– Вы помните, как принимали «спид», также известный как кранк, в колледже? – продолжал расспрашивать адвокат.
– Помню, – сдалась Уайт.
– «Спид» вне закона, верно?
– Да, это верно.
– Можете описать мне его? – продолжал давить адвокат. – Он был в форме таблеток?
– Кажется, в форме таблеток, – подтвердила Уайт.
Когда дело направилось в суд, поверенный Уайт подал ходатайство[1449] об исключении доказательства этого юношеского правонарушения, которое Purdue могла использовать, чтобы попытаться дискредитировать ее как свидетеля. Но это был типичный для тактики Говарда Юделла ход. Так же как на суде с Мартой Вест, Purdue старалась очернить человека, который поднимал обоснованные вопросы о поведении компании, и заклеймить его как нестабильного, ненадежного, как наркомана.
Карен Уайт не стремилась получить от Purdue сколько-нибудь большой денежный куш. Она требовала 138 000 долларов в возмещение недополученной заработной платы[1450] и привилегий – крохотную долю тех денег, которые компания теперь платила своим поверенным и расследователям, чтобы защитить себя в этом деле. В зале суда за столом Purdue сидел целый полк дорогих адвокатов. За противоположным столом была только Уайт и один ее адвокат.
– Эта маркетинговая система порочна, – говорил ее адвокат суду. – Она испорчена деньгами, испорчена алчностью, и моя клиентка отказалась ей подыгрывать.
Но в итоге жюри присяжных встало на сторону Purdue.
«В этой игре у меня не было шансов»[1451], – говорила впоследствии Уайт. Но она не ошибалась. В ходе судебных слушаний Уайт назвала тринадцать[1452] фамилий врачей, в отношении которых у нее возникли подозрения за время работы в Purdue. Одиннадцать из них были впоследствии арестованы или лишились лицензий за безответственную выдачу рецептов.
Похожий «бесперчаточный» подход Саклеры и Purdue применяли, когда особенно назойливым становилось внимание прессы. Робин Хоген, который отвечал за пиар-реакцию компании на этот кризис, занял откровенно враждебную позицию в отношении журналистов, с которыми имел дело, предупреждая репортеров быть осторожнее в своих статьях, потому что «мы будем за ними наблюдать»[1453]. В октябре 2003 года газета «Орландо Сентинел» опубликовала большую серию статей об ОксиКонтине и вызываемом им недовольстве: «ОксиКонтин под огнем: за таблеткой от боли тянется след смертей». Репортер-расследователь «Сентинел» и автор этой серии, Дорис Бладсворт, указывала, что не каждый, кто умер от передозировки ОксиКонтином, был традиционным «наркоманом», вопреки утверждениям Purdue. Напротив, писала она, отмечаются случаи «нечаянной зависимости», когда «болящие» пациенты принимали лекарство в точном соответствии с предписаниями врача, но тем не менее «подсаживались» на него.
Публикация этой серии потребовала от Бладсворт девяти месяцев труда. Когда она попросила следователей штата дать ей ознакомиться с маркетинговыми планами Purdue, и те направили запрос в компанию, компания обратилась в суд, чтобы пресечь их обнародование[1454], утверждая, что они содержат «коммерческую тайну». Когда серия статей вышла в печать, похоже было, что это как раз такая история, которая может нанести Purdue мощный удар. Бладсворт выбрала мишенью главный тезис защиты компании – что пациенты, которым назначает ОксиКонтин лечащий врач и которые принимают его только так, как назначено, зависимыми не становятся, – и нашла его сомнительным.
Но Purdue бросила на это дело своего кризисного консультанта Эрика Дезенхолла. Одной из услуг, которые предлагал Дезенхолл[1455] своим клиентам, было внимательное изучение любых враждебных медийных историй, поскольку, как он указывал, даже матерые журналисты иногда «спотыкаются». Дезенхолл и его коллеги начали расследование и обнаружили в репортажах Бладсворт изъяны. Два человека из тех, о ком она писала и которых назвала «нечаянно зависимыми», как оказалось, злоупотребляли наркотиками в прошлом[1456]. При тщательном изучении данных Бладсворт по смертям от передозировки выяснилось, что, хотя ОксиКонтин присутствовал в телах многих умерших, часто было отмечено присутствие и других наркотических веществ. Зачем в таком случае цепляться именно к ОксиКонтину? Юделл предлагал подать на «Сентинел» иск за клевету[1457], указывая, что у него есть «практически железные доказательства настоящего злого умысла». Но вместо этого Purdue потребовала от газеты обстоятельного опровержения[1458] – и в итоге получила его.
Разумеется, основной посыл серии статей в «Сентинеле» был верным: пациенты, страдавшие от боли, действительно приобретали зависимость от ОксиКонтина, в некоторых случаях превышали дозу и погибали. Но недочеты в работе Бладсворт[1459] обеспечили пиар-аппаратчиков компании как раз тем оружием, которое было им нужно, и они обрушились на нее в полную силу. Один журналист, сочувствующий Purdue, написал статью в «Слэйт»[1460] о том, что «нечаянная зависимость» – это миф, обвинив Бладсворт в распространении истерии и дезинформации и указав, что в действительности люди, умершие от ОксиКонтина, были «просто самыми обычными нариками». В результате Бладсворт ушла из газеты, а потом и из журналистики вообще. Пресс-секретарь Purdue заявил об удовлетворенности компании тем, что ей представилась возможность «расставить точки над «и»[1461].
Еще одной мишенью Purdue был Барри Майер. Он продолжал писать статьи о компании для «Таймс», и его рассказы были убийственными. К концу 2001 года он решил, что расширит свою репортерскую работу, написав на ее основе книгу. Однажды он сел в поезд и поехал в Стэмфорд, чтобы встретиться в офисе Purdue с Фридманом, Голденхаймом и Юделлом. Вся троица приняла его приветливо, создавая впечатление излишней неофициальности.
– До начала 2000 года мы и не знали[1462], что существует какая-то проблема, – сказал ему Фридман.
Заговорив об ОксиКонтине, Голденхайм заверил:
– Я ничего не слышал о наркоманах, гоняющихся за этим препаратом, чтобы его использовать.
Мейера очень интересовала еще действовавшая в то время программа Purdue, в соответствии с которой пациентам выдавали купоны-«стартеры» на бесплатный месячный курс ОксиКонтина.
– У нас теперь другие времена, – заметил он. – Если когда-то страна когда-то и пребывала в неведении, что ОксиКонтином можно злоупотреблять, то это уже в далеком прошлом, – и поинтересовался: – Зачем вам продолжать раздавать бесплатные образцы, если вы это знаете?
– Мы занимаемся обучением врачей тому, как надо устранять боль и использовать нашу продукцию, – ответил Фридман. – И, нам кажется, мы должны иметь возможность это делать.
Когда Мейер приступил к работе над книгой, Юделл написал ему суровое письмо[1463], рекомендуя до публикации прислать рукопись в Purdue, чтобы он мог ее просмотреть. Когда Мейер отказался от этого предложения, Юделл написал президенту «Родейл», издательского дома, который собирался опубликовать книгу Мейера, выражая «серьезную озабоченность» в связи с предубежденностью автора и снова требуя прислать ему текст на рецензирование. «Обе наши компании[1464] – и семьи, которые их основали, – долгое время усердно трудились, чтобы создать себе заслуженно превосходную репутацию, – писал Юделл издателю с легким намеком на угрозу. – Обеим компаниям будет нанесен серьезный урон, если эта книга будет опубликована без тщательного рецензирования с целью гарантировать ее точность».
В посвященных ОксиКонтину работах Мейера и других журналистов семейство Саклер не упоминалось почти никогда. Но это не означало, что происходящее семью не беспокоило. Пусть широкая общественность и не связывала фамилию семьи с ОксиКонтином, но друзья и знакомые Саклеров, читая негативную прессу, прекрасно понимали, кто владеет компанией, о которой идет речь. «Ты там держись, Ричард[1465], – писал ему Джей Веттлофер, один из друзей, в 2001 году после прочтения очередной критической статьи в прессе. – Просто помни, что ты – прекрасный человек с благими намерениями. Никакой репортер или юрист не сможет это у тебя отобрать».
«Спасибо тебе за поддержку[1466], – ответил ему Ричард в письме, отправленном после полуночи в субботу. – Это обливание грязью – полное дерьмо».
На следующий день Ричард послал вдогонку второе письмо, добавив: «Я хотел бы проверить на тебе один свой аргумент[1467]. Я полагаю, что СМИ бесчестно изображают человека, злоупотребляющего наркотиками, жертвой, а не тем, кто делает жертвами других». Близких знакомых Ричарда этот рефрен наверняка уже успел утомить. Но Веттлофер сам вызвался на роль сочувствующего слушателя. «Это преступники, – продолжал Ричард. – Почему они должны иметь право на наши симпатии?»
«Я не думаю, что большинство[1468] злоупотребляющих – бесчестные преступники, – отвечал Веттлофер, – и уверен, что ты тоже так не думаешь, когда не злишься так сильно». Жизнь у этих людей такая, «с которой намного труднее совладать, чем нам с нашей», указывал Веттлофер. «Они заслуживают жалости». Тем не менее, заверял он Ричарда, «ты не делаешь НИЧЕГО ПЛОХОГО. Вот что важно… Глубоко дыши, Ричард. Ты пройдешь через это, и твоя человечность не пострадает. В любом случае в последний час она – единственное, что остается у человека».