Вот человек и осуществил свою миссию – покончил со своим первым защитным коконом.
КОНЕЦ ПЕРВОГО КАРЕ 4 Х 7 ЛЕТ.
Эдмонд Уэллс,
175. Жак, 26 лет
Сегодня мой день рождения. Я запираюсь в туалете и подвожу итоги своей жизни. К 26 годам я все проворонил, ничего не достиг. Не создал семейной ячейки. Нет у меня подруги, нет детей, живу один, независимой, но одинокой крысой. Ладно, занимаюсь любимым делом, но не сказать, чтобы преуспел в писательстве.
Мона Лиза II издохла от избытка холестерола. Я похоронил ее рядом с Моной Лизой I.
Мона Лиза III еще жирнее своей предшественницы. У нее целлюлит лап (ветеринар впервые такое видит). Она любит прижаться ко мне и смотреть телевизор. Тема литературной программы этой недели – «Новая литература», приглашенная звезда – Мериньяк.
Он утверждает, что иногда его настигает экзистенциальная тревога и он задает себе вопросы. По-моему, он хвастается. Не задает себе этот Мериньяк никаких вопросов, потому что уже нашел все ответы. Мона Лиза III что-то шепчет мне на ухо. Похоже на «мяу», но я знаю, что это жалоба на голод.
– Прекрати, Мона Лиза III, ты уже слопала три банки особого печеночного паштета с размельченным сердцем!
– Мяу, – отвечает бесстыжая толстуха.
– Больше ничего не осталось, а на улице дождь.
– Мяу, – настаивает вредное животное.
Ясное дело, не ей же идти на холод и искать в ливень открытую бакалею. Думаю, кошки – моя уловка. На самом деле я заменяю ими женщину. До меня начинает доходить, что проблема во мне самом. Это я выбирал трудных девушек, загонявших меня в один и тот же тупик. Но как перепрограммировать самого себя?
Мона Лиза III продолжает мяукать, поэтому я выключаю телик, надеваю прямо на пижаму плащ и отправлюсь на поиски банки кошачьего паштета. Со мной здороваются соседи. Моих книг они не читают, но я слыву у них автором научно-фантастических романов, в своем квартале я превратился в живописную фигуру.
Ближайший большой супермаркет уже закрыт, в бакалее не осталось «печени с сердцем», есть только «тунец и лосось в соусе карри». Я хорошо знаю вкусы Моны Лизы III, за неимением «печени с сердцем» она согласится разве что на «фаршированную дорадо с икрой». Есть и такое, но уж больно дорого.
Я не смею возвращаться с пустыми руками. «Дорадо с икрой» меня бесит. Хотя это же мой день рождения! Раз я отмечаю его на пару с кошкой, то лучше вовлечь ее в празднование. Себе я беру растворимые спагетти. Что на десерт? «Плавучий остров». Я нацеливаюсь забрать последний с полки «свежие продукты», но чья-то рука хватает упаковку одновременно со мной. Я инстинктивно тяну сильнее. Моя взяла. Я оглядываюсь: кто мой соперник? На меня таращит глаза девушка.
– Вы, случайно, не Жак Немрод?
Я киваю.
– Писатель Жак Немрод?
Я смотрю на нее, она на меня. Она широко улыбается и протягивает руку:
– Натали Ким. Я прочла все ваши книги.
Я невольно пячусь и натыкаюсь на что-то твердое, втыкающееся мне в спину. На меня обрушивается высокая гора банок с зеленым горошком.
176. Венера, 26 лет
Нужно его отыскать. Просто необходимо. Надо позарез. В телефонном справочнике Лос-Анджелеса д-ра Раймонда Льюиса нет, в нью-йоркском тоже. Я звоню в справочную службу, ищущую людей по всей стране. Ответ приходит быстро. Один врач-акушер Раймонд Льюис нашелся в Денвере, штат Колорадо.
Самолет, такси – и вот я стою перед милым домиком на симпатичной улице. Я кидаюсь на звонок. Лишь бы он оказался дома. Лишь бы!
Раздаются шаги, дверь открывает лысый человечек в толстых очках. Наверное, он видел меня в кино, иначе не застыл бы так и не таращился бы.
– Мне необходимо с вами поговорить. Вы меня впустите?
Он, мягко говоря, удивлен. Когда Раймонд Льюис снимает очки, взгляд у него оказывается невероятно ласковым. Он вытирает платком мокрый лоб.
– Доктор Льюис, меня заверили, что вы можете устранить проблему, мучающую меня с самого рождения. Говорят, вы вообще единственный на свете, кто мог бы мне помочь.
Он отступает и позволяет мне войти. Предлагает сесть на диванчик в гостиной, достает бутылку виски, но мне не наливает, а сам выпивает две рюмки. Не успеваю я рта открыть, как он сообщает, что я – женщина его жизни. Увидев меня по телевизору, он понял, что это со мной, больше ни с кем, он должен закончить свои дни. Каждый вечер он мечтает обо мне. Его спальня увешана афишами с моей персоной. Что с того, что обычно их покупают водители-дальнобойщики?
Его вдруг обуревает сомнение, и он спрашивает, не двойник ли я настоящей Венеры Шеридан. Потом подбегает ко мне, чтобы проверить, не спрятана ли на улице камера и не участвует ли он в какой-то постановке. Чтобы убедиться, что все в порядке, Льюис опрокидывает еще две рюмки виски.
– Об этом мгновении я не смел даже мечтать, – признается он. – В самых безумных своих фантазиях я осмеливался разве что приблизиться к вам в толпе и попросить автограф.
Его восторженность не оставляет меня равнодушной. Он такой трогательный! Смотрит на меня, как на привидение. Когда у него восстановится дыхание, я задам ему свои вопросы.
– Вы не поверите, если я расскажу, какие обстоятельства привели меня к вам. Буду откровенной, объяснением всему может быть только правда. Я связалась через медиума со своим ангелом-хранителем, и ангел мне сказал, что у вас была та же проблема, что мучает меня, и что вы стали единственным, кто сумел с ней покончить. Поэтому я преодолела тысячу двести километров, чтобы с вами встретиться.
Доктор Льюис все еще растерян, но виски помогает ему прийти в себя.
– Ваш… ваш ангел-хранитель, – заикается он, – посоветовал вам отправиться ко мне!..
Тут я спохватываюсь, что выгляжу дурой. Бедная Венера, как же низко ты пала! Бездарный медиум наплел тебе невесть чего, и ты теперь заводишься с пол-оборота. Тебя извиняют только твои невыносимые головные боли и то, что никто еще не смог помочь тебе от них избавиться.
– Ангел… – недоверчиво повторяет доктор Льюис.
– Вы, конечно, в ангелов не верите.
– Никогда о том не задумывался, но кто бы вас ни прислал, главное, что со мной происходит что-то сказочное.
Пора переходить к фактам, а то он снова оторвется от реальности.
– Я больна. Вы сможете меня вылечить?
Он становится серьезным. Врач берет верх над влюбленным.
– Я не терапевт, а акушер-гинеколог, но я сделаю все возможное, чтобы вам помочь. Что у вас за заболевание?
Он все еще не догадывается предложить мне рюмку, поэтому я сама хватаю бутылку и делаю глоток прямо из горлышка, прежде чем выдавить постыдное слово.
– Мигрень.
– Мигрень?
Он пристально смотрит на меня, потом на его натянутом лице появляется широкая улыбка. Наконец-то до него дошло, чем вызвано мое неожиданное появление в его доме.
Мы разговариваем всю ночь.
С раннего детства Раймонд Льюис, совсем как я, мучается такими невыносимыми мигренями, что хоть головой об стену бейся. Интуитивно или по подсказке ангела-хранителя он стал изучать медицину, выбрав специальностью акушерство.
Сферой его острого профессионального интереса стали близнецы. Он объясняет, что часто происходит одновременное оплодотворение двух яйцеклеток. Но редко обе они вызревают. Обычно не позднее чем через три месяца одна отторгается организмом.
Раймонд неистощим на рассказы. Однажды он извлек из живота матери двух детей, живого и мертвого. С тех пор его увлекает другое малоизученное явление – синдром фето-фетальной трансфузии. Я, кажется, что-то такое уже слышала, но прошу его продолжать.
– Обычно оба близнеца связаны с матерью, а не друг с другом. Но иногда они оказываются соединены особым сосудом. По нему происходит обмен питательными жидкостями. Благодаря этому между ними устанавливается гораздо более тесная связь, чем между обычными близнецами. На шестом-седьмом месяце беременности эта связь приводит к гибели одного из них. Один убивает другого, забирая себе все питательные жидкости.
Я превращаюсь в слух. Каждая фраза Раймонда подтверждает мои предчувствия.
– Один становится для другого вампиром, отсюда понятие фета-фатальной трансфузии. Выживший близнец забирает себе все свойства убитого и рождается в гораздо лучшей форме, чем среднестатистический новорожденный. Вам следовало бы спросить у вашей матери, не было ли рядом с вами при родах мертвого зародыша.
Я не понимаю – вернее, не осмеливаюсь понять.
– Какая связь с мигренью?
– Само слово «мигрень» наполнено информацией. Причина ваших мучений – память о второй половинке зернышка[3], вашем брате или сестре-близнеце.
177. Энциклопедия
СЕМИЛЕТНИЙ ЦИКЛ (второе каре 4 х 7). После сооружения собственного кокона человек переходит во второе каре семилетних циклов.
28-35 лет: укрепление очага. После брака – квартира, автомобиль, дети. В коконе накапливаются блага. Но если первые четыре этапа были дефектными, очаг рушится. Если отношения с матерью не были прожиты правильно, она станет изводить невестку. Если не все в порядке было в отношениях с отцом, он будет вмешиваться в жизнь пары и влиять на нее. Если бунт против общества не остался позади, то есть риск конфликтов на работе. 35 лет – возраст разрыва неполноценного кокона. Далее – развод, увольнение, депрессия, психосоматические заболевания. Приходится расстаться с первым коконом, и тогда…
В 35–42 года все начинается сначала. Кризис позади, восстанавливается второй кокон, человек обогащается за счет ошибок первого. Нужно пересмотреть отношения с матерью и с женственностью, с отцом и с мужественностью. В это время разведенные мужчины заводят любовниц, разведенные женщины – любовников. Предпринимаются попытки разобраться, чего они на самом деле ждут не от брака, а от противоположного пола.