Мур принимал участие в ряде гражданских дел[1968] против Purdue еще в 2007 году. На пике эта история пришла к досудебному соглашению на 75 миллионов долларов, по условиям которого компания не признала за собой правонарушений, и все внутренние документы, предъявленные прокурорам по запросу, были закрыты для публичного доступа. Но теперь Мур взялся вести с некоторыми коллегами, ветеранами «табачного дела», разговоры о том, как можно попытаться применить ту же модель к опиоидному рынку. Для Мура сходство было совершенно явным. «И те, и другие получают прибыль, убивая людей», – говорил он.
Но это поднимало интересный вопрос. Саклеры, когда речь заходила об их бизнесе, всегда придерживались фундаментального либертарианского взгляда[1969]. Семья производила продукт и выставляла его на продажу. Что люди будут с этим продуктом делать – это на их совести, и семья тут ни при чем. Одни критики Purdue утверждали, что ситуация очень похожа на дело «большого табака»: если вы лжете о рисках, связанных с вашим продуктом, то должны нести ответственность, если люди полагаются на ваши заверения и пользуются им с фатальными последствиями. Однако, по мнению других критиков, более близкой аналогией были не сигареты, а огнестрельное оружие: в Соединенных Штатах практически невозможно привлечь производителя оружия к ответственности за смерти, наступившие в результате применения его продукции. Об оружии с еще большей уверенностью, чем об аддиктивных фармацевтических препаратах, можно сказать, что его применение приводит к скверным последствиям, которые нетрудно предвидеть. Тем не менее производители оружия (а также их адвокаты и лоббисты) заявляют, что то, что потребители делают с их продукцией, должно оставаться исключительно на их совести. Когда кто-то оказывается ранен или убит выстрелом из огнестрельного оружия, всегда имеется некий безответственный индивидуум, нажавший на спусковой крючок, и это должно снимать ответственность с тех, кто оружие произвел и продал. Саклеры придерживались схожего мнения в отношении ОксиКонтина. Вина в злоупотреблении и передозировке ложится на плечи любой из множества безответственных сторон – врача, выписавшего рецепт, оптовика, аптекаря, уличного пушера, наркомана, зависимого – но не на производителя. Не на Purdue. И уж тем более не на Саклеров.
Сотрудничая с периодически менявшимся коллективом юристов[1970], часть из которых были его коллегами, ветеранами табачных войн, Мур рассмотрел все дела, которые в прошлом возбуждались против Purdue и других изготовителей опиоидов. Был изучен процесс 2007 года в Вирджинии (с признанием вины) и все прочие дела, в которых Purdue пошла на урегулирование, чтобы избежать суда (а затем похоронила собранные доказательства). Похоже, ни в одном из этих случаев не удалось добиться удовлетворительного результата, особенно если учитывать пагубное воздействие ОксиКонтина и других опиоидов на людей во всех штатах страны и астрономические прибыли, получаемые компаниями-производителями. Поэтому Мур и его коллеги-юристы инициировали новую волну исков. Эти иски должны были подавать не только генеральные прокуроры штатов, но и города, округа и племена коренных американцев. Они договорились объединить свои ресурсы, делиться информацией и документами и преследовать не только Purdue, но и других крупных производителей, оптовиков и аптеки. «Возможно, [фармацевтические] компании смогут выиграть одно дело, но пятьдесят они не выиграют, – говорил Мур. – Где-нибудь да найдется такое жюри, такое место, где им вынесут самый громкий приговор в истории государства».
Вскоре дел против Purdue и других компаний стало столько, что их пришлось объединить в многоокружной судебный процесс. Обвиняемых тоже было много: Purdue и другие производители, например Johnson & Johnson и Endo; фармацевтические дистрибьюторы вроде McKesson[1971], которые осуществляли оптовые поставки аптекам; и сами аптечные сети, такие как «Уолмарт», «Уолгринс» и CVS. Эти дела строились на предпосылке о том, что Purdue первой применила вводящие в заблуждение маркетинговые тактики, а другие последовали ее примеру. По данным CDC[1972], опиоидный кризис обходился экономике США почти в 80 миллиардов долларов в год. Если эти траты ложились на плечи американских налогоплательщиков, указывали Мур и его единомышленники-адвокаты, то будет только справедливо впрячь в эту лямку и фармацевтические компании. На слушании в суде в январе 2018 года[1973] Дэн Аарон Полстер, федеральный судья из Огайо, назначенный вести многоокружной судебный процесс, отметил, что принимать меры необходимо срочно. «Мы теряем больше пятидесяти тысяч наших граждан ежегодно, – сказал он. – Сто пятьдесят американцев умрут сегодня – прямо в этот день, пока мы заседаем».
Для выяснения отношений с фармой Огайо подходил как нельзя лучше. К 2016 году в этом штате 2,3 миллиона людей – примерно 20 процентов всего населения[1974] – получили рецепты на опиоиды. В масштабах штата у половины детей, которым назначили опеку, были родители, зависимые от опиоидов[1975]. Люди умирали от передозировки с такой частотой, что у местных коронеров закончились места[1976], отведенные для хранения тел, и они были вынуждены искать импровизированные замены. Ни у одного из штатов не было достаточного количества денег или ресурсов, чтобы бороться с этой проблемой. Исходя из необходимости срочных мер и самой сложности судебного процесса, Полстер призвал стороны прийти к соглашению, вместо того чтобы разбирать одно дело за другим. Purdue и другие корпоративные обвиняемые тоже жаждали избежать суда.
Поскольку угроза судебного разбирательства нарастала, официальные лица Purdue из штаб-квартиры в Стэмфорде связались с маленькой пиар-фирмой под названием «Херальд Груп», которая специализировалась на раскапывании компромата. Эта фирма предложила план[1977] действий для того, чтобы заставить прокуроров штата «хорошенько задуматься», стоит ли ввязываться в судебный процесс. Начать предполагалось с «глубокого ныряния в досье Майка Мура и его нынешних и прежних знакомых». Если им удастся дискредитировать Майка Мура, указал один из руководителей «Херальд Груп», это могло бы «поставить на паузу» других поверенных, которые собирались присоединить свои иски к уже поданным. «Мур и ему подобные – это богатые, жадные судебные адвокаты, которые зарабатывают миллионы долларов, подавая иски против компаний», – считали сотрудники фирмы. Они предлагали среди прочего создать веб-сайт под названием LearJetLawyers.com. «Название «Лирджет Лоерс»[1978] ассоциирует судебных поверенных истцов с богатством и приравнивает их к Уолл-стрит, а не к Мейн-стрит[1979], – указывали они. – Этот образ еще больше подрывает доверие к ним и укрепляет мнение о том, что они борются не за простого человека».
Когда «Уолл-стрит джорнэл» опубликовал редакционную статью, в которой критиковал эти судебные иски и генеральных прокуроров штатов, которые якобы просто стремятся «пополнить свои бюджеты»[1980] за счет фармацевтической индустрии, руководители Purdue возликовали. Представитель «Херальд Груп» отчитался о том, что фирма «поработала с автором»[1981] над этой статьей.
Майк Мур не делал тайны из того, что хочет денег. Как-то раз он назвал Johnson & Johnson «громадным карманом»[1982]. К тому же можно вполне обоснованно критиковать мотивацию адвокатов по взысканию ущерба, которые работают «на результат» и в случае успеха получают огромные премии. Но труднее обвинить в неблаговидном поведении десятки генеральных прокуроров, которые, как и Мур, утверждали, что цель поданных ими исков – получить необходимые, как воздух, фонды для строительства лечебных центров, финансирования научных исследований проблемы зависимости и закупки налоксона (naloxone), препарата, который можно использовать как антидот при передозировке опиоидов.
В одном интервью в феврале 2018 года Мур отметил, что «Саклеры не были названы»[1983] в качестве обвиняемых ни в одном из этих дел. Они, словно изоляционной капсулой, были защищены искусно создаваемым впечатлением, что почти ничего не решают в своем семейном бизнесе – разве только время от времени голосуют за решения совета директоров. Но в этот самый момент, сказал Мур, поверенные истцов пытаются найти способ «пробиться сквозь корпоративную завесу, чтобы получить возможность назвать владельцев поименно».
Саклеры, со своей стороны, наконец занервничали. «Мне сегодня позвонила Мэри Вулли», – сообщил Джонатан другим членам семьи, имея в виду главу организации под названием Research! America, которой Саклеры щедро жертвовали деньги. Всего семь месяцев назад Вулли выступила с хвалебной речью в память отца Джонатана[1984], Рэймонда, восхваляя его «деловую интуицию, личную доброту, выдающееся великодушие и решимость продвигать исследования вперед». Его «наследие», указывала она, «это пример всем тем, кто стремится служить общественному благу». Но теперь Вулли проинформировала Джонатана, что ее организация «передумала». «Очевидно, отрицательная публичность вокруг Purdue и семьи подтолкнула их совет к решению переименовать премию Рэймонда и Беверли Саклер», – писал Джонатан