Ахитагель задумался над его словами.
– Если принять во внимание, что французы отнюдь не глупцы – а у нас нет никаких оснований считать их таковыми, – остается предположить, что их поход имеет какие-то другие цели.
– Правитель, наши шпионы сообщают, что французы наняли стрелков, – снова заговорил Махди. – Спрашивается, зачем для постройки железной дороги нужны алжирские стрелки? Ответ прост: французы преследуют враждебные нам цели. А на их враждебность мы должны ответить своей.
– Неужели мы отправляемся в чужие земли безоружными? – усмехнулся Тахер. – Так почему это удивляет нас во французах?
– Кто боится их винтовок? Что такое пять французов для одного сына пустыни?
– Не бояться винтовок значит обрекать себя на глупую смерть, – предостерег Тахер. – Винтовка делает последнего труса равным великому воину. Какой ихаггарен похвастается своей неуязвимостью перед пулями?
– Французы слишком сильны, чтобы их так просто остановить, – согласился Мусса. – Мальчишкой я видел их оружие. Оно уже тогда вселяло страх, а за эти годы они лишь усовершенствовали его. Лучше всего встретить их миролюбиво и показать, что для них здесь нет ничего интересного. Руку, которую не можешь отсечь, приходится целовать. Когда они вздумают сюда явиться, мы ничем не сможем их остановить.
– Ничем не сможем их остановить, – медленно повторил Махди, наполняя каждое слово сарказмом и презрением. – Это слова настоящего сына пустыни или хныканье слабого ребенка, которому досталось от сверстников? Трусишь перед львом – так не жалуйся, что его зубы в тебя впились! Впрочем, сильны французы или нет – в пустыне это значения не имеет. На одной силе далеко не уедешь. Они быстро ощутят нехватку воды. И потом, они явятся сюда в таком количестве, которое сделает их уязвимыми. Так происходило со всеми нашими врагами. Пустыня высосет из них все соки, а мы подберем кости того, что осталось.
– Что доблестного в их убийстве? – спросил Мусса.
– А что доблестного являться без приглашения? – парировал Махди, который теперь сердито расхаживал взад-вперед. – Логика и доводы – это путы труса. Если Муссе недостает мужества открыто противостоять французам, пусть хотя бы перестанет прятаться за свои умные рассуждения. Наверное, в его жилах слишком много французской крови. А может, французы ему приплачивают.
Махди не успел опомниться. Мусса вскочил и плашмя ударил мечом двоюродного брата по голове. Вскрикнув, оглушенный Махди упал, но быстро поднялся и в ярости выхватил свой меч.
– Прекратите! – прогремел голос аменокаля, и в палатке стало тихо; Мусса и Махди сердито смотрели друг на друга, но не смели ослушаться приказа. – Поединки на джемаа непростительны, – хлестанул по ним словами Ахитагель.
– Непростительно, когда он называет меня предателем, – огрызнулся Мусса.
– Отличный удар, братец, – прошипел Махди. – Потом мы закончим…
– Ничего вы не закончите, – сказал Ахитагель. – Нам внешних угроз хватает, чтобы еще устраивать междоусобицу.
Аменокаль был глубоко встревожен. Обсуждения не принесли ему ясности. Инстинкт воина требовал быть беспощадным, ибо, если он пропустит одну французскую экспедицию, за ней непременно последуют другие. Но если не пропустит, если прикажет перебить всех незваных гостей, будут ли последствия другими? Разве французы малочисленны, разве он не знает об их мстительности? Выдержат ли туареги в одиночку войну против них? С незапамятных времен Ахаггар был неприступной крепостью туарегов, внушающей страх каждому, кто вступал в пределы плато. Святилищем, в котором благородные ихаггарены являлись неоспоримыми хозяевами, управлявшими движением караванов и всеми прочими делами. Они всегда умели защищать это святилище и сохранять его неприкосновенность. Всегда знали своего врага в лицо и понимали вражеские замыслы. И теперь чужеземные захватчики угрожали их власти над Ахаггаром. Ахитагеля захлестывали мрачные предчувствия.
Тревожила его и загадка молодого Муссы. Несмотря на десять лет, прожитых в лагере, несмотря на кровь матери, двоюродной сестры Ахитагеля, Мусса оставался наполовину французом. Кто взялся бы возражать против этого неоспоримого факта? Ахитагель не верил, что Мусса способен выступить против ихаггаренов. И в то же время он не верил, что Мусса способен выступить против французов. Его преданность разделится между двумя народами. Само присутствие Муссы может добавить туарегам бед. И эта двойственность уже начинает проявляться.
– Я выслушал ваши доводы, – сказал аменокаль участникам джемаа. – Сейчас мне нужно ехать в Ин-Салах. Турки и итальянцы прислали туда своих людей. Наверняка и другие народы захотят повлиять на наши решения. Удивительно, как вдруг все заинтересовались шейхом Флаттерсом. Мы должны тщательно продумывать каждый свой шаг. – Махди начал возражать, но аменокаль жестом велел ему молчать. – Мусса, есть другие дела, безотлагательно требующие моего внимания. Как ни печально, но мне не разорваться. И то, что не могу сделать сам, я поручаю тебе. Ты отправишься в Адмер, встретишься с кланом кель-ови и обсудишь с ними все, что связано с торговлей солью на этот год. У меня есть для тебя и другие поручения. О них мы поговорим вечером.
– Но, правитель, я обязательно должен встретиться с французами! Я могу говорить с ними, как никто другой! Я могу тебе помочь понять их замыслы!
– Мы уже говорили с ними на арабском, – ответил Ахитагель. – Поговорим снова, когда понадобится. И отнесись внимательно к моим словами. Сейчас не мы должны понимать их замыслы. Это они должны понять наши. А теперь выполняй то, что я поручил тебе, и готовься к поездке в Адмер.
Ахитагель встал, собравшись уйти. Обсуждения закончились.
Глава 22
– Боже мой, какая красота!
Поль де Врис стоял на гребне дюны на южной окраине мира, известного французам, и с восторгом смотрел на бесконечную пустыню, которая лежала перед ним, окутанная покрывалом тайны. Рядом с ним стоял Реми Кавур. Сильный, крепко сбитый, сержант был на целую голову ниже Поля. У него были густые черные волосы, сверкающие глаза и смуглое лицо. Они встретились на корабле, увозившем экспедицию из Франции. Офицеры, плывшие вместе с Полем, держались замкнуто и неохотно вступали в разговор. Сержант Реми вырос в парижских трущобах. Почтительностью к начальству он не отличался и почти во всем являл собой противоположность младшему лейтенанту де Врису. Однако они быстро сдружились, невзирая на разницу в десять лет. Узнав, что Поль из де Врисов, Реми постоянно отпускал шуточки на этот счет.
– Впервые я нос к носу сталкиваюсь с родовой аристократией, – сказал сержант. – Конечно, если не считать детства, когда я ступил ногой в навозную кучу, оставленную императорской лошадью.
Позади них, внизу, раскинулся городок Уаргла – оазис, насчитывавший более полумиллиона пальм. Настоящий лес, зеленый кордон, преграждающий путь безбрежной Сахаре. Он был старейшим сахарским городом, приятным местом среди равнины ослепительно-белого песка. С юга и запада к Уаргле подступало пересеченное плато, а к северу находился шотт, как здесь называли соляные озера. К северо-востоку примыкала оконечность цепи дюн, составлявших часть Большого Восточного Эрга – настоящего моря дюн алжирской части Сахары.
Город окружал ров и две стены, защищавшие от мародеров. В центре находилась площадь, окаймленная колоннами. Здесь располагался центральный рынок, окруженный лавками и магазинчиками, внутри которых было сумрачно и прохладно. По обеим сторонам площади стояли мечети. Над каждой возвышался живописный минарет, и оттуда по несколько раз в день звучали гипнотические голоса муэдзинов, читавших отрывок из Корана и созывавших правоверных на молитву. В базарные дни площадь кишела народом, собиравшимся отовсюду. Здесь продавали, покупали, меняли, спорили, ругались и просто проводили жаркий день. Здесь можно было встретить лица и одежды из всех уголков пустыни. Поль и не подозревал о существовании столь красочного зрелища, таких звуков и запахов, экзотических блюд, фокусов и музыки.
– Что, не терпится? – спросил Реми, видя, с какой жадностью Поль всматривается в пустыню.
– Чувствую, там моя судьба.
– Из того, что я слышал в гарнизоне, ты скорее встретишь там мух, – усмехнулся сержант.
– Уж лучше мухи, чем ожидание. Врагу не пожелаю заниматься снабжением каравана.
Полю поручили закупать провиант и все необходимое для экспедиции. Едва начав, он сразу же понял, как ему несказанно повезло с новым помощником по имени Хаким, невероятно тощим шамба, одетым в лохмотья. Зубы у совсем еще молодого парня, почти мальчишки, успели сгнить от сладкого чая. Помимо арабского, он хорошо владел французским и знал, где найти все, что только можно пожелать, в таинственном лабиринте улочек Уарглы.
Поль руководствовался общим списком, подготовленным подполковником Флаттерсом. Тот ежедневно проверял ход закупок и сетовал по поводу каждой суммы.
– Trop cher![62] – непременно ворчал, даже если это и было не так, а Поль обещал впредь тратить экономнее.
Однако при всем усердии Поля дело двигалось медленно. Он думал, что совершать крупные закупки будет легко, и ошибся. Посещая базары, он или Хаким спрашивали насчет нужного товара. Начинались подробные расспросы, затем их знакомили с нужным торговцем. Тот красочно расписывал безупречность своей репутации и говорил, как Полю повезло встретиться не с кем-то, а именно с ним. По этим прелюдиям Поль научился оценивать самих торговцев: чем неприятнее был сам человек, тем цветистее он расхваливал свое доброе имя.
Подобными речами обычно и заканчивался первый день. Только на следующий Поль с Хакимом приходили в магазин. Торговец начинал долго и восторженно рассказывать о высочайшем качестве своих товаров, уверяя, что лучше им не найти ни в одном уголке пустыни. Он угощал потенциальных покупателей чаем и разными историями про оазис. Этим заканчивался второй день.