Эта стратегия оказалась успешной. В итоге FDA разрешило Purdue продолжить продавать свое лекарство – при условии, что она незамедлительно подаст ту заявку на регистрацию, которую должна была подготовить давным-давно. Purdue будет продолжать маркетинг МС-контина, победно провозгласил Юделл: «FDA не будет вмешиваться»[968].
В результате продажи МС-контина стали приносить 170 миллионов долларов в год, оставив далеко позади все, что Purdue Frederick[969] продавала в прошлом. Саклеры и так уже были богаты по любым меркам. Но после вывода на рынок своего первого обезболивающего они внезапно стали намного богаче. С самого начала мечты Ричарда Саклера, связанные с компанией, превосходили самые смелые амбиции его отца. И теперь казалось, что эти мечты начали становиться реальностью.
Глава 13Дело Саклера
Однажды летом 1987 года[970], через пару месяцев после смерти Артура Саклера, его первая жена Элси подошла к смежным особнякам на Восточной Пятьдесят Седьмой улице, которые Артур купил для своей второй жены Мариэтты. Эта недвижимость осталась в семье[971]; Артур и его третья жена Джиллиан использовали здания как хранилище и офисное пространство, а временами устраивали там званые вечера. Элси теперь было семьдесят три года, она стала двигаться медленнее, но была по-прежнему активной, хоть несколько более замкнутой после смерти Артура, но такой же твердой, как скала, и проницательной[972], как и всегда. Согласно пожеланиям бывшего мужа, она исполняла роль одного из распорядителей его недвижимым имуществом.
В прихожей Элси встретила Джиллиан Саклер. Джиллиан еще не было пятидесяти. У этих двух женщин было мало общего, но они поддерживали сердечные отношения при жизни Артура, несмотря на общее сложившееся в семействе Саклеров мнение, что Джиллиан – «статусная» жена и распутница[973]. На панихиде Джиллиан назвала Элси «дражайшей подругой» Артура[974] – «и моей». Но, с другой стороны, сила личности Артура и стремление обеих женщин вести себя так, чтобы он был счастлив, не позволяли судить о том, было ли их взаимное расположение проявлением истинных чувств или просто рефлекторной склонностью давать Артуру то, чего он хотел.
Было созвано совещание, чтобы обсудить имущество Артура. Мариэтту не пригласили, поскольку она не была включена в завещание: после трудных переговоров о разделе имущества и попытки самоубийства второй жены Артур полностью вычеркнул[975] ее из своих планов. Но ее сын, Артур Феликс, присутствовал. Две дочери Элси, Кэрол (которая теперь работала врачом в Бостоне) и Элизабет (по-прежнему жившая в Нью-Йорке и занимавшаяся искусством), тоже пришли – наряду с верной личной помощницей Артура, Мириам Кент, и тремя адвокатами.
– Мы знаем, что у нас есть чистая стоимость, выражаемая девятизначным числом, – объявил один из адвокатов, Стенли Бергман.
Но в силу множества деловых интересов Артура и его страсти к секретности выяснить точные размеры состояния, которое он оставил, было нелегко. И речь шла не только об активах: у Артура были долги[976]. Чтобы финансировать приобретение произведений искусства и филантропию, он занимал деньги. Он занимал у собственных компаний. Он покупал художественные шедевры в кредит. Он брал на себя обязательства по благотворительности, которые обещал выплатить акциями компании. В мире искусства Артур был эквивалентом кутилы, способного «сбежать из бара, не заплатив по счету». И еще он годами брал взаймы у самого доверенного друга и наперсницы – своей первой жены. Возможно, Артуру казалось, что, хотя они были в разводе уже не одно десятилетие, деньги Элси, по сути, были его деньгами: с 1930 годов она не работала ни минуты, и ее доход в основном поступал от 49-процентной доли собственности[977] в компании «Уильям Дуглас Макадамс», которую Артур подарил ей при разделе имущества. «Макадамс» по-прежнему оставался весьма успешной фирмой; один из семейных поверенных, Майкл Сонненрайх, называл его «дойной коровой»[978]. Поэтому Элси была весьма обеспеченной особой. Но Артур без всякого стеснения просил у нее денег. И Элси всегда удовлетворяла просьбы. «Не переживай, – говорила она ему. – Просто сделай на эти деньги что-нибудь хорошее»[979].
Проблема, как указал другим собравшимся Артур-младший, заключалась в том, что, когда его отец брал взаймы, и когда давал в долг другим, и даже когда покупал вещи, это часто никак не отражалось на бумаге. Его коньком были сделки под честное слово[980]. В результате, когда Артур умер, выяснилось, что он оставил невероятно много финансовых обязательств: обещания расплатиться за произведения искусства, которые он уже приобрел, благотворительные посулы, которые остались неисполненными. Джиллиан еще не успела толком оплакать покойного мужа, как на нее посыпались счета и долговые обязательства. Теперь это обязанность наследников Артура, настаивала Джиллиан, – найти и выделить достаточное финансирование, чтобы исполнить многочисленные данные Артуром обещания. Она утверждала, что ее волнует лишь одно: «чтобы фамилия Саклер никоим образом не оказалась запятнана[981] нарушением благотворительных обязательств».
– Каждый из вас… кое-что знает о прошлом и истории Артура, – сказал Бергман собравшимся Саклерам. Бергман представлял Артура всю его жизнь и теперь хотел, чтобы семья подумала о том, какие могли быть у Артура еще не учтенные активы и какие пока неизвестные обязательства[982]. Артур всегда раскладывал свою жизнь по отдельным полочкам – до такой степени, что уже в силу самой этой привычки среди его близких не было ни одного человека, который действительно знал бы все целиком. Вот что нужно сделать распорядителям, сказал Бергман: собрать «все кусочки головоломки». Для них всех это будет познавательный процесс. Но, главное, им нужно разобраться с наследством покойного, и сделать это так, «чтобы Дядюшка Сэм не настриг шерсти». Деньги должны были пойти туда, куда был намерен направить их Артур, а не «правительству Соединенных Штатов», подчеркнул адвокат.
Хотя любовная связь Артура с Джиллиан началась в конце 1960-х, он женился на ней только после развода со второй женой, в 1981 году. Джиллиан была примерно того же возраста, что и Элизабет с Кэрол. Пока Артур был жив, он держал ее в стороне от своих взрослых детей, обосновывая это слегка нелогичным доводом[983]: мол, поскольку у Джиллиан нет собственных отпрысков, общение с его детьми может ее расстраивать. Но представляется более вероятным, что Артур просто в очередной раз старался сделать так, чтобы отдельные сферы его жизни никак между собой не соприкасались. Возможно также, что он просто ощущал враждебность и дерзость со стороны детей, которые считали Джиллиан узурпаторшей[984] («секретутка», так они ее называли), которая обманом заманила их отца в необдуманный брак. В любом случае у Джиллиан так и не сложились теплые отношения с молодыми Саклерами. И они ничуть не стали лучше оттого, что последняя воля и завещание Артура содержали в себе настоящую бомбу: он оставил каждому из своих детей по 600 000 долларов и доли собственности на газету «Медикл трибюн», которая оценивалась приблизительно в 30 миллионов. Но имущество на общую сумму в 100 миллионов он завещал Джиллиан[985].
Обида, которую ощутили дети Артура, была скрытой… пока не перестала таковой быть. Младшие Саклеры захватили особняк[986] на Пятьдесят Седьмой улице, объявив его своей собственностью, и сменили замки, чтобы Джиллиан не могла попасть внутрь. И это была не единственная линия разлома, которая грозила вот-вот разверзнуться пропастью. После смерти Артура Мортимер и Рэймонд открыто поддерживали его семью. Но ни для кого не было секретом, что Артур к моменту своей смерти отдалился от «братцев»[987] (как называли дядьев его дети). Многие самые прибыльные бизнес-активы Артура начинались как предприятия, которыми он владел совместно с Рэймондом и Мортимером, и соответствующим ветвям семейства Саклеров теперь нужно было подбить счета. На совещании на Пятьдесят Седьмой улице Артур Феликс объявил, что дядюшка Морти уже расспрашивал[988] его о том, с кем именно ему и Рэймонду следует вести переговоры.
Это будет деликатный процесс[989], предупредил Бергман. Пусть Мортимер и Рэймонд – члены семьи, но это не означает, что им можно доверять. Поскольку три брата были так близки в тот период, когда строили свою империю, а впоследствии разошлись, у них развилась склонность вводить друг друга в заблуждение относительно истинной ценности многочисленных деловых предприятий. Возможно, отчасти младшие просто бессознательно переняли эту склонность от Артура: еще со времен дачи свидетельских показаний перед комиссией Кифовера, когда он утверждал перед сенаторами, что его рекламное агентство – просто пустяковая фирмочка с мизерными доходами, он всегда преуменьшал размеры и ценность своей собственности.