Крестоносцы, в свою очередь, начали завоевание причитающихся им частей, образовывая вассальные государства Латинской империи. Бонифаций Монферратский основал королевство в районе Фессалоников, в то время как шампанцы Гильом де Шамплитт и Жоффруа де Виллардуэн практически полностью захватили Пелопоннес, образовав Морейское княжество. Венецианцы выкупили у Бонифация Монферратского Крит и установили контроль на всех форпостах. Большинство островов Эгейского моря было завоевано латинянами, в частности часть Киклад захватил венецианец Марко Санудо и создал Наксосское герцогство (или герцогство Архипелага). Таким образом, даже в период наибольшего расцвета Латинская империя представляла собой лишь сокращенную версию Византии.
Новая империя образовывала однородную общность, в теории подчиненную власти императора, но на деле была раздроблена по феодальному принципу. При том что императору удалось вернуть упомянутые выше земли, его реальная власть простиралась лишь на четверть принадлежащих ему территорий. Договор, подписанный в марте 1204 г., был «зародышем настоящей конституции»[238]. Он определил пределы власти императора и различных государственных органов, а также характер их взаимоотношений с подданными. Официально речь не шла о создании нового государства, латинский император называл себя преемником византийского василевса, но в реальности имперское устройство было видоизменено и стало по большей части феодальным. На вершине новой иерархии находился император, которому все крупные вассалы приносили клятву верности. Если первый был выбран, то его наследники вступали на престол по династическому принципу. Все они принадлежали к Фландрскому дому: Балдуин I, его брат Генрих, их сестра Иоланда, ее муж Пьер де Куртене, граф Осера и Тоннера, маркиз Намюрский, а затем их сыновья Роберт и Балдуин II. Лишь Иоанн де Бриенн в 1231 г. стал императором-регентом при Балдуине II и правил до своей смерти в 1237 г.
Документ «О разделе империи» (Partitio) был разработан на основе обстоятельного анализа византийского земельного кадастра и базы налогообложения, на которые наложилось западное понятие о ленном землевладении. Рыцарский фьеф должен был обеспечивать доход в 300 ливров и покрывать расходы на военную службу. Крестоносцы получали наделы в соответствии со значимостью своих отрядов. Наиболее влиятельные военачальники получали до 200 земельных единиц и высокие титулы. Новоиспеченные короли, князья и герцоги в свою очередь раздавали фьефы своим баронам, а те передавали их вассалам (рыцарям или простым воинам). Некоторые крестоносцы оказывались в двойном или даже тройном феодальном подчинении: они должны были повиноваться своему сюзерену на родине и в то же время латинскому императору, а порой еще какому-нибудь крупному сеньору империи. Феодальную иерархию перенесли на старинные византийские фемы (провинции, управляемые стратегами). Византия всегда была централизованным государством, хотя в конце XI в. появились первые признаки феодализации. Латинская империя, напротив, изначально строилась по феодальной модели, подразумевающей децентрализацию.
Император управлял государством из Константинополя при поддержке своего двора, гораздо более скромного по сравнению с византийским. Он раздавал звания и посты латинянам, вводил должности по западному образцу. Вскоре в Латинской империи появились коннетабль, казначей, великий кравчий и маршал (им стал хронист Жоффруа де Виллардуэн, маршал Шампани). Чиновники, бароны и подеста[239] (представитель Венеции) входили в совет, но последнее слово всегда оставалось за императором. Вводились феодальные обычаи, а с 1217 г. закладывались основы общего права. Вместе с этим с Запада на Восток передавались практики придворной жизни: появились церемонии посвящения в рыцари, турниры, поединки, развивалась куртуазная литература. Папа даже сравнивал Морею с Францией (quasi nova Francia).
Церковные институты в Латинской империи были также созданы по западному образцу. Для папы взятие Константинополя было удобным поводом к объединению Восточной и Западной церквей. В 1204 г. был избран венецианский патриарх-католик, а остальные епископские кафедры переданы латинянам. Религиозные братства заняли византийские монастыри, так, например, цистерцианцы расположились в Дафни, неподалеку от Афин. Кроме того, императоры закладывали новые обители, такие как цистерцианское аббатство Сент-Мари-де-Перхейо в Константинополе. Военно-монашеским орденам дали земли на греческих территориях, а нищенствующие ордена смогли открыть на них новые монастыри. Тем не менее византийские структуры не могли полностью раствориться. Некоторые византийские епископы, как, например, епископ Эвбеи или Негропонта, принесли клятву верности латинскому императору. На местном уровне оставалось немало греческих прелатов, в особенности в сельской местности, а в некоторых церквах, в том числе в соборе Святой Софии, служило латино-греческое духовенство. Монахов Афона подчинили напрямую папе, сохранившему за ними особые привилегии. Однако греки были очень привязаны к своей Церкви, и взятие Константинополя лишь обострило разрыв между Востоком и Западом. Византийский клир, к разочарованию папы Иннокентия III, отказывался признать верховенство римского понтифика. Таким образом, в Латинской империи сосуществовали Западная церковь, на которую была возложена забота о латинянах, живших в основном в городах, и Греческая церковь, которой оставались верны подавляющее большинство византийцев.
Устанавливая новые правила, франки должны были считаться с местными реалиями и поддерживать многие византийские институты. Давид Якоби показал, что существовала очевидная преемственность между Византией и Латинской империей в административном, фискальном и юридическом отношениях[240]. Службы, отвечающие за составление фискальных кадастров, остались на своих местах, так что сеньоры вскоре начали получать земельный налог. Городские привилегии, социальное устройство и правовые практики были по большей части сохранены. Уничтожив эти институты, императоры отвратили бы от себя население; напротив, опершись на них, они получали доступ к многочисленным ресурсам. Таким образом, Латинская империя оказалась на стыке греческого и латинского миров.
Основным камнем преткновения для историков всегда был вопрос о роли византийской составляющей в Латинской империи. Он актуален хотя бы потому, что крестоносцы называли себя продолжателями Византии. Латинские императоры считали себя законными преемниками василевсов, по крайней мере пытались убедить в этом покоренных греков. Они сохранили прежнюю императорскую титулатуру: Генрих называл себя «христианнейшим императором милостью Божьей, августейшим правителем римлян». Латиняне восприняли множество греческих символов и ритуалов. Коронация императоров происходила по традиционному византийскому церемониалу, греческое население встречало нового правителя ритуальными возгласами с пожеланиями многолетия (polychronion) и склонялось перед императором в проскинезе[241]. Император вновь облачился в пурпур, а на полях сражений использовал византийский штандарт. Чтобы заявить о преемственности власти, латинские императоры заверяли свои грамоты золотыми или свинцовыми печатями и подписывались большими греческими буквами красного цвета. Монеты имитировали византийские образцы XII в. Некоторые византийские титулы присваивались франкским чиновникам, так, например, Конон де Бетюн был назначен протовестиарием[242], хотя его функции не соответствовали византийскому значению этой должности.
Заимствование византийских символов утверждало законность власти латинских императоров над греками. Однако основания их правления оставались западными: имперские хартии писались на латыни и следовали западноевропейским традициям. Тем не менее изучение императорских печатей свидетельствует о стремлении к освоению византийского наследия. Если Балдуин I изображался по канонам обеих традиций (византийские атрибуты власти и подпись на греческом сочетались с западным костюмом и репрезентацией в образе всадника, подчеркивающего рыцарские ценности Фландрского дома), то при Балдуине II происходит заметное усвоение византийских обычаев. В 1247 г., опираясь на факт своего рождения в Константинополе в 1217 г., император заявил о своем порфирородстве[243]. Обе стороны его печатей были выполнены в греческой манере: на одной стороне он был изображен восседающим на троне, а на другой — триумфально въезжающим в город согласно римской традиции. Неужели латинские правители осознали себя византийскими императорами, когда дни империи были уже сочтены?
Освоение византийского символизма как части имперского дискурса натолкнули Филипа ван Трихта на мысль о том, что ключом к пониманию своеобразия Латинского государства может быть концепция восстановления империи (renovatio imperii). Франки захватили Византию будто бы для того, чтобы придать ей былое величие. Однако если им удалось свергнуть василевса и осуществить государственный переворот, подобный тем, которыми изобилует византийская история, то заложить фундамент возрождения империи (renovatio), находившейся с конца XII в. в политическом и военном упадке, по мнению ван Трихта, им не удалось. Объявление себя законными наследниками Византии не означало подлинной преемственности. Латиняне обращались к атрибутам византийской власти главным образом для того, чтобы заручиться доверием греческого населения.
Могло ли истинное обновление (renovatio) привлечь византийские элиты на долгое время? На протяжении всей истории Латинской империи интеграция греков была точечной и непостоянной. Нескольким византийцам доверили управление рядом территорий: так, например, Феодор Вранас получил Апрос, Дидимотихон и Адрианополь во Фракии. Защита восточных территорий империи в 1212–1213 гг. была поручена греческим войскам под командованием Георгия Теофилопулоса. Тем не менее греки на службе у латинян были крайне малочисленны. Император не доверял византийцам, считая их скорее приспособленцами, нежели искренними сторонниками новой власти. Активнее всего вовлечением византийских элит занимался Генрих, желавший опереться на греческое население. Интеграция на местном уровне происходила, прежде всего, из-за нехватки латинян. Греки по-прежнему вели сбор налогов просто потому, что знали язык и разбирались в земельных кадастрах. Архонты