Папа сказал маме:
– Ты же стареешь, моя бедняжка, мне пора подумать, кем тебя заменить.
Мама ответила папе, что любовник из него никакой. Это неправда. Я обожаю, когда он осыпает меня поцелуями и твердит о своей любви ко мне. Папа ответил, что бессильных мужчин не бывает, все дело в неуклюжих женщинах.
Мама отвесила ему пощечину.
Папа дал ей сдачи.
Мама сказала, что раз так, то она переезжает к матери. Потом схватила статуэтку и швырнула в него. После этого прозвучала их ритуальная формула: «Только не при малышке». Удалившись к себе в спальню, они вовсю разорались, потом стало тихо, слышались только мамины «да», «нет», «ой-ой-ой», снова «да-да» и «нет-нет», как будто она не могла ни на что решиться.
Никто не пришел поцеловать меня перед сном, рассказать сказку, чтобы убаюкать. Я долго плакала в одиночестве, а потом помолилась. Хочу, чтобы родители меньше ссорились и больше занимались мной.
63. Жак, 8 лет
– Эй, малявка! Хочешь подраться?
– Нет! – отвечаю я категорично.
– Ты нас боишься?
– Да.
– Сильно боишься?
– Сильно.
Вымогатели смущены моей реакцией. Мальчишки в таких случаях всегда отвечают, что не боятся, – так, от бравады. Не хотят терять лица. Мне на это плевать. Я не хочу изображать смельчака.
Главарь банды ждет, что я воинственно встречу его наглый взгляд, но я вместо этого изучаю синюю линию горизонта, игнорируя их существование.
Это Мартин научила меня не смотреть в глаза кусачим собакам, хулиганам и пьяницам, потому что они считают это провокацией. Зато в шахматах рекомендуется, наоборот, смотреть противнику на переносицу, точно между глаз. Это сбивает его с толку. «У него создается ощущение, что ты видишь его насквозь», – объясняет Мартин.
Да уж, чему только эта девочка меня не научила! В том числе уважению к противнику. По ее словам, только та победа настоящая, которая одержана в последний момент. «Слишком легкая победа – не в счет».
– Ты смеешься над нами? – спрашивает главарь вымогателей.
– Нет.
Еще один совет Мартин: чтобы выбить раздраженного из колеи, надо просто разговаривать с ним разумно.
Я иду себе своей дорогой. Хулиганы колеблются. Из шахмат я уяснил, что если нападающий колеблется, то он теряет время. Я пользуюсь этим, чтобы спокойно уйти от них как можно дальше.
Я мерно дышу, сердцебиение не ускорилось. Не чувствую ни малейшего впрыска адреналина. Я неплохо прохожу испытание, но знаю, что через несколько минут, осознав недавнюю опасность, непременно запаникую. Сердце заколотится, я задрожу от страха. Враг, правда, будет уже далеко и не сможет насладиться ужасом, который он мне внушил.
Странное дело, страх всегда охватывает меня с опозданием. В самый ответственный момент, что бы ни происходило, я сохраняю хладнокровие и кажусь спокойным, а вот спустя четверть часа у меня в голове происходит взрыв.
Чудеса!
Я рассказываю об этом Мартин. Она говорит, что такая реакция сложилась у меня, наверное, с младенчества. Когда я в самый первый раз подвергся нападению, то так перепугался, что мой мозг изобрел способ выживания. Мартин думает, что мое пристрастие к сочинению всяких историй тоже как-то связано с этим давним страхом. Писать для меня – способ мщения и разрядки. Сколько злоумышленников, чудищ, убийц я уже мысленно разрубил на куски своей ручкой?
Писать – спасение, вопрос выживания. Пока я буду писать, никаким злодеям меня не запугать. Очень надеюсь, что писательство откроет мне еще более манящие лазейки.
Я пишу еще кое-что специально для Мартин. Это история малодушного трусишки, встречающего женщину, которая открывает ему глаза на самого себя и берет его под защиту.
64. Игорь, 8 лет
Я ругал сиротский приют в Санкт-Петербурге – а зря, оказывается. Исправительная колония для малолеток в Новосибирске гораздо хуже. В приюте нас кормили мясными обрезками, но по крайней мере свежими. Здесь они гнилые. Торча здесь, я определенно обзавелся супериммунитетом.
В приюте постели были сыроватыми, а здесь они кишат клопами величиной с мой большой палец. Их даже мыши боятся. В приюте на каждом шагу воняло мочой, а здесь всюду смердит тухлятиной.
Не сосчитать, сколько раз я успел пожалеть, что решил поквитаться за Володю, а не уехать с полковником. Недавно я узнал, что бывший мой будущий папаша арестован. Он и вправду был педофилом. Ребята не соврали. Если уж и на военные награды больше нельзя полагаться, то…
В первый же день, стоило мне прикорнуть, у меня украли все вещи. Ночью в этом учреждении раздаются самые разные звуки. Иногда слышны крики, и тогда у меня так расходится воображение, что его не унять.
Ваня тоже здесь. Раз это он сунул мне кинжал, директор посчитал его сообщником преступления. В первый же день он умудрился здорово получить по физиономии. Такое ощущение, что он навлекает на себя побои. Я вмешался, чтобы его спасти. Он говорит, что навсегда это запомнит. Теперь Ваня мне как младший брат.
Здесь тоже приходится работать в мастерской. Сироты, правонарушители, заключенные – все это дешевая рабочая сила для промышленности. Я по-прежнему делаю игрушки для западных детей.
65. Про Натали Ким
Я испытал на Венере тактику «тепло-холодно»: чередую приятное – почести, связанные с ее работой манекенщицы, – и неприятное – родительские ссоры.
На Игоре я испробовал тактику бильярда: внушил его приятелям, чтобы подтолкнули его к схватке с Петром.
На Жаке я проверил тактику кнута и пряника: пугаю его хулиганскими бандами и вселяю ему желание нравиться Мартин. Так происходит их душевная закалка. Еще я учу их верить интуиции и мечтать. В моей работе есть место кошкам. Но при всем том я сознаю, что всего лишь подталкиваю события на их естественном пути. Прав Эдмонд, стадо движется само по себе. Я зажигаю свои шары и убеждаюсь, что результат не такой отрадный, как мне хотелось бы. На самом деле стадо больше топчется на месте, а если и движется, то чаще кружным путем.
Раулю забавно наблюдать мое огорчение.
– В сущности, им нельзя помочь. Можно только помешать им совершать самые отъявленные глупости.
Хорошо знаю, какой мой друг безнадежный пораженец, поэтому спешу сменить тему:
– Как там эта Натали Ким, о которой говорил Великий инка?
Рауль отвечает, что он навел о ней справки и что на самом деле в ней нет ничего особенного. И почему, собственно, она должна быть какой-то особенной? Что ни возьми – ее карму, наследственность, первый ее самостоятельный выбор, – все отвечает классической человеческой норме.
– То есть?
– То есть она делает одну глупость за другой.
И он сует мне ее яйцо – мол, полюбуйся.
Фамилия: Ким.
Имя: Натали.
Национальность: кореянка.
Волосы: черные.
Глаза: черные
Особая примета: смешливость.
Недостаток: наивность.
Достоинства: зрелость, смелость.
Лунообразное лицо, длинные темные пряди, черные миндалевидные глаза. Натали Ким – 12-летняя шалунья. Одевается по моде хиппи 70-х годов: сабо, индейские платья. Живет с родителями в столице Перу Лиме, дочь посла Южной Кореи.
Хорошие родители, доношена, балл при рождении – 564.
Я вздрагиваю:
– 564! 564 из 600! Да она почти чемпионка!
Рауль Разорбак не склонен торжествовать.
– Брось! Старая душа, только и всего. Знаешь, второгодники тоже иногда бывают успешными, но в конце концов все до одного тормозят перед финишной прямой.
– Прехорошенькая, богатенькая, умненькая, любящие родители… Да эта твоя Натали Ким – прямо «Роллс-Ройс» среди клиентов!
– Все равно я не питаю особых иллюзий.
Я снова изучаю это удивительное яйцо. К Натали Ким и ее двум старшим братьям в посольскую резиденцию приходят репетиторы. В Перу им скучно, нельзя свободно гулять, поэтому они придумывают втроем всевозможные игры. Сейчас Натали читает братьям книгу про гипноз с лаконичным названием «Гипноз для всех». Наклонившись над яйцом, я убеждаюсь, что она приготовилась испытать вычитанное в книге на пятнадцатилетнем Джеймсе.
Она просит брата зажмуриться, расслабиться и представить, что он – прямая доска. Джеймс закрывает глаза, силится сосредоточиться, хохочет.
– Ничего не выходит, – огорчается Натали.
– Давай сначала, обещаю больше не смеяться, – говорит Джеймс. Но Натали не переубедить.
– Здесь написано: тот, кто хоть разок засмеялся, не подвержен гипнозу.
– Подвержен, подвержен, давай попробуем, все получится.
– Извини, Джеймс. В книге сказано, что не больше 20 процентов людей могут подвергаться гипнозу. Ты к ним не принадлежишь. Нет у тебя этих способностей. Гипнотизируемый должен быть сильно мотивирован, потому что он все делает сам. Гипнотизер всего лишь информирует его, что он способен погрузиться в это состояние.
Добровольцем для следующей попытки вызывается 13-летний Вилли. Он сильно жмурится, полон рвения: он видел неудачу старшего брата и хочет доказать сестре, что он-то для гипноза годится. Можно подумать, что это почетное звание.
– Ты деревянный, как доска, – монотонно произносит Натали. – Все мышцы свело, ты не можешь шелохнуться.
Мальчик сжимает кулаки, веки, напрягается, застывает.
– Ты прямой, жесткий, сухой, как деревяшка.
Натали показывает Джеймсу знаками, чтобы он встал у брата за спиной.
– Ты – доска и, будучи доской, сейчас упадешь назад.
Вилли, прямой и негнущийся, как доска, валится навзничь. Джеймс подхватывает его за плечи, Натали – за ноги. Они кладут его головой на спинку одного стула, каблуками на спинку другого. Поддержки нет, тем не менее он не падает.
– Действует! – восхищенно восклицает Джеймс.
– В книге сказано, что тело становится настолько жестким, что на нем можно сидеть.
– Ты уверена? Разве нет опасности сломать ему позвоночник?
Девочка рискует усесться на неподвижного брата, тот не гнется. Она встает ему на живот. К ней присоединяется Джеймс. Брат и сестра рады удостовериться, что