дайгокуин, отведенный для публичной жизни императора, и буракуин, где проходили придворные торжества. Таким образом, частная и публичная жизнь императоров были связаны между собой, но при этом четко разделены. Со временем императоры действительно отдалились от реального управления Японией.
Основание Киото сопровождалось соперничеством за контроль над правительством в императорском окружении. В ходе противостояния к власти пришло могущественное семейство Фудзивара, представителям которого после 858 г. удалось монополизировать должность императорского регента. Переход власти из Нары в Киото в начале IX в. привел к столкновению между императором Хэйдзэем и его братом Сага. Эпоха, наступившая с основанием новой столицы, несла в себе множество парадоксов. С одной стороны, она сопровождалась культурным расцветом и продолжением административных реформ. С другой стороны, император все больше удалялся от управления государством, а контроль над его окружением стал уделом аристократических семейств.
Помимо этих разногласий, причиной переноса столицы могло быть желание занять более выгодное положение на перекрестке ключевых дорог, чтобы контролировать восточные и северные провинции, которые довольно поздно вошли в состав империи. В X–XI вв. серьезные восстания против власти Киото вспыхнули именно в провинциях Канто, где утвердились могущественные военные династии.
Для того чтобы придать законные основания новому государственному порядку, император и его окружение покровительствовали созданию историографических и мифологических сочинений. Китайская имперская модель была усвоена именно благодаря этим летописно-мифологическим сводам. Порожденное влиянием извне стало символом своеобразия японской системы власти. Первые тексты, записанные в VI в. с использованием иероглифического письма, завезенного из Китая и Кореи, стремились с помощью синтоистских мифов легитимизировать императорскую власть в Японии, представляя все так, словно боги, сотворившие архипелаг, поддерживали тех, кто им ныне правит. В VII–VIII вв., когда устанавливался новый имперский порядок, эти тексты активно переписывались. «Записи о деяниях древности» («Кодзики»), написанные в 712 г. для придворной аристократии, объединили некоторые из самых ранних сказаний. Так же как и в официальную историю Японии («Нихон сёки»), которая была написана вскоре после этого, в «Кодзики» вошли элементы, заимствованные из литературной и династической традиции китайской империи Тан. Тем не менее они были модифицированы таким образом, что слились в единое целое с традиционными элементами японской культуры. По всей видимости, имперская Япония копировала китайские институциональные и политические модели с целью дальнейшей адаптации к культурным принципам и мифологии архипелага.
С появлением империи возникает оригинальная историографическая традиция. Империя стала гарантом историчности мифа, а император — связующим элементом японской истории. Написанные в то время хроники были вдохновлены японскими легендами минувших столетий, преобразованными в инструмент утверждения власти новых суверенов. В 670-е гг. Тэмму (672–686), которого можно считать одним из первых в истории Японии императоров, «определил дальнейшую роль императоров» (Пьер-Франсуа Суири). Он стал создателем нового культа, необходимость которого, в частности, была обусловлена тем, что Тэмму пришел к власти в результате переворота, уничтожив своих соперников из правящего рода. Также Тэмму заказал первое официальное историческое сочинение о Японии — «Кокуси» (681). Благодаря этому источнику распространился термин для обозначения страны — «Ниппон», или «Нихон». Наименование, которое ждало большое будущее, было использовано в одном из самых ранних сохранившихся официальных исторических сочинений — «Японская летопись» (720) («Нихон сёки»). «Нихон» можно перевести как «источник солнца». Стремясь противопоставить себя китайской Срединной империи, Япония подчеркивала свое расположение на востоке, откуда исходит свет восходящего солнца, что отсылало к синтоистской богине солнца и света Аматэрасу, без которой на земле воцарялся хаос. Аматэрасу была дочерью Идзанами и Идзанаги, богов-основателей Японии, и именно к ней возводили свой род японские императоры.
Императорская титулатура, использующаяся по сей день, также восходит к Тэмму. Со времени его правления японцы называли правителей тэнно, что означает «император». Этот титул отводит императору ключевое место в мироздании, так как уподобляет его Полярной звезде в небе (тэнно буквально означает «Небесный государь»). Император также именовался видимым богом (акицу-ками). Таким образом, традиционная японская религия, синтоизм, представляется фундаментальным элементом идеологического обоснования имперского правления. В то же время империя оставалась открытой для распространения китайского буддизма. Одно не противоречило другому: синтоизм представлял собой самодостаточную традицию, которая естественным образом вписывалась в японскую имперскую модель. В Божественном толковании роли императора сочетаются китайские влияния буддийского, конфуцианского и даосского происхождения (император как хранитель нравственных добродетелей и социального порядка) и исконная японская религиозная традиция (императоры происходили от Аматэрасу, наделившей их правом бессменно царствовать в Японии, а также регулировать отношения между «чистым» и «нечистым» посредством совершения обрядов очищения).
Исключительное место японского императора в духовном устройстве мира, которое можно определить как связующее звено между людьми и богами, предполагало сложные взаимоотношения с осуществлением власти. Был ли тэнно, на месте которого в некоторых случаях могла оказаться женщина, ответствен за символическое регулирование порядка на земле, или простым правителем, подвластным превратностям судьбы?
Личная власть тэнно довольно быстро ослабевала, что не оказывало влияния на политическое и культурное развитие империи. Здесь важно провести грань между личностью императора и его окружением, контролировавшим ключевые должности и институты. В IX–X вв. имперское правительство в Киото состояло из чиновников, в ряды которых можно было попасть, сдав экзамены, касающиеся по большей части китайской литературы, истории и морали.
Синизация аристократии не препятствовала развитию самобытной японской культуры: так, например, появились слоговая азбука кана и буддийская школа Тэндай. Истоки японских течений буддизма также были китайскими по происхождению, однако на архипелаге они обретали особое своеобразие и оказывали влияние на амидаизм («школа Чистой земли», одна из ветвей буддизма) и дзэн. Главным образом культурный всплеск выразился в развитии придворной литературы, принявшей форму романов (моногатари). Двор и окружение императора, подчиненные строгому этикету и сложной титулатуре, служили наивысшим социокультурным ориентиром для японской знати. В качестве яркого примера можно привести «Повесть о Гэндзи», написанную в начале XI в. придворной дамой Мурасаки Сикибу. Роман показывает особое место женщин в аристократической культуре и по праву считается шедевром японской литературы благодаря своему психологизму. Авторы также могли с ностальгией рассказывать о минувших днях, что, например, делает составитель «Собрания стародавних повестей», написанного в 1120 г., когда раздирающие императорское окружение распри в конце века привели к войнам, ознаменовавшим наступление Средневековья.
Конкурсная система и то значение, которое придавалось словесности, открывали доступ в центральную администрацию чиновникам средней руки, тем самым обеспечивая определенную социальную мобильность. Тем не менее в период, который историки называют «эпохой придворной аристократии», контроль над императорским домом и правительством перешел в руки влиятельных семейств кинайской знати. Приблизительно 20 семейств окружали императора, заключали браки с членами его рода и селились вокруг императорского дворца. Императоры пытались найти для своих сыновей и принцев место в правительстве вопреки влиятельным аристократическим фракциям, однако эти усилия редко оканчивались успехом. В конце концов род Фудзивара вытеснил все остальные знатные семейства и получил контроль над двором и домом императора с IX по конец XI в. Влиятельные и образованные аристократы монополизировали основные должности в империи и получили возможность влиять на престолонаследие.
Судьба дома Фудзивара проливает свет на логику межличностных связей и аристократических фракций в империи. Их власть опиралась не только на политическое превосходство, но также на территории и налоговые поступления. Эти механизмы играли первостепенную роль еще во времена государства Ямато в V–VI вв. Рождение «правового государства» и Японской империи в следующем столетии обеспечили стране централизованную институциональную базу и инструмент легитимации суверенной власти, не нарушая коренным образом фракционную логику, свойственную аристократическому миру. Семейство Фудзивара, получив контроль над императорским домом, продолжило кодификацию права, которое по-прежнему в значительной степени отражало характер публичной власти. В начале X в. они взяли на себя разработку последнего важного законодательного кодекса древней эпохи, который назывался «Установления годов Энги». Он должен был показать способность знатного рода утверждать закон вместо императора, оказавшегося на периферии управления государством.
В связи с этим в XI–XII вв. встал вопрос о соотношении сил в формировании клиентских сетей, организующих императорское окружение. Происхождение и родственные связи были важными критериями в получении значимых придворных должностей, что препятствовало созданию настоящей имперской бюрократии по китайскому образцу. Нельзя не вспомнить в этой связи о политических механизмах при каролингском дворе, где доступ к власти зависел от места человека в системе отношений, построенных на верности. Личные связи определяли структуру правительства, именно на них полагались имперские сановники при назначении более мелких чиновников. Последние вносились в п