. «Весь Йонкерс провонял сенной», – вспоминал один бывший работник. Среди сотрудников ходила шутка: «Если продажи еще немного вырастут, придется расширять канализацию». Дезинфектант Бетадин тоже пользовался большим успехом; и, кроме того, компания предлагала ряд других «скучных» товаров – от Церуменекса (Cerumenex – средство для удаления ушной серы) до Паремицина (Paremycin – эликсир для лечения диареи).
Когда Purdue базировалась в Йонкерсе, Рэймонд продолжал руководить ее повседневными операциями в основном из городского дома Саклеров в Манхэттене. Он работал там в окружении приближенных советников, и атмосфера в офисе, по словам одного из служащих, царила «старосветская»[915]. Рэймонд был человеком утонченного воспитания. Он открывал двери перед женщинами и выдвигал стулья, помогая им усаживаться за стол. Дважды в день по офису проходила горничная, подавая кофе в элегантных фарфоровых чашках.
Когда Purdue Frederick переехала в Норуолк, Рэймонд принялся насаждать тот же стиль и в новой, более корпоративной среде. По словам Даниэль Нельсон, которая проработала в Purdue тридцать четыре года, в 1970-е годы это была «консервативная» компания[916]. «Она казалась очень маленькой[917] и однородной, – вспоминал Чарльз Олек, который примерно в это время пришел в отдел продаж. – Она не могла сравниться с Merck[918] и другими крупными фармацевтическими компаниями, но от нее возникало ощущение хорошо сплоченной семейной организации». В отличие от Артура с его страстью к приобретениям и достижениям или Мортимера с его непрестанными путешествиями и бурной ночной жизнью, Рэймонд был более усидчивым и предсказуемым – человеком привычки. Они с Беверли были счастливы в браке. Любили ездить в оперу. По выходным приглашали в гринвичский особняк гостей на теннис[919] (Рэймонд любил соревноваться, пусть и не обладал большим талантом), после чего следовал обед, который подавали домашние слуги. А каждый будний день Рэймонд ездил в новый офис в Норуолке, приезжая туда к десяти часам утра. В обеденный перерыв он усаживался во главе стола в отдельной столовой, часто приглашая присоединиться к себе кого-нибудь из высшего руководства компании. В пять вечера Рэймонд совершал обход: прогуливался по коридорам здания, заглядывал то в один кабинет, то в другой с вопросом: «Как дела, ребята?»
«Неотъемлемой частью нашей философии[920] является забота обо всех сотрудниках», – писали Рэймонд и Мортимер во внутренней брошюре для компании, и служащие считали Рэймонда благожелательным начальником. Он был невероятно скрытным человеком, о чем можно судить хотя бы по многослойной маскировке, скрывавшей приобретение им недвижимости. Нередко говорят, что Артур Саклер делал из приватности фетиш, но по сравнению с Рэймондом Артура с его публичными выступлениями и именной колонкой в «Медикл трибюн» можно было назвать эксгибиционистом. Незадолго до покупки имения в Гринвич-Виллидж Рэймонд вместе с братьями внес пожертвование в 3 миллиона долларов на создание Саклеровской школы медицины при Тель-Авивском университете. Тогда Рэймонд впервые в жизни совершил поездку в Израиль. Должно быть, это паломничество вызвало в нем глубокий эмоциональный отклик: за пару лет до рождения Рэймонда, в 1917 году, его родители продали украшения Софи[921], чтобы внести пожертвование на основание еврейского «родного дома» в Палестине. Но когда репортер «Джерусалем пост»[922] стал уговаривать приехавшего с визитом американского благотворителя дать интервью, тот отказался отвечать даже на самые простые вопросы о себе. Рэймонд производил парадоксальное впечатление человека настолько скромного, насколько это возможно, и при этом одновременно жертвующего огромные суммы денег на строительство учебного заведения, носящего его фамилию.
Порой, когда Рэймонд и Беверли куда-нибудь уезжали из США, Ричард перебирался в их дом в Гринвиче[923], ведя великосветскую жизнь, достойную Джея Гэтсби, словно особняк принадлежал ему. Ричард так и остался увлеченной натурой. Он по-прежнему исследовал научные интуитивные гипотезы с тем же беспредельным энтузиазмом, с которым некогда изучал физиологию оргазма. Страстно любил горные лыжи[924]. Но с миром – например, искусством или политикой – он не взаимодействовал так плотно, как его отец и дядья. Ричард, от рождения привыкший к привилегированному положению, не казался снедаемым присущей старшим Саклерам жаждой добиться принятия высшего общества. К тому времени, как он окончил медицинскую школу, они с Марджи Йоспин расстались. Но через некоторое время он встретил молодую женщину по имени Бет Брессман. Она выросла в пригороде Нью-Джерси и была яркой, общительной молодой женщиной, о каждом достижении которой неукоснительно сообщала местная газета. Бет поступила в колледж Пенсильванского университета[925], где вместе с сокурсниками протестовала против войны во Вьетнаме. Как и Ричард, Бет была умна: по окончании колледжа она защитила докторский диплом по клинической психологии[926] в университете Джорджа Вашингтона. В 1979 году они вступили в брак[927].
Но, похоже, больше всего на свете Ричард Саклер любил бизнес. С первых дней работы в Purdue он переходил из отдела в отдел, обеспечив себе широкий и разнообразный опыт. Если открывалась новая руководящая вакансия, он ее занимал. Ричард был слушателем курсов в Гарвардской бизнес-школе, хотя диплома не получил[928]. Purdue Frederick по-прежнему оставалась собственностью трех владельцев[929] – Артура, Мортимера и Рэймонда. Но Артур не участвовал в повседневной деятельности компании, а Мортимер был занят управлением международными предприятиями, принадлежавшими семье. В результате Рэймонд остался в Норуолке и явно готовил сына к тому, чтобы тот со временем занял его место.
«У меня было множество идей[930], – впоследствии вспоминал Ричард. – Многие из них были идеями разработки новых продуктов». Он питал истинную страсть к научным исследованиям. «Он обожает забрасывать собеседника научными терминами, если тема кажется ему интересной», – отмечали люди, работавшие вместе с ним в Purdue. Ричард был многообещающим изобретателем: в конечном счете на его имя были оформлены более десятка патентов[931]. Когда ему в голову приходила очередная фантастическая идея нового продукта, он брал телефон[932] и звонил кому-нибудь из сотрудников компании, чтобы узнать, что можно с ней сделать. Для него не имело значения то, что он был еще, по сути, мальчишкой, едва окончившим медицинскую школу, или что люди, которым он звонил, были старше и опытнее его самого или даже превосходили его по положению в должностном справочнике компании. Purdue Frederick была наследственной вотчиной Ричарда, и он вел себя соответствующе. В норуолкских офисах его воспринимали как маленького принца, правомочного дилетанта[933], который курсировал между отделами – исследований и разработок, медицинским, маркетинговым, продаж – и представлялся более опытным коллегам не как ученик, пришедший учиться, а как мастер, пришедший учить. Его пылкое вмешательство почти никогда не приветствовалось. И к тому же ему недоставало обходительности отца: в то время как Рэймонд правил вкрадчивой мягкостью, Ричард был резким, словно весь состоял из острых углов.
«Ричард был молодым торопыгой, – вспоминал Барт Коберт, врач, пришедший в Purdue в 1983 году. – Он был очень смышлен – это было очевидно, – но родился с серебряной ложкой во рту». Сам Коберт не был отпрыском богатой семьи. «Я по сей день остаюсь бедняком из Бронкса», – говаривал он. Саклеры никогда не чурались брать на работу иммигрантов и беженцев, евреев, которые не могли устроиться на другую работу, или оголодавших нищебродов из городских трущоб. Поэтому в офисе компании царила космополитичная атмосфера с невероятным разнообразием акцентов в произношении и религиозных убеждений. Но уже во втором поколении Саклеров не было заметно никакого намека на скромное происхождение.
Коберта назначили работать в паре с врачом по имени Билл Поллак, которого пригласил в Purdue Ричард. Удостоенный престижной премии Ласкера за работу в 1960-х годах над одной важной вакциной, Поллак производил впечатление незаурядного ученого, и Коберт был в восторге от перспективы работать с ним. Впервые переступив порог здания компании в Норуолке, Коберт ахнул от восхищения. Оно было ультрасовременным по тогдашним стандартам, с собственным вертолетом и вертолетной площадкой на крыше[934]. Из кабинетов открывались чарующие виды на Лонг-Айленд-Саунд, а по осени перед окнами на целые мили расстилалось море листвы всевозможных оттенков. Компания предложила Коберту очень достойный заработок: пусть Purdue была фирмой небольшой, зато она привлекала работников хорошей оплатой и заботой о них. Как помощник директора, Коберт имел право пользоваться автомобилем компании.
Но, приступив к работе, он вскоре понял, что Purdue Frederick – не то, чем кажется. Пусть на бумаге Билл Поллак мог казаться при