Что стряслось, чтобы веселого эльзасского раввина постигло такое разочарование?
– Холокост, – тихо объясняет он. – Геноцид евреев во Вторую мировую войну.
Он опускает голову, как унылый побежденный.
– Отсюда лучше видно. Все становится понятно. Доступна любая информация. Теперь я знаю обо всем произошедшем, и это хуже всего того, что я мог прочесть на Земле. Это даже не ужас, а гораздо хуже.
– Я…
– Нет, ты не знаешь. Очереди перед газовыми камерами, дети, вырванные их рук матерей и убитые о стены печей, медицинские опыты на живых людях… Надо очутиться здесь, чтобы все увидеть и почувствовать. Меня не покидают все эти картины.
Я предлагаю объяснение:
– Может быть, как раз потому, что ангелам наскучила их работа, как теперь тебе, и произошли все эти зверства?
Но Фредди меня не слушает. Схватив меня за плечо, он заходится от смеха.
– Не желаю больше этого знать. Хочу только смеяться, смеяться, смеяться… Пьянеть от хохота и от шуток до конца времен. Будем же смеяться, друзья мои! Смеяться и забывать.
Как он изменился, дорогой мой Фредди! Неужели даже юмор бывает навязчивым? Он хлопает в ладоши.
– Здесь становится грустно. Срочно нужен хороший анекдот. АНЕКДОТ! – требует бывший раввин-танатонавт.
После таких воспоминаний как-то не до юмора, тем не менее Оскар Уайльд старается рассеять мрачное настроение, созданное словами Фредди:
– Иисус путешествует со своей матерью. В родном селении они видят, как жители намереваются забросать камнями женщину, изменившую мужу. Иисус вмешивается и говорит: «Пусть тот, кто ни разу не грешил, первым бросит в нее камень». Ропот в толпе, все роняют камни. Иисус уже собирается освободить женщину под аплодисменты толпы, как вдруг огромный камень, просвистев в воздухе, убивает несчастную. Иисус оборачивается. «Тебе не кажется, мама, – говорит он, – что иногда ты перегибаешь палку?»
Звучат натужные смешки.
– Наше счастье, что Иисус нас не слышит, – говорит как обычно невозмутимый Бастер Китон. – Он не любит, когда шутят с его матушкой…
– Есть еще анекдот про человека, который все время жалуется, что никак не выиграет в лотерею. Прилетает его ангел-хранитель и говорит: «Слушай, я хочу, чтобы ты выиграл, но для этого ты должен хотя бы купить билет!»
Этот анекдот все знают, тем не менее хихикают.
Мы с Раулем не участвуем во всеобщем веселье, считая его немного искусственным.
И тут появляется Мэрилин Монро. Фредди раскрывает ей объятия. Став ангелом, она не утратила былого изящества, той магии, что сделала Норму Джин Бейкер легендой. По-моему, несправедливо, что звезды, умершие во цвете лет, здесь по-прежнему хороши, тогда как те, кто ушел в глубокой старости, вроде Луизы Брукс или Греты Гарбо, навечно отмечены следами прожитых лет.
– Представлять вам эту прелестницу излишне, – говорит задорный раввин.
Он гладит ее по ягодицам. Не знай я, что здесь невозможна какая-либо сексуальность, заподозрил бы, что они состоят в интимной связи. Они смеха ради подражают любовным ласкам, хотя пальцы каждого встречают одну пустоту. Удивительно, что такая красотка находит в этом лысом толстяке? Ответ не заставляет себя ждать: юмор! Мэрилин дарит Фредди свою красоту, он в ответ одаривает ее смехом.
– Вразумите его, мисс Монро! – просит Рауль.
– Простите, для меня ужас холокоста – такая же травма. Если хотите знать, прежде чем выйти замуж за Артура Миллера, я приняла иудаизм.
Мне хочется выяснить истинные обстоятельства ее смерти, но момент не очень подходящий.
– Сначала, – объясняет Мэрилин, – Фредди посещал бывшие концлагеря, чтобы помочь еще блуждавшим там по-прежнему душам подняться в рай. Но потом он бросил это занятие. Не смог всего этого вынести. Очень многие пережили слишком страшные страдания из-за безразличия неба и народов. Биологический вид, способный совершать такие преступления, недостоин спасения. Я очень хорошо его понимаю и тоже больше не хочу что-либо делать для людей, – заканчивает она с плохо сдерживаемой яростью.
– Чем отчаиваться, не лучше ли попытаться понять? – предлагает Рауль.
– Что ж, тогда ответь на вопрос: почему такие преступления совершались безнаказанно? Почему, я тебя спрашиваю? Почему? ПОЧЕМУ? – кричит Фредди.
Рауль сбит с толку, но быстро берет себя в руки:
– Потому что система здесь, наверху, сложнее, чем кажется. Наш долг – выяснить, кто принимает решения выше нашего ангельского мира. Пока мы не настроим космические часы, весь этот сложнейший механизм, холокост останется загадкой. Более того, сохранится риск его повторения. Вместо того чтобы окукливаться в своем горе, ты бы лучше помог нам проникнуть в тайны мира Семерок, чтобы помешать новым гекатомбам.
Но раввин Мейер упрямится:
– Человечество не способно развиваться. Оно обречено на самоистребление. Между людьми нет взаимной любви. Нет желания добра друг другу. Повсюду возрождается фанатизм, национализм, консерватизм, экстремизм. Ничего не меняется и никогда не изменится. Более чем когда-либо торжествует нетерпимость.
Наступает моя очередь заступиться за смертных:
– Человечество движется вперед на ощупь. Три шага вперед, два назад. Какой-никакой, а прогресс. Сейчас оно у отметки 333, а скоро достигнет, по-моему, 334. Нельзя это обесценивать. Если мы, ангелы, отвернемся от людей, кто же их спасет?
Фредди отворачивается, как будто устав от наших приставаний.
– Предоставим смертных их судьбе. Пусть опустятся на самое дно, вдруг после этого в них оживет инстинкт выживания и они вынырнут?
И он снова кричит своим друзьям:
– Будем смеяться, предоставив человечество его участи!
68. Энциклопедия
ВАНУАТУ. Архипелаг Вануату открыли в начале XVII века в неведомых прежде водах Тихого океана португальцы. Островитян там всего несколько десятков тысяч человек, подчиняющихся особым правилам жизни.
Например, у них отсутствует понятие о навязывании большинством своей позиции меньшинству. В случае несогласия между собой островитяне спорят до тех пор, пока не достигнут единодушия. Любая дискуссия требует времени. Некоторые упрямятся и стоят на своем. Поэтому население Вануату тратит треть дневного времени на многословие, убеждая друг друга в обоснованности той или иной точки зрения. Когда встает территориальный вопрос, спор может затягиваться на годы, а то и на столетия, пока не будет достигнут консенсус. Из-за этого дело стоит на месте.
Зато когда в конце концов, по прошествии двухсот-трехсот лет, все со всеми договорятся, проблема будет по-настоящему решена. Ни у кого не останется горького осадка, потому что побежденных не будет.
На Вануату клановая цивилизация, каждый клан занят своим ремеслом. Один специализируется в рыбной ловле, другой в земледелии, третий в гончарном деле и т. д. Кланы ведут между собой обмен. Рыбаки, например, в обмен на доступ к источнику воды в лесу предоставляют доступ к морю.
Ввиду узкой специализации кланов есть правило: если в клане земледельцев рождается ребенок с даром гончара, то его усыновляет семья соответствующего клана, чтобы дать расцвести таланту. То же самое произойдет с ребенком гончаров, которого потянет в море.
Западных первооткрывателей поразили эти традиции, потому что сначала они решили, что жители Вануату воруют друг у друга детей. На самом деле происходит именно обмен ради оптимального проявления каждой индивидуальности.
При возникновении частного конфликта жители Вануату прибегают к сложной системе альянсов. Если мужчина из клана А изнасилует девушку из клана В, то два клана не начнут открытую войну. Они обратятся к своему «военному представителю», то есть к другому клану, с которым связаны клятвой: клан А – к клану С, клан В – к клану D. При такой системе посредников в бой вступают мало мотивированные люди, не чувствующие себя оскорбленными. При появлении первой крови драка прекращается: драчуны считают, что их долг перед союзниками исполнен. Поэтому войны на Вануату ведутся без ненависти и остервенения, которые обычно неминуемо вскипают при оскорблении гордыни.
Эдмонд Уэллс,
69. Жак, 14 лет
Школа – моя тюрьма. Туалет – убежище. Оказавшись там, я всякий раз в этом убеждаюсь. Мои школьные оценки немного улучшились, но подводит память, а без нее никуда.
Мартин ушла из лицея. Цирк, где работали ее родители, переехал. Ее отец, его зовут Сибелиус, – гипнотизер. Кажется, я видел его как-то раз по телевизору. После выступлений в районе Перпиньяна артисты улетают в Перу. Перед расставанием Мартин повторила мне несколько раз:
– Укрепляй свои сильные места, а не борись со слабыми.
Мне кажется, что Мартин увезла с собой много моей силы. Наша учительница французского в этом году – мадемуазель Ван Лисбет, молодая женщина с длинными рыжими волосами, в тесной блузке. Все мы под впечатлением от этой шикарной особы. Чтобы лучше с нами познакомиться, она задала сочинить рассказ на тему «мой выбор».
В классе ропот. Действующая школьная система не приучает к самостоятельности. Ученики ворчат. Некоторые ноют:
– Мы этого не умеем, мадемуазель. Надо назначить тему.
– А вы попробуйте. Посмотрим, какой будет результат.
Раньше преподаватели не ослабляли нам уздечку. Мне эта новая свобода в самый раз. Я увлеченно сочиняю рассказ под названием «Недопапа». Моя придумка – что на очередном конклаве место среди papabili занимает компьютер. Нет лучше представителя христианства, чем компьютер: он не допустит компромиссов с экономическими и политическими кругами. Конец преувеличенным личным амбициям. Кардиналы придают великим принципам христианства вид компьютерной программы и загружают ее в робота человеческого облика по прозвищу «Пий 3,14». Его избрание не имеет минусов. Одного Пия 3,14 можно выбрать пожизненно, не боясь, что в конце концов его настигнет старческий маразм. Если в него выстрелит какой-нибудь псих, программу можно будет починить. К тому же Пий 3,14 не зациклен на конкретном периоде человеческой истории, может набираться сведений по мере эволюции общества и принимать их в расчет. Робот сам постоянно совершенствуется, подстраиваясь к новым нравам. Таким образом, благодаря современным технологиям христианство превращается в религию, всегда идущую в ногу со своими поборниками.