[403]. Конфликт между Сербией и Рагузой разразился в 1420-е гг., когда деспот Стефан Лазаревич (1389–1427) перехватил караван мулов, следовавший из Ново-Брдо. Сербский правитель нуждался в высоких доходах от горнодобывающего производства, чтобы содержать боеспособную армию. Издание закона о рудниках в 1412 г. не смогло воспрепятствовать свободной торговле драгоценными металлами, так как месторождения были разбросаны на обширной территории и находились фактически под открытым небом. В приходно-расходных книгах братьев Кабужичей (Кабога) описываются сделки, заключенные с венецианцами нередко при посредничестве каталонских моряков и купцов, предоставляющих информацию о каналах сбыта ценной руды. В 1430 г. правитель Боснии Твртко II отправил в Рагузу значительную партию металлических слитков на сумму, эквивалентную 30 000 золотых монет. Продажа груза в Венеции должна была покрыть выплату дани туркам. Рагуза стала транзитным пунктом в движении драгоценных металлов по направлению к Венецианской лагуне, несмотря на активную конкуренцию со стороны барселонцев, желавших продавать свою текстильную продукцию и претендовавших на часть поставляемых из Сербии металлов. Купцы из Рагузы зачастую оказывались вовлеченными в тайные сделки, организованные теневыми партнерами, с 32 наиболее богатыми рудниками из 50 существующих в Сербии и Боснии, в том числе находившимися в Сребренице и Ново-Брдо. Активная разработка месторождений приносила выгоду в основном Венеции, аккумулирующей все бóльшее число товаропотоков из Балканского региона. Во времена османского владычества в конце XV в. сербские рудные месторождения обеспечивали работу около 40 венецианских монетных дворов.
Став императором, король Венгрии Сигизмунд Люксембург в 1433 г. по примеру своих предшественников захотел подчинить Валахию, Боснию и Албанию. Чтобы получить контроль над рудниками, он готов был сыграть на ненависти местного населения к туркам. Сохранилось яркое свидетельство умонастроений, царящих тогда на Балканах: Бертрандон де ла Брокьер описывает в своих путевых заметках (1432–1433) не только стремление к свободе у балканских народов, но также призывы о помощи со стороны населения, живущего в постоянной опасности и страдающего от самоуправства местных князей. В 1435 г. Сигизмунд отправил болгарского князя Фружина к мятежным албанцам, укрывшимся в горах, а также попытался заручиться поддержкой Рагузы в борьбе с Венецией. Тем не менее глубокие экономические и феодальные разногласия помешали созданию союзов против Османов. Следуя инстинкту самосохранения, некоторые правители вставали на сторону венецианцев, чтобы подождать, пока их враги ослабят друг друга. Чтобы до конца осознать всю сложность политической ситуации, можно напомнить, что сербские князья Стефан Лазаревич и Вук Бранкович участвовали в битвах при Никополе (1396) и при Анкаре (1402) на стороне султана. Венецианский Сенат терпеливо ждал, пока зрелые плоды сами упадут в корзину… Ослабленная войнами Албания также была обречена на поражение в грядущей войне с турками. А в это время население городов и прибрежных земель мирным путем постепенно входило в венецианскую сферу влияния, становясь частью заморских владений Республики (stato da mar). Несмотря на то что урбанизация протекала медленно, история развития городских обществ Далматинского побережья в начале XV в. проливает свет на формы и механизмы венецианского господства.
В венецианской мифологии было заложено понимание того, что только мир ведет к процветанию («Pax tibi, Marce»)[404], а для его достижения можно было задействовать любые средства. Рассмотрим это на примере земель, окружающих Себенико: в 1409 г. по соглашению с венгерским королем за сумму в 100 000 дукатов Зара перешла в подданство к Республике Святого Марка, а вместе с ней Новиград, Врана, Паго, Арб и Оссеро. Через три года главы Себенико, Скрадина и Островицы также передали ключи от своих городов венецианским военачальникам. За ними тут же последовали обособленные Трау, Курцола, Бразза и Лезина. Территориальное расширение имело решающее значение для укрепления позиций заморского государства (stato da mar) на всем побережье Далмации: «Да распространится наша власть до берегов Скутари!». Первоочередная задача состояла в том, чтобы помешать продвижению Владислава Неаполитанского и Сигизмунда Венгерского к восточному побережью Адриатики. Венеция окончательно утвердила свое владычество над морем, после чего начала реализовывать программу колонизации. Некоторые высокопоставленные сановники итальянизировали свои имена, так, Кубрановичи стали Киприани; местные советы делали вклады в уважаемые монастыри, так, жители Виса поставляли очищенное масло и шкурки куницы в собор города Полы, а из Арба привозили шелк-сырец[405]. Во времена незабвенной «битвы народов»[406] Венецианская республика играла важнейшую роль, особенно в период завоеваний, последовавших за провалом крестоносцев под Варной в 1444 г. Всеобщая мобилизация не принесла желанных результатов в войне с разраставшейся Османской империей, потому что султаны умели играть на противоречиях между христианскими государями, тем самым подрывая единство коалиции католических сил. Все надежды тщетно возлагались на венецианцев, но условия, на которых Республика соглашалась вступить в войну, оказались непосильными. Как сообщает турецкая хроника газавата[407], Георгий Бранкович своими действиями изобличил пассивность и некомпетентность предводителей крестоносцев, а Стефан Черноевич, лидер черногорцев, с горечью осознал это еще раньше.
Ближе к югу Венеция удовлетворялась ключевыми точками для контроля над Балканами, расположенными на побережье, — Скутари, Модоном, Короном и Нафплио, — избегая продвижения вглубь враждебной территории. Таким же образом венецианцы наладили сухопутную связь между Призреном и Алессио (Лежей), находившимися на отдалении от венецианских портов Дульчиньо и Деньо, организовав специальные таможенные посты под защитой крепостей Берат, Эльбасан, Крояй и Скутари, расположенных на албанской границе. Документы сохранили важные сведения о движении торговых караванов после 1430-х гг.: более 1000 груженых мулов (более 170 кг на голову) отправились из Дураццо во внутренние районы страны. В XII в. население Пелопоннеса, на котором располагалось около полусотни городов, 16 из которых, по мнению географа аль-Идриси, имели ключевое значение, было очень многочисленным. Тем не менее затишье было недолгим. После того как Константинополь пал под ударами турок, население Пелопоннеса подняло восстание против деспотов Фомы и Димитрия Палеологов, заподозрив их в сговоре с султаном. С другой стороны, недавно обосновавшиеся на полуострове албанцы перешли на сторону Мануила Кантакузина, правителя области Мани, обратившегося за помощью к туркам в надежде уберечь свои владения. Он предпочел стать вассалом, нежели подчиниться одному из правителей Пелопоннеса. Турецкий наместник, мечтавший захватить город Патры, занимавший стратегическое положение над заливом, в обмен на капитуляцию согласился считаться с интересами местных жителей. Долгожданная подмога от Рима и Венеции не приходила, поэтому бегство стало единственным выходом. В 1460 г. сотни беженцев высадились на Корфу, перед тем как отправиться в Рим, чтобы возложить к ногам папы Пия II мощи апостола Андрея. За Республикой остались Корон, Модон, Пилос (Наварин) и Навпакт (Лепанто). В 1463 г. по итогам сомнительной сделки с Николаем Палеологом, разорвавшим соглашение с Римом, венецианцы получили Монемвасию.
Политическая, культурная, этническая и религиозная гетерогенность компенсировалась установлением законов и определением социальных структур для каждого из обществ. Кроме того, между разоренными и обезлюдевшими регионами усиливалась экономическая взаимозависимость. Венецианские или далматинские архитекторы создавали новые городские центры со стандартизованной планировкой: колокольня (campanile), купеческая лоджа и дворец администрации (palazzo dei rettori) на площади (campo), на которой в той или иной форме присутствовал крылатый лев. Патрицианские дома на узких улочках Трау, Себенико, Зары или Каттаро удивительно напоминают венецианские палаццо. Сложности в отношениях с местными властями уступили место продуктивному диалогу. Наконец удалось прийти к согласию в вопросе о спорном статусе некоторых городов, ранжировав «привилегии», «концессии», «пакты» и «сдачи» (privilegi, concessio, pacta, deditio). За образец были взяты города Истрии, где подеста не вмешивался в ограниченную автономию муниципальных советов. Венецианские чиновники нередко прислушивались к ходатайствам, поступавшим из местных органов власти. Одно из заявлений Сената, сделанное в 1394 г., иллюстрирует сложность задачи: «Нужно угождать своим подданным, чтобы прийти к взаимопониманию, ибо сложно управлять городами и менять их обычаи, в частности статуты; мы приказываем городским ректорам править, придерживаясь прежних законов»[408]. Через три года в новую редакцию городских статутов Дривасто вошли старинные кутюмы: «Будет справедливо и благоразумно, если жители осознают полезность нашего правления и избегнут всякой распри». С другой стороны, венецианцы проявляли твердость в отношении привилегий, дарованных венграми. Чтобы стереть память о венгерских нововведениях, действующих в том числе в Себенико, Трау и Спалато, закон поощрял возвращение к прежним традициям. Сенат провозгласил, что избирательная система, введенная венграми в Спалато, несовместима с венецианским законодательством.
Для того чтобы создать благоприятные условия для своего правления на Балканах, венецианцы готовы были идти на многочисленные уступки, деля власть с собраниями местной знати. Поддержание добрых отношений в сердце заморских владений оставалось приоритетной задачей. Законы о стандартизации системы мер и весов, налоговое регулирование и политика фиксированных цен, введенные венецианцами, не замедлили экономический рост городов и портов восточного побережья. Более того, источники свидетельствуют о несомненной динамике в производстве и торговле.