Итак, можно утверждать, что в описанный период Китай стал полноценной морской державой, по-видимому контролировавшей морские пути и торговлю в Азии. На эту роль он претендовал со времен династии Юань и не отказывался от нее вплоть до XV в. На закате династии Тан окончательная политическая и экономическая интеграция южных регионов, иными словами, установившаяся взаимозависимость между этими областями и остальной частью империи, привела к тому, что правительство на более или менее добровольной основе включило морское пространство в экономическую и оборонную политику (до эпохи Мин). Экономическое взаимодействие азиатских стран с остальным миром было устроено таким образом, что даже ограничительная политика династии Мин, сдерживавшая развитие южных и юго-восточных прибрежных регионов, оказывала косвенное воздействие на расширение китайской торговли в Азии. Во времена династий Сун и особенно Юань сложился благоприятный экономический и социальный климат для иностранных купцов, среди которых особое место занимали мусульмане, постепенно интегрировавшиеся в городские общины на морском побережье. С воцарением династии Мин ситуация изменилась, вследствие чего многие из них переселились в Юго-Восточную Азию. Вместе с другими беженцами, как правило, из юго-восточных провинций, они образовывали китайские диаспоры и постепенно получали контроль над торговлей в новом месте. Мы говорим о группах, которые Ван Гунву назвал «купцами без империи»[180], а Леонард Блюссе в недавней работе определил как подданных «теневой империи»[181]. Истина находится где-то посередине между этими двумя формулировками: в первом случае речь идет об общностях, предоставленных самим себе (что действительно было так), однако здесь не отражено их экономическое могущество; во втором случае содержится намек на косвенную вовлеченность в мировую торговую сеть, а также на связь нового места жительства с родными краями, тем не менее не учитывается неоднозначность социальной реальности. С одной стороны, китайские мигранты оказывались вне закона для своего государства, а с другой — свободная торговля могла навлечь гнев местных властей: ведь покинув Китай, китайские купцы попадали под контроль государств Юго-Восточной Азии.
В рассматриваемый в этой статье период в Китае произошла окончательная интеграция южных регионов, которые c тех пор управлялись по тем же принципам, что и другие провинции[182], а вместе с ними и прилегающих морских территорий. На короткое время Китай стал морской державой, под сенью которой процветали многочисленные диаспоры: китайские мусульмане, хокло[183] и др. Морская экспансия была обусловлена, прежде всего, беспрецедентным экономическим подъемом во времена правления Сун, который, в свою очередь, был следствием постоянной военной угрозы (на северных рубежах). Никогда прежде китайское государство не сталкивалось с противниками настолько могущественными, что вернуть утраченные территории не представлялось возможным, и не оказывалось настолько слабым, что было вынуждено ежегодно платить дань, в каком-то смысле покупая себе мир. Тем не менее Джон Чаффи вслед за Сиба Ёсинобу отмечает, что размер этих выплат был меньше доходов, которые приносила торговля с народами степи. Чаффи даже предполагает, что эти выплаты не имели негативных последствий для китайской экономики, а, напротив, косвенно стимулировали увеличение спроса на суньские товары в Ляо, а, возможно, также в Си Ся и Цзинь[184]. Таким образом, извечная гонка за прибылью, по всей видимости, порождала динамику, способствующую экономическому росту и техническому прогрессу, которые характеризовали Китай и смежные азиатские регионы в этот период.
Под влиянием ограничений, а также предшествующего экономического и культурного роста китайское производство (шелк, чай и т. д.) и потребление (специи, благовония и другие экзотические товары) стали движущей силой азиатской торговли и экономики. Угроза, исходившая от народов степи, стимулировала развитие морского и военного дела. Институты, связанные с управлением морской торговлей с другими странами, в том числе данническая система и морские ведомства, которые регулировали коммерческие операции, в конечном счете сформировали облик и характер торговой деятельности в Азиатском регионе в этот и последующие периоды. Создание даннической системы привело к установлению государственной монополии на торговую деятельность, что ограничивало как экономические контакты, так и товарооборот. Тем не менее сложившаяся ситуация лишь возбуждала воображение наиболее предприимчивых китайцев: частная торговля, изначально находившаяся под запретом, в XVI в. постепенно вытесняет государственный сектор.
Данническая торговля была устроена следующим образом: правительство устанавливало промежутки времени, которые должны были соблюдаться между экспедициями, и число посланников в зависимости от характера отношений императорского двора с теми или иными странами (разница могла быть очень значительной). Принимались постановления, регламентирующие объемы торговых операций по закупке товаров, подлежащих продаже при императорском дворе. Сохранился протокол XVI в.[185], предписывающий порядок действий для посольств из Рюкю: сразу по прибытии, еще до определения якорной стоянки, корабли переходили под контроль китайской армии. Затем чиновники в сопровождении переводчиков и ремесленников проверяли аккредитационные документы. По завершении осмотра товары запечатывались, а служащие сопровождали суда в Фучжоу, где посланников размещали во «дворце стран мирного зарубежья» — большом здании со множеством помещений, каждое из которых имело отдельную функцию: даннические залы и приемные, склады продовольственных товаров, жилые помещения, кухни и т. д. После тщательного досмотра и демонстрации подарков местные власти направляли отчет в центральные органы и начинали готовиться к перевозке иностранной делегации в столицу. По возвращении в порт, к которому было приписано судно, посланникам Рюкю разрешалось продавать привезенные товары избранным китайским купцам под присмотром чиновников из Управления морской торговли (шибо ши) и при посредничестве комиссионеров, контролировавших качество товаров и устанавливающих на них цены.
Отсутствие политической стабильности не давало возможности правителям империи Сун использовать данническую систему таким же образом, как это было во времена династии Мин, чья военная уязвимость на северных рубежах в итоге вынудила правителей обратиться в сторону моря и проявить снисходительность по отношению к южным соседям (например, во время становления государства Дайвьет на севере современного Вьетнама). Так как военная экономика открывала широкие возможности для торговли, политика «меркантилистской» открытости продолжилась в период правления династии Юань, однако эта тенденция была прервана в эпоху Мин. Тем не менее продвижение к морю так и не было полностью прекращено, так как побережья и прибрежные воды, где теоретически должны были постоянно передвигаться военно-морские суда, стали неотъемлемой частью оборонной системы империи. Помимо этого, китайцы заложили основы «теневой торговой империи», которая обрела ясные очертания в XV в. или даже в XVI в. и надолго стала двигателем азиатской торговли.
CHAFFEE, John W., et TWITCHETT, Denis, (éd.), The Cambridge History of China, Cambridge, Cambridge University Press, vol. 5, Part 2: Sung China, 960–1279 AD, 2015;
—, vol. 7, Part 1 and 2: The Ming Dynasty, 1368–1644, 1988 et 1998; —, vol. 3, Part 1: Sui and T’ang China, 589–906 AD, 2008.
FRANKE, Herbert, et TWITCHETT, Denis, (éd.), The Cambridge History of China, vol. 6: Alien Regimes and Border States, 907–1368, Cambridge, Cambridge University Press, 1994.
JAKOV SMITH, Paul, et TWITCHETT, Denis, (éd.), The Cambridge History of China, vol. 5, Part 1: The Sung Dynasty and its Precursors, 907–1279, Cambridge, Cambridge University Press, 2009.
JUNG-PANG, Lo, et ELLEMAN, Bruce A, (éd.), China as a Sea Power 1127–1368. A Preliminary Survey of the Maritime Expansion and Naval Exploits of the Chinese People During the Southern Song and Yuan Periods, Singapour, Hong Kong, Nus Press Singapore, Hong Kong University Press, 2012.
LAMOUROUX, Christian, «The Bureaucratization of the Military Organization in Song China, Tenth-Early Eleventh Centuries», in Serve the Power(s), Serve the State: America and Eurasia, Cambridge (UK), Cambridge Scholars Publishing, 2016, pp. 274–315.
—, «La légitimation des finances publiques dans la Chine des Xe—XIe siècles», in Légitimités, légitimations. La construction de l’autorité au Japon, Études japonaises — II, Anne Bouchy, Guillaume Carré, François Lachaud (éd.), volume thématique 16, Paris, EFEO, 2005.
—, «Rites, espaces et nances. La recomposition de la souveraineté dans la Chine du XXe siècle», Annales. Histoire, sciences sociales, 51–2, 1996, pp. 275–305.
—, «Organisation territoriale et monopole du thé dans la Chine des Song (960–1059)», Annales. Histoire, sciences sociales, 46–5, 1991, pp. 997–1007.
ЗАКРЫТЫЕ И ОГРАНИЧЕННЫЕ ИМПЕРИИ
7. Болгарская империя: историографический вымысел или историческая реальность?(Вера Атанасова)
При переводе на германские и романские языки современные исследователи предпочитают заменять термин «царство» в отношении средневековой Болгарии словом «империя», а не «королевство»[186]. По большому счету эти понятия обозначают два разных типа государственности: в первом случае речь идет о протяженных территориях под управлением одного человека, населенных большим количеством различных народностей, а в