Я чувствую себя брошенным, Мона Лиза тоже. Мы уже начинали привыкать к ее малозаметному присутствию.
Я опять начал запираться в туалете и там читать.
Вскоре Гвендолин принимается мне названивать с рассказами о своем счастье:
– Я нашла своего мужчину. Жан-Бенуа – само совершенство.
Но потом дело осложняется:
– Он взбесился, когда узнал, что я тебе звонила.
И все же звонки продолжаются. С ее глаз спадает пелена. До Гвендолин дошло, что ее психиатр страдает комплексом неполноценности из-за своего маленького роста и злится на всех, кто выше его. Занимаясь случаями спазмофилии, он обычно имеет дело с депрессивными клиентами, которыми легко манипулировать. Жан-Бенуа вмешивается смеха ради в их жизнь и проверяет пределы своих манипуляционных способностей. Несколько пациентов делают попытку самоубийства, после чего их родственники требуют лишить его лицензии. Но он дружит с министром, поэтому никто не смеет на него замахнуться.
Однажды я случайно встречаю Гвендолин на улице, она относила пиджаки Жана-Бенуа в химчистку. Рука у нее подвязана шарфом, она осунулась, прячет за темными очками фонарь под глазом.
При виде меня она порывается улизнуть, но передумывает. Ласково трогает меня за руку и говорит с улыбкой:
– Ты не понимаешь, это любовь. Дюпюи от меня без ума.
Сказала – и убежала.
После этого я уже ничего о Гвендолин не слышал.
Меня эта история потрясла.
Я применяю свою привычную тактику бегства: пишу. Раз вот-вот выйдет первый том «Крыс», я засел за второй. И надо же было моему компьютеру именно в этот момент сломаться! Из-за необъяснимого сбоя с жесткого диска исчезают все сохраненные на нем тексты.
Это оказывает на меня странное воздействие: потеря невесты и всех черновиков равносильна маленькой смерти. Мне остается только одно – возродиться. Я все пишу сначала. Мне пришла мысль ввести в сюжет новый персонаж, навеянный личностью Дюпюи.
Вообще-то мне впервые попался на пути настоящий злодей. Альфред Хичкок подчеркивал, что качество истории зависит от качества отрицательного персонажа. В лице Дюпюи я приобрел антигероя, чья достоверность обеспечена тем, что он существует на самом деле. Я вставляю его в свою «Оду крысам», и все остальные персонажи начинают смотреться рядом с ним гораздо рельефнее.
Я усердно сочиняю, но эта история почему-то не перестает меня терзать. Благодаря Гвендолин я понял, что нельзя помочь другим вопреки их воле, и это открытие причиняет мне боль. Писать пишу, но набирает силу новый приступ капитулянтства. Как обычно, я начинаю лениться и медлить. Забыта даже радость от мысли, что скоро меня напечатают.
Запершись в туалете, я теперь не читаю, а пережевываю одну и ту же мысль: «Что толку?» Думаю, я не исполнил пожелание мадемуазель Ван Лизбет: не нашел своего места. Где я, а где моя жизненная миссия? Какой из меня писатель? Что толку упираться?
147. Энциклопедия
ЗНАЙ СВОЕ МЕСТО. Как утверждает социолог Филипп Пейсель, женскому характеру присущи четыре наклонности:
1. Мать.
2. Любовница.
3. Воительница.
4. Застрельщица.
Главная потребность матери – создать семью, произвести на свет и вырастить детей. Любовницы любят соблазнять и переживать бурные романы.
Воительницам хочется завоевывать территории власти, занимать политическую позицию.
Застрельщицы заточены на искусство, духовность, врачевание. Из них выйдут отличные музы, преподавательницы, врачи. В древности они были весталками.
У каждой женщины эти наклонности развиты в разной степени.
Проблема возникает тогда, когда женщина не видит себя в той главной роли, которую ей навязывает общество. Если любовниц заставляют быть матерями, а застрельщиц – воительницами, то это противоречие часто приводит к жестокому сбою.
У мужчин тоже различают четыре доминирующие наклонности:
1. Аграрии.
2. Кочевники.
3. Строители.
4. Воины.
В Библии кочевник Авель занимается стадами, а земледелец Каин ухаживает за нивой.
Каин убивает Авеля, и Бог в наказание обрекает его на скитание по земле. Каин вынужден стать кочевником, делает то, для чего не создан, ведь, по сути, он земледелец. В этом его огромная беда и боль.
Единственное сочетание, обеспечивающее длительное супружество, – «мать/аграрий». Обоим дороги неподвижность и продолжительность. Все прочие сочетания могут быть очень страстными, но в перспективе чреваты конфликтами.
Идеал истинной женщины – быть матерью и любовницей, воительницей и застрельщицей. Чтобы о ней можно было сказать, что принцесса надела царскую корону.
Идеал настоящего мужчины – быть аграрием и кочевником, строителем и воином. Чтобы о нем можно было сказать, что принц сел на царский трон.
Когда встречаются настоящий царь и настоящая царица, происходит волшебство. Страсть сплетается с постоянством. Правда, так случается редко.
Эдмонд Уэллс,
Энциклопедия Относительного и Абсолютного Знания, том IV.
148. Венера, 22 с половиной года
Теперь моя карьера идет как по маслу. Я переделала себе грудь, и, когда я растягиваюсь на спине, соски торчат кверху, как острия египетских пирамид.
Стилист-визажист постриг мне волосы, дантист – «челюстной пейзажист» особым образом отбелил мне зубы. Медицинская профессия явно сближается в наши дни с искусством.
В киосках пестрят журнальные обложки с моим лицом. Опросы помещают меня в десятке самых сексуальных женщин в мире. Излишне говорить, что с такой визитной карточкой я укладываю всех мужчин к своим ногам. Я одариваю своей благосклонностью того, кто котируется как первый среди мужских секс-символов, – Ричарда Каннингема, кумира моей юности.
Я поручаю Билли Уоттсу нас познакомить. Он ревностно берется за дело, так как медиум подтвердила: скоро мы с Каннингемом будем вместе. Мой агент легко находит общий язык с агентом Каннингема, и через несколько дней все уже обговорено, подписано, условлено, утверждено. Я должна «случайно» встретить Ричарда в одном из японских ресторанов Санта-Моники. Все фотографы поставлены на уши примерно таким сообщением: «Никому не говорите, но кажется, что…»
По этому случаю я оделась во все красное, потому что он говорил в одном из интервью, что ему нравятся женщины в красном. Он тоже не подкачал, надушился «Эйфорией», французскими духами, которые я рекламирую.
Наши агенты едят за столиком неподалеку, изучая список других своих клиентов мужского и женского пола, которых можно было бы свести. Я смотрю на Ричарда. В жизни он даже красивее, чем в кино. Удивительно гладкая кожа. Причем без всякой пластической хирургии. Пользуется, наверное, каким-то необыкновенным новым кремом, о котором я еще не слышала. Я немного стесняюсь, видя его перед собой живьем, а не на афишах кинотеатров и не на журнальных обложках. Он тоже не теряет времени зря – разглядывает мою новенькую грудь. Я рада, что ей так быстро нашлось полезное применение. Заказываем суши, потом наступает страшный момент, когда надо завязать разговор. Мы не знаем, что друг другу сказать.
– Как вам ваш агент? – спрашивает Ричард. – Много берет?
– Двенадцать процентов от моих заработков. А ваш?
– Мой – целых пятнадцать.
– Может, вам надо пересмотреть договор?
– Мой занимается вообще всем. Он заполняет мои счета и налоговые декларации, делает покупки. С ним я могу себе позволить не иметь при себе денег. Кажется, последний раз я воспользовался бумажником лет десять назад, до того как снялся в успешном фильме «Нагая прильнула к тебе».
– «Нагая прильнула к тебе»?
– Ага.
О чем еще говорить? Смущенное молчание. На счастье, нам приносят заказ, и мы едим. Только за десертом мы находим новую тему для разговора. Мы обсуждаем косметику – ту, которая вызывает аллергию, и ту, что годится для любых типов кожи. Наконец-то расслабившись, он перечисляет мне всех экранных толстяков и толстух, рассказывает, кто с кем спит, какие у знаменитостей извращения. Очень увлекательно! Не всякий так разговорится.
– Вы очень красивая, – произносит Ричард с профессиональной интонацией.
Он просто не видел моих недостатков. Я знаю их все наизусть: короткие мочки ушей, растрепанные ресницы, торчащие в стороны большие пальцы ног, кривоватые колени…
После ужина он ведет меня в шикарный отель, куда можно проникнуть незамеченными, и мы готовимся к любовному соитию. Он аккуратно складывает на стуле свои вещи, заказывает шампанское, настраивает уютное приглушенное освещение.
– Ты что, боишься, маленькая? – спрашивает он.
– Немножко, – отвечаю я уклончиво.
– Помнишь, что я вытворял с Глорией Райан в «Любви и прохладной воде» – трюк с подушкой? Хочешь, повторим?
– Не смотрела этот фильм, к сожалению. Что вы там, собственно, вытворяете с подушкой?
Он сглатывает и задает вопрос, который явно не давал ему покоя с самого начала нашей встречи:
– Какие мои фильмы ты смотрела?
Я перечисляю десяток названий.
– Ты не смотрела «Слезы горизонта»? «Не переборщить»? «Вот так, и все»? Это мои лучшие. Их даже критики единодушно хвалили.
– Ммм…
– Думаю, они есть на DVD. Из тех, которые ты видела, какой твой любимый?
– «Нагая прильнула к тебе», – отвечаю я, опуская глаза.
Я тоже умею играть.
Он пользуется этим, чтобы меня раздеть. Я на всякий случай надела шелковое кружевное белье Ravage. Это мое маленькое кино, и оно приносит результат. Ричард тут же принимается мять мне груди через кружева, целует меня в шею, поглаживает бедра. Я останавливаю его, пока он не добрался до моих кривых коленей. Теперь моя очередь его ласкать. Обнаруживаю у него на теле татуировки – репродукции афиш трех его любимых фильмов, которые он назвал. Тоже способ себя прорекламировать.
Потом мы ложимся друг на друга. Он не доводит меня до оргазма: слишком внимателен к собственным ощущениям, чтобы позаботиться о моих.