Есть из-за чего драться. Понятно, почему наставник Зоза хотел сохранить в тайне существование инопланетян. Пусть времена секретности прошли, бывает информация, с которой стоит обходиться бережно.
Армия теней наступает. Апокалиптическое зрелище! У меня в голове звучит Carmina burana Карла Орфа. Что это они надумали? Вместо того чтобы ринуться на нас толпой, они останавливаются на расстоянии и вытягивают, как ружье, правую руку.
– Огонь! – командует Игорь.
Мы еле успеваем загородиться щитами. Наша контратака – массированный залп любви, от которой они без труда заслоняются своими насмешками.
В бой брошен уже второй эшелон из отчаявшихся и обезумевших. На этих не действует ни любовь, ни юмор.
– В атаку! – командует Игорь.
Поток ненависти, усиленный безумием, сминает наши щиты юмора. Трудно сдерживать такой натиск вчетвером. Свихнувшиеся поднимают нас на смех, и Игорь понимает, что насмешка – не только средство обороны, но и оружие наступления. Мы встаем черепахой, прикрывшись щитами, которыми отбиваем их насмешки.
Злая реплика в ее адрес слегка ранит Мэрилин, неудачно накрывшуюся щитом. Она никогда не могла стерпеть, если ставили под сомнение ее артистический талант. Фредди приходится ее подбадривать. Мы собираем всю любовь, которой обладаем. Каждый вспоминает самое лучшее, что было в его прошлом существовании. Лично я оживляю в памяти свою любовь к Розе, женщине моей последней телесной жизни.
– Руби их! – кричит Игорь.
Мы опускаем щиты и очередями бьем любовью по «клещам», в которые нас пытаются взять. Получается неплохо. Остается только втянуть в себя эфирные тела. Они входят в нас пониже спины и поднимаются по хребту, после чего остается только запустить их вверх из черепа. Наши эктоплазменные позвоночники – пусковые установки, нацеленные на рай, – стали лестницами, по которым, толкаясь, карабкаются к спасению призраки. Тем временем мы с трудом защищаем наши фланги от новой волны неприятеля. Ему удается нас разметать.
Теперь каждый обороняется сам по себе. Юмор – средство защиты, любовь – оружие нападения, позвоночник – райская пусковая установка.
– Держись, Мишель! – подбадривает меня Рауль, отрывая от моей спины смуглого падшего ангела.
Он подоспел вовремя. Этот падший ангел, превосходивший силой другие блуждающие души, уже лишал меня равновесия самыми болезненными воспоминаниями из моего последнего существования. В том-то и беда, что побежденные враги, взбираясь по нам, лишают нас сил, заражая своими печалями.
Противник получил подкрепление, нас окружают несколько десятков новых душ.
– Как полюбить еще сильнее?
– Закройте на секунду глаза, – подсказывает Фредди и за краткое мгновение шлет нам образы самого прекрасного, что совершило человечество.
Наскальная живопись в пещерах Ласко, великая библиотека в Александрии, подвесные сады Семирамиды, колосс Родосский, фрески Дендеры, древний Куско, города майя, Ветхий Завет, Новый Завет, принцип клавиши рояля, храмы Ангкора, Шартрский собор, «Токкаты» Иоганна-Себастьяна Баха, «Времена года» Вивальди, полифонии пигмеев, «Реквием» Моцарта, «Мона Лиза» Леонардо да Винчи, майонез, избирательное право, театр Мольера, театр Уильяма Шекспира, оркестры ударных с Бали, Эйфелева башня, индийские тандури из курятины, японские суши, статуя Свободы, ненасильственная революция Ганди, теория относительности Альберта Эйнштейна, «Врачи мира», фильмы Жоржа Мельеса, сандвичи с пастрами и корнишонами, моцарелла, фильмы Стенли Кубрика, мода на мини-юбки, рок-н-ролл, «Битлз», «Дженесис», «Йез», «Пинк Флойд», гэги «Монти Пайтон», фильм «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» и музыка к нему Нила Даймонда, первая трилогия «Звездных войн» с Харрисоном Фордом, книги Филипа К. Дика, «Дюна» Фрэнка Герберта, «Властелин колец» Толкина, компьютеры, игра «Цивилизация» Сида Мейера, горячая вода… Поток из сотен образов, все – доказательства человеческого гения и его вклада во вселенную. Сколько обитателей Красной планеты дорого заплатили бы за появление в их цивилизации хотя бы одного из этих чудес!
– Что-то я не пойму, Фредди, ты же сам мне говорил, что человечество недостойно спасения…
– Юмор-парадокс-изменение. Можно совершенно не надеяться на человечество, но отдавать себе отчет во всех его достижениях.
Игорь не забывает о поддержании боевого духа своих воинов. Способ тот же самый, к которому прибегает эльзасский раввин, только перевернутый вверх дном. Своим блуждающим душам, теневым явлениям, он шлет картинки первобытных племенных войн, замков, которые строят себе бандиты с большой дороги путем грабежей, первых обменов пушечными ядрами, поджога великой Александрийской библиотеки, судовых трюмов, набитых обреченными на рабство чернокожими, мафий, коррумпированных властителей, Пунических войн, горящего Карфагена, Варфоломеевской ночи, траншей Вердена, геноцида армян, Освенцима, Треблинки и Майданека, сброшенных с лестницы наркоторговцев, теракта в парижском метро, губящих пернатых разливов нефти, ядовитого смога, душащего современные города, дебильных телепрограмм, чумы, проказы, холеры, СПИДа и все новых болезней…
Игорь побуждает их вспомнить все свои страдания, беды, неудачи и швырнуть все это нам в лицо. Переполненные ненавистью, презрением и нетерпением, они кидаются на нас. Мы вынуждены отступить под их натиском. Их насмешки бьют в цель. Наши лучи любви теряют силу. Каждая втянутая нами блуждающая душа усиливает наше смятение. Меня внезапно посещает страшный вопрос: «Что я, собственно, здесь забыл?»
Я пытаюсь сосредоточиться на Жаке и Венере, двоих моих живых клиентах, но их судьба мне уже не так интересна. Это два пустых места с пустыми мольбами и жалкими стремлениями. Недаром Эдмонд подчеркивал: «Они пытаются уменьшить свое несчастье вместо того, чтобы попытаться достичь счастья».
Я продолжаю испускать лучи счастья, но уже без прежней убежденности. Очень стараюсь увертываться от насмешек, при этом меня не покидают мысли о том, что Венера – просто несносная ломака, а Жак – образцовый аутист. Зачем мне ради них убиваться?
Армия теней перестраивается для решающего удара в пропорции двадцать против одного. У нас нет ни малейшего шанса выпутаться.
– Может, сдадимся? – предлагает Мэрилин.
– Нет! – отвечает Фредди. – Надо переправить максимальное количество душ в рай, разве ты не чувствуешь, как сильно они страдают?
– Анекдот, Фредди! Живо! – требует Рауль.
– Ну, хоть этот: жарятся на сковородке два омлета. Один другому говорит: «Вам не кажется, что здесь жарковато?» Другой тут же поднимает крик: «Спасите! Рядом со мной ГОВОРЯЩИЙ ОМЛЕТ!»
Мы выдавливаем смешки. Наши щиты немного крепчают. Фредди расходится:
– Или такой. Приходит пациент к врачу и говорит: «Доктор, у меня провалы в памяти». «Давно?» – спрашивает врач. «Что «давно»?»
На счастье, у него всегда при себе запас дорожных шуток. Нам совершенно не до смеха, но эти два анекдота до того неуместны в такой напряженный момент, что даже придают нам уверенности.
В неприятельских рядах на шуточки не размениваются. Игорь гарцует, как всадник Апокалипсиса, по бокам от него скачут колдунья и мастер пыточных дел. Он стреляет в Мэрилин обидным намеком на ее шашни с Кеннеди. Заряд попадает в цель: свет Мэрилин слабеет и гаснет. Теперь она – падший ангел, ее место во вражеском строю, и она уже бомбардирует нас своими зелеными лучами. Она знает наши слабые места и умеет их поражать.
На Фредди обрушиваются картины лагерей уничтожения. Он силится отшутиться, но ему не хватает энергии. Затупляется его любовный меч, размягчается его щит юмора. Вот и он пал, вот и его постигает участь Мэрилин.
Я понимаю, что чувствовали последние защитники форта Аламо, окруженные мексиканцами, Массады, окруженные римлянами, Византии, окруженные турками, Трои, окруженные греками, Верцингеторикс, окруженный войском Юлия Цезаря в Алезии. Подкрепления не будет, кавалерии ждать не приходится, надеяться совершенно не на что.
– Надо держаться, надо держаться… – твердит охрипший Рауль, слабо поблескивая своим щитом юмора.
– У тебя остался в запасе хоть один анекдот?
183. Жак, 26 лет
От падения мне на голову банок с зеленым горошком я теряю сознание. Встаю, качаюсь. Дурацкая ситуация, да еще в самый неподходящий момент. Я храбрюсь, но шишка на затылке, похоже, знатная, на лбу кровь. Бакалейщик ведет меня к себе в подсобку и вызывает неотложку.
– Помогите бедняжке, – требует какая-то покупательница.
– Это я виновата, – сознается Натали Ким.
Я хочу возразить, но сел голос.
184. Кавалерия
Это конец. Меч любви в моей правой руке теперь не полезнее затупившегося складного ножа. Щит юмора в левой уже смахивает на дырявый фартук.
То, что Мэрилин и Фредди оказались среди падших ангелов, сильно меня огорчает. Совсем как в начале нашей эпопеи с танатонавтикой, мы с Раулем остались одни. Мы стоим спиной к спине против тучи блуждающих душ.
Игорь хищно улыбается.
– ТЫ ДА Я ПРОТИВ ГЛУПЦОВ! – трубно провозглашает Рауль.
Наш старый боевой клич придает мне сил. Но надолго ли? Одна из насмешек Мэрилин сбивает меня с ног. Игорь высоко поднимает свой меч ненависти, чтобы нанести мне смертельный удар, от которого я окажусь во вражеском лагере. Я уже качаюсь, как вдруг замечаю вдали слабый, но разгорающийся на глазах свет. Это спешит к нам на выручку Эдмонд Уэллс, с ним десяток ангелов в полной боеготовности, и какие: Хорхе Луис Борхес, Джон Леннон, Стефан Цвейг, Альфред Хичкок, мать Тереза (уже не знающая, что бы выкинуть, чтобы сохранить форму), Льюис Кэрролл, Бастер Китон, Рабле, Кафка, Эрнст Любич.
Они стреляют залпами любви, строчат очередями юмора. Неприкаянные души в беспорядке отступают. Их насмешки больше меня не ранят. Руки теплеют, любовь, истекающая из моей ладони, опять превращается в пламенный меч. Перекрикивая шум сражения, Эдмонд Уэллс напоминает мне максиму из своей «Энциклопедии Относительного и Абсолютного знания»: «Люби своих врагов, хотя бы ради того, что