«Гипноз для всех» их не обманул.
– Человеческая мысль необыкновенно сильна! – ликует Натали. – Теперь поставим его прямо.
Они снова берут Вилли за руки и за ноги. Глаза у Вилли по-прежнему закрыты, тело негнущееся, как доска.
– Начинаю обратный отсчет. Когда прозвучит «ноль», ты его разбудишь, – командует Натали.
Три, два, один… ноль!
Вилли остается неподвижен, все его тело и веки совершенно не шевелятся. Игра уже не так забавна.
– Что-то я не пойму… – начинает беспокоиться Натали. – Он не просыпается.
– Вдруг он умер? Что мы скажем родителям? – пугается Джеймс.
Девочка в ужасе хватает книгу.
– «Если загипнотизированный не просыпается, то снова произведите обратный отсчет самым решительным тоном и при провозглашении ноля громко хлопните в ладоши».
Так они и поступают, а затем громко хлопают в ладоши, отчего их «загипнотизированный» брат открывает глаза.
Какое облегчение!
– Что ты чувствовал? – интересуется гипнотизерша.
– Ничего, я ничего не помню. Мне было, наверное, приятно. А что произошло?
Рауля Разарбака как будто гложут сомнения. А я думаю, что эта Натали Ким не такая, как все. Я внимательно изучаю ее прошлую историю. В прежней жизни кореянка была танцовщицей на Бали, там и утонула.
До этого у нее была череда творческих жизней: на Берегу Слоновой Кости она била в барабан, на Мальте писала миниатюры, на острове Пасхи вырезала фигурки из дерева. Когда я был человеком, мне не особенно верилось в перерождения. Меня удивляло, что все подряд мнят себя в прошлом военными вождями, землепроходцами, художниками, кинозвездами, куртизанками или священнослужителями. Короче говоря, героями из книжек по истории. Очень наивно, если знать, что до 1900 г. девяносто пять процентов человечества были заняты сельскохозяйственным трудом.
Выясняется, что в промежутке между двумя жизнями Натали Ким обычно проводит много времени в Чистилище.
– Почему ей требуется столько времени для следующей реинкарнации?
Рауль пробует объяснить:
– Есть нетерпеливые души, орудующие локтями в толпе почивших, чтобы как можно быстрее предстать перед судом. Другие, как ты сам убедился, не торопятся.
Да, помнится, в оранжевом мире мне попадались души-транзитницы, двигавшиеся к месту суда рассеянно, без всякой спешки.
– У некоторых на это уходят многие века. Другие едва успевают завершить очередное существование – и тут же обратно на ринг, чтобы сорвать в конце концов куш, вырваться из цикла перевоплощений. Прошлая жизнь Натали была, без сомнения, изнурительной. Вот она и решила перевести дух, прежде чем обрести новую телесную оболочку.
По словам Рауля, его Натали перевоплощалась уже сто тринадцать раз, но интересных жизней прожила всего восемь.
– Что значит «интересная» жизнь? А что происходит в «неинтересной»?
– В том-то и дело, что ничего особенного. Рождение, брак, дети, отвращение к скучной работе из разряда «не бей лежачего», смерть в своей постели в возрасте восьмидесяти лет. Никчемная, бессмысленная, бесплодная жизнь, лишенная трудностей, которые пришлось бы геройски преодолевать.
– Так ли уж бесполезны подобные жизни?
Рауль соглашается, что они небесполезны. По его мнению, такое безобидное, «беззубое» прозябание – отдых между двумя «важными» жизнями. Некоторые мученики, непонятые художники, борцы за безнадежное дело добираются до рая до того уставшими, что умоляют предоставить им реинкарнацию-отдых.
– У моей Натали было сто пять жизней, не требовавших особенных усилий, и восемь интересных, но при этом очень трудных.
Я соглашаюсь, что если собрать в одном музее все произведения, созданные ею за творческие жизни, то для их размещения потребовалось бы множество просторных залов.
– Почему тогда она все еще не освободилась от цикла перевоплощений?
– Конец уже совсем близко, – заверяет меня Рауль. – Но ее поведению всегда не хватало одухотворенности, поэтому ей никак не позволят обогнуть последний мыс.
– Какой ее недостаток?
– Нехватка любви. Душа моей Натали слишком чувствительна к рискам страсти. В кого бы она ни перевоплотилась, в мужчину или женщину, ее всегда гложут сомнения в партнерах. Она не отдается чувствам со всем самозабвением – и, кстати, чаще всего оказывается права. Но, не позволяя себе совершать эти «ошибки», она недобирает информации, пережитого – всего того, что приносит искренняя безоглядная любовь.
Теперь мне понятнее пессимизм друга: его клиентке мешает не глупость, а, наоборот, здравомыслие!
Мы продолжаем наблюдение за корейским посольством в Лиме. Молодежи приносят поесть. Старший брат любит лимонные пирожные, младший – шоколадный мусс, Натали – «плавучие острова».
66. Энциклопедия
РЕЦЕПТ «ПЛАВУЧЕГО ОСТРОВА». Начинаем с «океана», где будет плавать «остров». Он будет желтый и сладкий – таков английский крем.
Кипятим литр молока, разбиваем шесть яиц и отделяем желтки от белков. Откладываем белки. Взбиваем желтки с 60 г сахара, добавляем горячего молока. Готовим на слабом огне крем, все время поворачивая кастрюльку. Не доводим до кипения.
Делаем белый айсберг – собственно «остров». Для этого сильно взбиваем белки с 80 г сахара, добавляем щепотку соли.
Карамелизуем форму (60 г сахара). Залить в нее взбитые белки и выпекать 20 мин. на водяной бане. Охлаждаем «плавучий остров». Переливаем крем в полую посуду для размягчения «острова» перед запуском в «океан». Подать сильно охлажденным.
Эдмонд Уэллс,
67. Старый друг
Рауль Разорбак по-прежнему думает, что эта Натали Ким – всего лишь одна клиентка среди многих. Но у него появляется мысль, как нам продвинуться в наших делах.
– Следуй за мной.
Вместе мы перелетаем на юго-восток. Там, на холме, собрались ангелы, сгрудившиеся вокруг какого-то оратора, как поклонники вокруг любимого исполнителя. Тот выразительно жестикулирует. Я сразу его узнаю: Фредди Мейер!
Старый слепой раввин ни капли не изменился. Низенький, полный, лысый, очки в толстой черной оправе на бесформенном носу; здесь, правда, слепота ему не помеха. В мире духов слепой ангел так же зряч, как все остальные.
Рауль толкает меня локтем, но я и без этого все вспомнил. У Фредди любое исследование и открытие становится возвышенным. Он был самым строгим, самым вдохновенным, сильнее всех стремился к совершенству среди героев эпохи танатонавтики. Это ему пришла мысль сплести серебряные нити для большей надежности групповых полетов. Он разработал первые стратегии эктоплазменных войн. Нет ничего более захватывающего, чем снова отправиться вместе с ним на поиски приключений!
Мы присоединяемся к небольшой толпе слушателей и прислушиваемся к оратору. Он рассказывает… анекдот.
– Сорвавшийся в пропасть альпинист в последний момент успевает уцепиться за деревце. «На помощь, на помощь! Есть тут кто-нибудь? Спасите!» – в отчаянии кричит он. Появляется ангел. «Я твой ангел-хранитель, – обращается он к альпинисту. – Доверься мне, я тебя спасу». Немного подумав, альпинист отвечает: «Неужели больше никого нет?»
Ангелы прыскают, я тоже. Ангельский юмор, он такой. Придется привыкать.
Я в восторге от встречи со старым соратником. Кто говорил, что в раю скучно? Фредди – наше спасение. Я делаю ему чуть заметный знак, он бросается к нам:
– Мишель! Рауль!
Мы обнимаемся.
В моей памяти оживают наши общие воспоминания: первые встречи, поделки, первые стартовые кресла, экспедиции в рай, первые экзоплазменные войны с хашишинами.
– Сейчас я вам представлю новых друзей! – провозглашает Фредди.
Нас окружают лучащиеся существа. Я узнаю знакомые лица: Гручо Маркс, Оскар Уайльд, Вольфганг Амадей Моцарт, Бастер Китон, Аристофан, Рабле…
– Нас прозвали Райской комической труппой. Только здесь я узнал, какой шутник Моцарт. Он позволяет себе любые вольности. Не то что зануда Бетховен.
– Как насчет твоих клиентов? – спрашиваю я.
Фредди пожимает плечами. Он утратил веру в свою ангельскую работу и перестал заниматься вверенными ему душами. Слишком многие клиенты его разочаровали. Хватит с него людей. Спасать их? В это он больше не верит. Подобно Раулю, он убежден, что побуждать людей к развитию – непосильная задача даже для самых одаренных ангелов.
Аристофан говорит, что у него набралось уже 6527 клиентов и ровно столько же неудач. Бастер Китон жалуется, что ему достаются одни лапландцы, удрученные отсутствием солнечного света. Оскар Уайльд подхватывает: это еще что, полюбовались бы они на его индусов, чьи свекрови поджигают сари своих невесток, чтобы получить страховку. Гручо Маркс с горем пополам справляется с красными кхмерами, выясняющими отношения в джунглях. Рабле воздевает руки к небесам и рассказывает о своих сорванцах из бидонвилей Сан-Пауло, с утра до вечера нюхающих клей и с трудом доживающих до 14 лет.
Выходит, комикам достаются самые драматические судьбы.
– Это невыносимо. Большинство из нас признает свое поражение. Людям не помочь.
Я воспроизвожу довод Эдмонда Уэллса:
– Но ведь само наше присутствие здесь доказывает возможность вырваться из цикла реинкарнаций. Раз получилось у нас, значит, другие тоже на это способны.
– Может быть, у людей все устроено так же, как у их предшественников-сперматозоидов, – размышляет вслух Рауль. – В яйцеклетку попадает всего один из тридцати миллионов. Лично мне не хватит терпения проверить тридцать миллионов душ в ожидании разрешения пройти, наконец, в Изумрудные врата.
Вижу, для моего друга большое облегчение оказаться не единственным, кто готов отречься. Фредди Мейер – его единомышленник. Тому тоже надоело возиться с душами в надежде на вознесение, проще махнуть на них рукой. Он изжил былое честолюбие и теперь готов провести остаток существования, забыв о мире смертных и весело хохоча. Фредди утратил всякую надежду на человечество и верит только в юмор.