Не ходите, сказал ему Каликсто[1184]. Я пойду вместо вас.
Впоследствии представители компании утверждали[1185], что менеджеры не приказывали рабочим вновь войти в помещение завода, но около десятка заводчан, бывших там в тот день, подтвердили, что такой приказ был отдан. Каликсто попросил Хосе взять кофе и для него, пока он будет занят. Потом он и еще шестеро мужчин надели маски с угольными фильтрами и вошли в здание завода.
Внутри завода Napp царила зловещая тишина[1186]. Вонь стояла невыносимая. Но люди шли сквозь нее – к ее источнику – в цех смешивания. Они не видели и не могли знать, что, когда вода попала в бак, она вызвала распад гидросульфита натрия, при котором выделяется тепло. Это тепло создало пар, который реагировал с порошковым алюминием, выделяя газ водород. Внутри огромной оболочки блендера началась цепная реакция, давление нарастало час за часом. Как впоследствии заметил один химик[1187], содержимое стального барабана несло в себе задатки водородной бомбы.
Ни один из мужчин, вернувшихся в тот день в помещение завода, химиком не был. Добравшись до цеха смешивания, они открыли цистерну и начали выгружать чадящие химикаты[1188] в баки поменьше. Потом внезапно раздалось громкое шипение – звук быстро вырывающегося откуда-то газа. Затем на миг повисла тишина. Шестеро мужчин, включая Каликсто, стояли в оцепенении. Седьмой побежал было прочь. Потом…
Взрыв!
Стальной блендер лопнул, как воздушный шарик, и осколки металла и раскаленные добела химикаты разлетелись во все стороны[1189]. Взрыв был такой силы, что поднял в воздух десятитонный бетонный блок, на котором стоял блендер, и отшвырнул его на пятьдесят футов[1190] через все помещение, словно тарелочку фрисби. Огненная буря охватила цех[1191], языки яростного пламени понеслись по коридорам и вырвались наружу прямо сквозь пожарные выходы. Ревущая оранжевая колонна пробила крышу. У магазинчиков на всей Мейн-стрит повылетали и разбились витрины. Пылающие обломки дождем посыпались[1192] на дома Лоди. Хосе Миллан как раз возвращался к заводу, неся кофе для Каликсто, когда ударная волна сбила его с ног. Полыхающая крыша завода изрыгала в небо едкий химический дым. Хосе смотрел на пожарище во все глаза, зная, что его друг там, внутри[1193]. Он не знал, что делать. Его охватило чувство беспомощности.
Каликсто погиб мгновенно. Его череп был раздроблен[1194] силой взрыва. Он обгорел так сильно, что впоследствии его тело смогли идентифицировать только по зубной карте[1195]. Вместе с ним от взрыва погибли еще трое мужчин. Один сильно обгорел, ожогами были покрыты более 90 процентов его тела, и через несколько дней он умер в больнице[1196]. Травмы получили сорок человек[1197]. Один из мужчин, находившихся внутри завода и видевший огненный шар, сказал, что это было все равно что смотреть на солнце[1198].
Завод дымился не один день. Были повреждены городские дома. Токсичная зеленая жижа сочилась[1199] из разрушенного предприятия. Она струйками стекала по Мейн-стрит и дальше, в реку Сэддл. Зараженные воды попадали в реку Пассаик[1200], из-за чего заболевали водоплавающие птицы. Тысячи рыб всплыли кверху брюхом[1201], были выброшены волнами на берега реки и лежали там, белые и мертвые. Федеральное расследование в итоге признало компанию Napp виновной в ряде нарушений требований безопасности и назначило потрясающе скромный штраф в размере 127 000 долларов. Прокуроры подумывали предъявить обвинения в убийстве[1202], но в итоге отказались от этой мысли. Один из давних служащих Purdue Frederick, Уинтроп Лэнг, в то время говорил, что Napp не следовало переходить на производство химикатов для других компаний на контрактной основе, потому что у нее не было «ни технических средств, ни техников[1203] для изготовления сложных смесей». Другой бывший администратор Napp, урожденный поляк Ричард Бонча, пришел к выводу, что компания необдуманно доверяла опасные виды работы неопытным рабочим. «Они [отдел кадров] никогда не задавали никаких вопросов[1204] с целью определить, есть ли у человека способности для работы на химическом производстве», – говорил он. Столкнувшись с бурей эмоций и враждебности со стороны собственных служащих и жителей Лоди, компания Napp объявила, что не станет восстанавливать завод; это означало, что все те, кому повезло пережить взрыв, теперь лишатся рабочих мест. Один из пресс-секретарей цитировал слова владельцев компании: «Мы не пойдем[1205] туда, где нас не хотят».
Пресс-секретарь очень старался не произносить никаких фамилий, но владельцами, которых он упоминал, были Саклеры. Будь это другая компания или другое семейство, возможно, хозяевами предприятия были бы сказаны какие-то слова – в угоду общепринятым представлениям о том, что «деньги – не главное», или о тонкостях корпоративной социальной ответственности, или хотя бы просто как выражение сочувствия к погибшим. Но Саклеры усердно дистанцировались[1206] не только от какого-либо чувства ответственности за трагедию, но и вообще от какой бы то ни было связи с ней. Члены семьи не опубликовали ни извинений, ни соболезнований. Не появились ни на одних похоронах. Не выступили ни с какими публичными заявлениями. Говард Юделл, юрист компании, отвечал за юридическое реагирование со стороны Саклеров и, как правило, обычно не рекомендовал приносить извинения и вообще как-либо признавать свою личную ответственность. Ричард Бонча, поляк-химик, которого взял на работу[1207] сам Ричард Саклер, говорил, что компания выпустила строжайшие распоряжения[1208] для сотрудников: чтобы никто и ни с кем не обсуждал случившееся. По словам Бончи, это ощущалось как «сокрытие»[1209].
И все равно журналистам из местной газеты округа Берген, «Хэкенсэк Рекорд», не потребовалось много времени, чтобы раскрыть истинное лицо владельцев Napp. «Это семья американских магнатов[1210] и филантропов, – сообщала газета. – В интернациональный круг их друзей входят британская принцесса Диана, лауреаты Нобелевской премии, влиятельные предприниматели – в общем, высшие слои общества… Они не Рокфеллеры. Они – Саклеры».
Несколько месяцев репортеры из «Рекорд» пытались добиться комментариев[1211] от Рэймонда или Ричарда Саклеров. Но и отец, и сын молчали как рыбы. Они были неумолимы и, по-видимому, равнодушны. Наконец, однажды осенью 1995 года, через семь месяцев после взрыва, один из репортеров совершил вылазку в Манхэттен и сумел подловить Рэймонда Саклера у британского консульства на Шестьдесят Восьмой улице. Это была территория Рэймонда: Верхний Ист-Сайд всего в паре кварталов от саклеровского особняка на Шестьдесят Второй. Опять, как в день взрыва, шел дождь. Рэймонд был одет для особых случаев и направлялся в консульство, когда репортер остановил его и задал вопрос о взрыве.
– Мы работаем в этой сфере сорок с чем-то лет, – ответил Рэймонд. – Мы знаем, что такое безопасность. И нас очень заботят людские жизни – жизни всех людей.
Но разве вы не чувствуете какой-то личной ответственности за эту трагедию, спросил репортер.
– Ни малейшей, – ответил Рэймонд.
После этих слов он повернулся и направился к консульству. Для Рэймонда это был волнующий день, и он не собирался позволить омрачить его какому-то репортеру из Нью-Джерси. В знак признания его многочисленных филантропических даров искусствам и наукам королева Елизавета пожаловала ему почетное рыцарское звание, и генеральный консул Британии должен был вручить Ричарду специальную медаль на официальной церемонии. Принимая этот знак отличия, Ричард был куда как более приветлив и объявил, что глубоко тронут таким признанием со стороны королевы.
– Это великая честь[1212], – сказал он. – Это невероятно важно для меня.
Глава 17Продавать, продавать, продавать
В первую неделю 1996 года Восточное побережье Соединенных Штатов было охвачено сильнейшим снежным бураном[1213]. На регион обрушилась лавина снега, завалив и маленькие поселки, и большие города, парализовав торговлю и укрыв все плотным, глухим снежным ковром. Тысячи пассажиров застряли в аэропортах, на автовокзалах и на остановках для отдыха вдоль шоссе, поскольку слепящие вихри создавали условия полного отсутствия видимости, делая невозможной работу транспорта. В Нью-Йорке бездомные искали убежища, где только могли, чтобы не замерзнуть до смерти на улицах. В Гринвиче, штат Коннектикут, морозные узоры заплели кружевом окна элегантных домов, а когда снегопад наконец прекратился, укутанные в яркие одежки дети выбежали во дворы играть в снежки. Как по волшебству материализовались бригады рабочих-латиноамериканцев, и эти импровизированные дворники передвигались от дома к дому, вручную расчищая лопатами подъездные дорожки и тротуары.