[2238]. И, придерживаясь теперь уже стандартной практики, пресса услужливо повторила эту цифру[2239]в заголовках.
Разумеется, любой внимательный человек был в курсе того, что общая стоимость денежных и иных активов Purdue составляла всего лишь около 1 миллиарда, и не предполагал, что Саклеров обяжут выплатить штрафы за Purdue. Поэтому названная сумма в 8 миллиардов вводила в заблуждение, так же как и «10–12 миллиардов» в предложенном Саклерами ранее проекте досудебного урегулирования. Это было искусственное число без какого бы то ни было практического наполнения, придуманное в основном для воспроизведения в газетных заголовках. Что касается Саклеров, Розен объявил, что они согласились выплатить 225 миллионов долларов за снятие отдельного обвинения в том, что они нарушили федеральный закон о фальсификации правопритязаний. По данным расследования, Ричард, Дэвид, Джонатан, Кэти и Мортимер «сознательно спровоцировали передачу[2240] федеральным программам льготного медицинского обслуживания ложных и мошеннических утверждений» в отношении опиоидов, которые «назначались для употребления небезопасными, неэффективными и неоправданными с медицинской точки зрения способами». Но никаких уголовных обвинений предъявлено не было. По сути дела, из показаний Дэвида Саклера было ясно, что Министерство юстиции завершило свое расследование, даже не побеседовав ни с одним из членов семьи. Власти настолько уважительно отнеслись к Саклерам, что никто и не подумал их допрашивать[2241].
Когда Розен открыл пресс-конференцию и предложил задавать вопросы, один репортер указал, что те 225 миллионов, которые были вынуждены выплатить Саклеры, составляют «чуть больше 2 процентов[2242] от тех 10 миллиардов, которые они вывели из компании», и спросил:
– Почему вы позволили им оставить все эти деньги себе?
Розен ответил, что, на его взгляд, Саклеры платят «очень высокую цену».
– А вы вообще пытались востребовать[2243] эти деньги? – спросила другая журналистка.
– Нет такого закона, который гласил бы, что, если человек сделал что-то плохое, мы должны просто отобрать у него все активы, – огрызнулся Розен. – Так это не работает.
– Почему правительство не выдвинуло уголовные обвинения против Саклеров? – поинтересовался третий репортер[2244].
Розен отказался отвечать.
«Как будто снова 2007 год»[2245], – думал после конференции Барри Мейер. В Вирджинском деле, 13 лет назад, прокуроры собрали огромное количество уличающих доказательств. А Саклеры в ответ на это просто задействовали своих влиятельных адвокатов, чтобы те обратились к политическому руководству в Министерстве юстиции и развалили дело. Как в деле 2007 года фигурировала служебная записка обвинения, переполненная подробными доказательствами, так и в этом деле были следы честной работы линейных прокуроров. Официальные документы по урегулированию[2246] приводили конкретные случаи, когда торговые агенты Purdue наносили визиты откровенно нечистым на руку врачам, в том числе женщине, которой дали прозвище «Толкач», «потому что она готова незамедлительно подсаживать каждого пациента на самую высокую дозу», как пояснялось в записке. Адвокаты Саклеров утверждали, что семья не выводила деньги из компании, готовясь к некоему будущему «судному дню», поскольку «до 2017 года ни один вменяемый человек[2247] не поверил бы, что Purdue столкнется с существенным числом связанных с опиоидами судебных исков или решений». Но к мировому соглашению была приложена электронная переписка между Саклерами[2248] в 2007 году, в которой они признавали вероятность того, что будущие судебные иски могут «добраться до семьи», и обсуждали свое намерение вывести из компании деньги. Пусть Саклеры согласились выплатить штраф в 225 миллионов долларов, но отказались признать какие-либо личные правонарушения, хотя их компания признала вину по уголовным обвинениям.
«И вот столько лет спустя[2249] Министерство юстиции получает второй шанс сделать все как следует – и снова позволяет им сорваться с крючка, – говорила Мора Хили в интервью MSNBC. – В тюрьму никто не сядет. Никакой справедливости нет. Саклерам не грозит никакое признание вины». Мировое соглашение свелось практически к «признанию вины компанией, которая уже находится в состоянии банкротства».
Сотрудники Хили, Джиллиан Фейнер и Сэнди Александер, получили[2250] от судьи Дрейна добро на допрос членов семьи Саклер. Фейнер сняла показания с Дэвида Саклера в августе, но остальные беседы – с Кэти, Мортимером и Ричардом – по плану растянулись по ноябрь включительно, когда выборы уже прошли. Фейнер и Александер надеялись, что у федерального правительства не будет иного выхода, кроме как отложить мировое соглашение, поскольку снятие показаний с Саклеров будет продолжаться. В конце концов, а вдруг на свет выплывет какое-нибудь новое уличающее доказательство? Но вместо этого юристы Министерства юстиции в какой-то момент просто перестали приходить на допросы. «Я не закончила с Purdue[2251] и Саклерами, – поклялась Хили, заявив, что снятие показаний с Саклеров будет продолжаться, невзирая на мировое соглашение. – Мы продолжим настаивать[2252] на претензиях нашего штата в суде».
Однако ее и других генеральных прокуроров сдерживало решение судьи Дрейна о приостановке рассмотрения их дел. И когда Дрейн говорил о своем ви́дении окончательного решения по банкротству, он недвусмысленно дал понять, что на самом деле хочет превратить временный запрет на судебное делопроизводство против Саклеров в постоянный. Когда Саклеры предлагали урегулирование в Кентукки и Оклахоме[2253], они поставили условием то, что семья впредь будет полностью освобождена от любой ответственности. Они были готовы заплатить, чтобы дела были закрыты, но только в том случае, если получат железные гарантии, что никаких дел действительно больше не будет никогда. В перечне условий к предложению об урегулировании спора[2254], представленному Дэвидом Саклером в Кливленде в 2019 году, семья указывала, что готова предоставить 3 миллиарда долларов и отказаться от контроля над Purdue, но только в обмен на полное освобождение от гражданской и уголовной ответственности. Саклеры не хотели до конца своих дней жить с оглядкой. И судья Дрейн со своим исключительным стремлением к сохранению ценности при банкротстве, похоже, отнесся к этому соображению сочувственно. На одном из первых слушаний[2255] в феврале 2020 года он указал, что единственным способом достичь «истинного мира» будет, как выразился Дрейн, «передача права третьей стороне» – постановление, которое в будущем дарует не только Purdue, но и семье Саклер освобождение от любых судебных исков, связанных с опиоидами. Это был спорный вопрос, учитывая, что два десятка штатов были решительно настроены возобновить дела против Саклеров, как только завершится процедура банкротства, и Дрейн указал, что он поднимает этот вопрос заранее, поскольку по законодательству некоторых штатов федеральный судья по банкротствам не мог воспретить властям штата подавать собственные судебные иски против такой третьей стороны, как Саклеры, которые даже не подавали заявлений о банкротстве в его суд. Прецедентное право эволюционирует, сказал Дрейн.
Адвокат Purdue Маршалл Хюбнер заверил судью, что его фирма «Дэвис Полк» отслеживает судебные прецеденты «под электронным микроскопом».
– Возможно, нужно не только отслеживать, – заметил Дрейн, и эта его реплика до странности напоминала прямой юридический совет. – Возможно, вам нужно подать заявление «друга суда»[2256], чтобы противодействовать некоторым… – он не договорил. – Что ж, оставлю все как есть.
Хюбнер, демонстрируя самосознание, которого явно недоставало Дрейну, покачал головой:
– Не знаю, нужно ли миру такое заявление от Purdue Pharma… – и добавил: – Но нам придется принять это к сведению.
В поданном в марте заявлении суду штаты, выступившие против выставленных Саклерами условий мирового соглашения, указали на тот очевидный факт, что подобное обращение со стороны юридической системы – исключительная прерогатива богачей и «внушает обществу неверные представления[2257] о справедливости наших судов».
Однако и на этот случай нашелся прецедент. В деле о банкротстве Dalkon Shield[2258], связанном с опасным контрацептивным устройством, семья, которой принадлежала эта компания, в итоге заключила точно такую же сделку. Приостановив любое судопроизводство в отношении семьи Робинс на время процедуры банкротства (хотя семья о банкротстве не заявляла), судья руководил процессом урегулирования, по условиям которого семья выплатила 10 миллионов долларов. Затем он наложил запрет на любое будущее судебное преследование семьи и компании в связи с производством их некачественного устройства. Когда женщины, пострадавшие от