает очень одиноко. Мать считает, что все вы мертвы. Я ничего не знаю о судьбе отца. Может, он и умер после того, как ушел от нас, однако в ваши смерти я не верю. Я бы не стал писать письма мертвому двоюродному брату. Меня удивляет, что ты ни разу не написал мне ответного письма, но я уверен: на то есть веская причина. Я, со своей стороны, буду писать тебе и дальше.
Твой двоюродный брат Поль
Он сложил письмо и поместил в конверт, на котором, как всегда, написал адрес:
Месье Муссе Мишелю Келла де Врису,
Лагерь туарегов,
Пустыня Сахара,
Африка
Письмо он отдал домоправительнице, попросив отправить, а та, имевшая четкие инструкции насчет подобных писем, отнесла послание Поля его матери.
Глава 18
Шамба налетели глубокой ночью, когда луна на небе висела низко, а лагерь туарегов находился в самом уязвимом состоянии. Один за другим шамба бесшумно появлялись из-за скал, останавливались, всматриваясь и вслушиваясь, и двигались дальше. Они видели неясные очертания шатров на пологом холме, защищенных с одной стороны высокими скалами. Глубокие тени между шатрами указывали на проходы, ведущие к колодцам и скудным пастбищам за пределами лагеря. Перед одним шатром еще дотлевали угли костра, на котором готовили ужин. Налетчики предпочли бы безлунную ночь, когда вокруг хоть глаза выколи, но не они выбирали время для нападения. За них это сделали туареги кель-аджер, затеявшие войну с ахаггарскими.
Незваные гости явились из Уарглы, северного оазиса, где проживали шамба. Их главарь Абдул бен Хенна был младшим братом хозяина каравана, водившего торговцев из Ин-Салаха в Гадамес. У Абдула были свои счеты с туарегами, жившими на этом караванном пути. Началось это в тот год, когда брат заболел и передал управление караваном ему. Каждый караван составлялся из независимых торговцев, перевозивших золото или рабов, страусиные перья или соль. Торговцы вверяли себя и свои товары хозяину каравана, который знал маршрут, мог в случае необходимости одолжить им верблюдов, умел находить в пути колодцы и пастбища, помогал преодолевать сопутствующие опасности и умел договариваться о безопасном прохождении каравана с властителями здешних краев – туарегами. Будучи молодым и самоуверенным, Абдул охотно возложил на себя эту большую ответственность.
Став хозяином каравана, Абдул бен Хенна настолько ошалел от размеров платы, собираемой с торговцев от имени брата, что решил оставить треть денег себе. Почти целый день он раздумывал о краже, после чего решил присвоить половину. Вторую половину он быстро отправил брату, чтобы не поддаться искушению. С этим он легко справился еще до отхода каравана. Когда настало время расплачиваться с проклятыми туарегами, как того требовал неписаный закон, он допустил сразу две ошибки.
Он заплатил слишком много и… совсем не тем туарегам.
Караван прошел половину пути, когда Абдулу встретились настоящие хозяева дороги и потребовали денег. Возмущенный двуличием туарегов, он поначалу отказался. Проявив упрямство, он приказал каравану двигаться дальше и не пожелал слушать возражения торговцев, которые знали, что еще никто не отказывался платить туарегским дьяволам за право прохода.
В ту же ночь неведомо кто убил младшего брата Абдула бен Хенны, а из каравана исчезло пять верблюдов. Утром туареги вернулись: всего двое высоких надменных мерзавцев. Преградив путь каравану, они заявили, что из-за разбойников, бесчинствующих в здешних местах, плата за безопасный проход выросла вдвое. И вновь Абдул оказался глух к мольбам торговцев, убеждавших его заплатить. Он велел туарегам убираться прочь, а в случае отказа угрожал убить. Караван продолжил путь.
На следующую ночь кто-то убил еще одного человека и похитил четырех верблюдов. Торговцы начали роптать, однако Абдул утверждал, что справится с ситуацией. Когда караван остановился на ночлег, самоуверенный хозяин каравана удвоил число караульных по периметру лагеря и приказал жечь костры, куда подбрасывали хворост и верблюжий навоз. Абдул лично обходил лагерь вдоль и поперек, всматриваясь в темноту. Но около часу ночи его сморил сон, а около двух убили одного торговца и перерезали горло верблюду Абдула. Никто не услышал ни малейшего шороха.
До Гадамеса оставалось еще двадцать суток пути. Торговцы вдоволь насмотрелись на самоуправство чванливого молодого хозяина каравана. Они сказали Абдулу, что следующей жертвой туарегов станет он. Абдул пошел на попятную, однако этим его унижение не кончилось. Денег, украденных у старшего брата, оказалось недостаточно для оплаты. Пришлось опуститься до того, чтобы занимать у торговцев недостающую сумму. Брату понадобился год, чтобы восполнить потерю верблюдов и денег. Абдула он выгнал из своего дома.
Абдул бен Хенна терпеливо ждал возможности отомстить туарегам. И такая возможность появилась вместе со слухами о возобновлении войны между ихаггаренами и кель-аджер. Опытных хозяев караванов эта новость сильно огорчила. Любая война среди туарегов нарушала отлаженный ритм движения караванов. Зато Абдул ликовал. Для него любая война проклятого туарегского дьявола с туарегским демоном была хорошей. Хвала Аллаху, если эти твари истребят друг друга! Но главное, война «синих людей» между собой сулила богатство. Тут и неохраняемые лагеря пограбить можно, и верблюдов украсть.
Не теряя времени, он собрал для набега шайку, куда вошли его сыновья Каддер и Баба и двое братьев – Башага и Хаммад. Никому из них он не доверял, но все они не раз ходили с караванами, умели быстро перемещаться и знали пустыню не хуже Абдула, а самое важное – разделяли его ненависть к туарегам. Вражда между шамба и туарегами терялась в глубине времен, переходя из поколения в поколение: от отца к сыну и от дяди к племяннику. Туареги убивали шамба, шамба убивали туарегов. Эта вражда не имела ни начала, ни конца, оставляя вдов и сирот и орошая пески горячей злой кровью.
Из одного каравана шайка похитила быстроногих верблюдов и запасы еды, после чего устремилась по пустыне на юг. Перед каждым набегом требовалось исполнить установившиеся обряды, что Абдул делал неукоснительно. Перво-наперво это касалось раздачи пожертвований нуждающимся. Поскольку они находились в пути, все приношения отдавались главарю, а тот уже после набега раздавал полученное, как сочтет нужным. Чтобы получить пожертвования, Абдул поклялся именем отца и деда. Сыновья и братья знали, что деньги он прикарманит, а потому ограничились скромными суммами. Далее приносилась торжественная клятва отдать пятую часть добычи Аллаху. На самом деле эта часть могла уменьшиться до десятой или до обещания воздать со следующего набега. Здесь все целиком строилось на отношениях между человеком и его Богом. И наконец, все молились о ниспослании успеха, прося Аллаха быть настолько же безжалостным к их врагам, насколько он милосерден к правоверным. Молитву читал сам Абдул бен Хенна, и его сильный голос разносился над пустыней:
– О господин Абд аль-Кадир[58], помоги нам наполнить страхом сердца неверных и низринуть их в ад, где Аллах отделит грешников от праведников!
К такой молитве Аллах, скорее всего, прислушается, ибо среди верующих «синие люди» единодушно считались отвергнувшими Бога.
На подступах к плато Ахаггар шайка Абдула стала передвигаться только по ночам, а днем пряталась среди скал, тщательно заметая следы своего присутствия. Они прекратили готовить пищу на кострах, отказались от чая и не ели ничего, кроме фиников. Они не производили шума и ни на мгновение не теряли бдительности. Рассчитывая, что большинство туарегских мужчин отправилось на войну, шамба тем не менее проявляли осторожность. Пусть Аллах и сопровождал их, беспечность при въезде в пределы крепости – а Ахаггар был не чем иным, как крепостью, – могла стоить жизни. Здешние скалы и долины таили тысячи опасностей. Их присутствие могла выдать любая сопливая девчонка-пастушка, любая собака.
Туарегский лагерь они нашли там, где и ожидали, – близ Тадента, где хорошие пастбища и прохладный воздух. Сбылась и другая их надежда: мужчин в лагере было раз-два и обчелся.
– Только один синий дьявол! – возбужденно прошептал Абдул, увидев идущего по лагерю Муссу. – Остальные – это рабы, женщины и дети.
Он смотрел на безмятежный лагерь, а в висках стучала ненависть. Ему не терпелось убить всех. Да, и детей тоже, поскольку мертвый мальчишка уже не вырастет и не наденет тагельмуст. Абдул мысленно приказал себе собраться и сосредоточиться на непосредственной задаче. Этот туарег непременно погибнет, но целью Абдула было прославиться богатой добычей, а не расправами. Он явился сюда, чтобы завладеть верблюдами. Если в результате налета погибнут дети, мактуб – так предначертано Аллахом, и это благое дело, даже если они и не ставили такой цели.
Абдул приказал своему брату Башаге обследовать ущелья за пределами лагеря, где могут находиться верблюды. Башага вернулся после наступления темноты, запыхавшись от бега.
– Хамдуллила! – выдохнул он, указывая на верхнее ущелье. – Там близ колодцев более сорока верблюдов! И никакой охраны. Даже пастухов нет.
Абдул бен Хенна благословлял свою несказанную удачу. Сорок верблюдов! Сколь же щедр Аллах! Разве это не знак Его милости? Туареги не скоро оправятся после сегодняшнего отмщения Абдула бен Хенны. Он вновь станет хозяином каравана и повезет товары на спинах туарегских верблюдов!
Абдул отдал распоряжения:
– Хаммад и Каддер, вы проникнете в лагерь и перережете глотки их козам. – (Строго говоря, этого не требовалось, но пусть врагам животы сведет от голода.) – Но помните, только тем, что подальше, чтобы вас не услышали. Двигайтесь тише ветра. Ты, Баба, заберешь стреноженных верблюдов возле лагеря. Мы с Башагой возьмем верблюдов у колодца. Встретимся на том месте, где две ночи назад у нас был привал. Держите глаза открытыми! А теперь ступайте с Аллахом!