Никогда не уклонявшийся от споров, тем более от таких, Ричард зашел на новый круг: «Я понимаю[1469], о чем ты говоришь. Но мы не согласны, – писал он. – Наркоманы совершают поступки, которые, как им известно, являются серьезным преступлением. Они делают это, полностью наплевав на свой долг перед обществом, своими семьями и самими собой».
В этот момент старый друг уже начал выводить Веттлофера из себя. «Бедняки в городских трущобах[1470] и в лесах Кентукки почти всегда лишены такой роскоши, как возможность задуматься о своем «долге перед обществом». Изо дня в день они заняты только выживанием, – писал он. – «Преступный умысел» этих людей движим не алчностью или ненавистью, а сильной зависимостью. Я готов поставить любую денежную сумму на то, что подавляющее большинство наркоманов не хотят быть наркоманами».
«Не ставь на это»[1471], – парировал Ричард. «Наркоманы как раз таки хотят быть наркоманами, – заявил он. – Они делают себя зависимыми снова и снова».
Несмотря на весь свой интеллект, Ричарду как-то удавалось сохранять впечатляющую эмоциональную и когнитивную оторванность от реальности. В 2002 году с ним связался еще один его друг, профессиональный анестезиолог. Он сообщил Ричарду, что в элитной частной школе, где учится его дочь, ОксиКонтин теперь считается «дизайнерским наркотиком[1472], чем-то вроде героина». И добавил: «Мне неприятно это говорить, но ты мог бы стать Пабло Эскобаром нового тысячелетия».
В семействе Саклеров не только Ричард был уверен, что им не за что извиняться и заглаживать вину. Разные ветви семьи, «сторона А» и «сторона Б», часто с трудом находили общий язык. Но по этому вопросу между ними царило полное согласие. Это было коллективное отрицание, то самое, которым пропиталась не только сама семья, но и сотрудники компании. В какой-то момент Роберт Редер, администратор Purdue, отвечавший за регистрацию ОксиКонтина в FDA, разослал нескольким членам высшего руководства электронное письмо[1473] с рассказом о больнице «Сильвер Хилл», психиатрическом учреждении в Коннектикуте, расположенном недалеко от штаб-квартиры Purdue и специализировавшемся на лечении расстройств злоупотребления психотропными веществами. Пожалуй, неплохо было бы ввести в совет директоров больницы кого-нибудь из Purdue, предложил Редер. Это был бы хитрый пиар-ход – сигнал о том, что, хотя компания резко критикует людей, имеющих трудности с зависимостью, это не означает, что Саклеры или Purdue вообще не способны на сострадание. Есть ли заинтересованные, спрашивал Редер.
«Хотя, на мой взгляд, это отличная больница, в данный момент у меня дел по горло», – отозвался Майкл Фридман.
Затем точно такой же ответ – и в той же формулировке – дал Говард Юделл.
«Аналогично», – написал Пол Голденхайм.
Не найдя добровольцев, Редер обратился непосредственно к Кэти Саклер: «Кэти, не хотите ли ввести кого-нибудь из Purdue в совет «Сильвер Хилл»?»
«Роберт, – ответила она, – только если это будет полезно нашему бизнесу».
Осенью 2003 года Барри Мейер опубликовал свою книгу под заглавием «Убийца боли: след зависимости и смерти, тянущийся за «чудо»-препаратом». Это была революционная журналистская работа, давшая жесткую оценку воздействию ОксиКонтина и виновности Purdue. «Если говорить о наркотической «огневой мощи»[1474], то ОксиКонтин был ядерным оружием», – писал Мейер. Руководители Purdu, «похоже, то ли были не способны, то ли не желали принимать[1475] серьезных мер до тех пор, пока обстоятельства или неблагоприятная публичность их к этому не вынудили». Но теперь уже «слишком поздно», подчеркивал он. Этот препарат уже спровоцировал «катастрофу».
Так случилось, что к моменту выхода книги Мейера в свет газета «Нью-Йорк таймс», где он работал, переживала один из самых серьезных кризисов[1476] за всю свою 152-летнюю историю. «Таймс» внезапно обнаружила, что молодой репортер по имени Джейсон Блэр втайне нарушал все правила профессии: он придумывал героев своих публикаций и их высказывания, ложно утверждал, что бывал в местах, где никогда не был, «плагиатил» работы других журналистов. Для газеты это был грандиозный скандал, ставший поводом для серьезнейшего институционального самоанализа. Кстати, интересный пример для сопоставления корпоративных культур. Purdue Pharma ни разу не признала ни одной своей ошибки, не говоря уже о том, чтобы натянуть власяницу и вымаливать прощение. Но «Таймс» не стала покрывать прегрешения Блэра или упирать на то, что это частный случай, темные делишки одного-единственного «гнилого яблочка» в корзине. «Таймс» была охвачена пароксизмом экзистенциальных мук и потрясена до самого основания. Два ведущих редактора газеты уволились[1477]. Один из них сравнивал случившееся с «прогулкой по минному полю»[1478].
Почтенная «Нью-Йорк таймс» внезапно превратилась в символ ненадежности, мишень для острот ночных телепрограмм. В последовавший за скандалом период интроспекции «Таймс» собрала комиссию из 25 журналистов, чтобы составить список рекомендованных мер с целью гарантировать, что больше никогда ничего подобного не произойдет. В числе этих мер было предложение назначить омбудсмена, который мог бы играть роль своего рода внутреннего рефери, узды, сдерживающей импульсивный раж репортеров и редакторов. В октябре 2003 года газета объявила о назначении своего первого «общественного редактора»[1479], ветерана журналистики по имени Дэниел Окрент.
Окрент не был чистым газетчиком. Его миром были журналы. Но его работа, как он выразился, должна была заключаться в том, чтобы пристально рассматривать работу репортеров «Таймс» и определять, «честно ли они обращаются с читателем»[1480].
В те месяцы, пока Барри Мейер работал над «Убийцей боли», он не публиковал в газете репортажей об ОксиКонтине. Но после того, как осенью 2003 года радиоведущий Раш Лимбо признался, что у него развилась зависимость от ОксиКонтина и других обезболивающих, назначенных ему врачом от боли в спине, Мейер написал статью[1481] об этом эпизоде. Теперь же, когда книга была завершена и вышла в свет, он был готов вернуться в строй.
Для руководителей Purdue это была тревожная новость. Они жаловались на Мейера и его манеру освещения проблемы ОксиКонтина уже не один год, уверяя, что он пятнает имя компании «предвзятой и нарочито сенсационной подачей»[1482]. Еще в 2001 году Юделл пытался прыгнуть через голову Мейера, явившись в редакцию новостей «Таймс» с небольшим отрядом официальных представителей Purdue, чтобы образумить непосредственное начальство Мейера. Но, к величайшему его разочарованию, редакторы встали горой за своего репортера. Газета «нас проигнорировала», жаловался один из коллег Юделла. А Мейер продолжил гнуть свою линию.
Теперь, когда позиции «Таймс» были ослаблены, а Окрент только приноравливался к своей новой роли, Юделл и его военный совет увидели в этом удачную возможность. Они обратились напрямую к Окренту[1483], договорившись о встрече с ним, и всей толпой заявились в его маленький кабинет на пятнадцатом этаже здания «Таймс». Барри Мейеру больше не следует позволять писать о Purdue и ОксиКонтине для газеты, утверждали они, поскольку он опубликовал книгу на ту же тему, и это явный конфликт интересов. Все, что пишет Мейер в газете, по сути, является просто рекламой его книги, заявил Юделл.
Это был благовидный предлог – из тех аргументов, которые выдвигают, когда нет никаких других. Но у Purdue были причины полагать, что, если удастся убрать из этой истории Мейера, ее жизнь станет намного спокойнее. Ведь в «Таймс» темой ОксиКонтина занималась отнюдь не большая предприимчивая команда репортеров. Вся команда состояла из одного Мейера. Если бы компании удалось выбить его из седла, это здорово развязало бы ей руки.
Юделл утверждал, что[1484] публикация «Убийцы боли» представляет собой вопиющий конфликт[1485]. Он сослался на собственные писаные правила газеты, в которых был пункт о том, что «сотрудники ни в коем случае не должны создавать впечатление, что они могут извлекать финансовую выгоду из результатов новостных событий», и потребовал, чтобы Мейера вывели из этой темы. После встречи Окрент выслал Мейеру список вопросов о его репортерской деятельности. Мейер обозлился. Ему было совершенно очевидно, что после скандала с Блэром «Таймс» стала бояться собственной тени, а Purdue цинично этим воспользовалась.
Вскоре после того, как Мейер получил список вопросов от Окрента, его вызвали в офис Эла Сигала, одного из ведущих редакторов «Таймс», для обсуждения вопроса о том, допустимо ли для него писать статью об обезболивающих, коль скоро у него продается книга на ту же тему. Разумеется, допустимо, воскликнул Мейер. Он ведь эксперт в этой теме! Он знает всю эту историю изнутри! Он обладает необходимыми техническими знаниями! У него есть источники! И он ни словом не упомянул свою книгу в статье о Раше Лимбо, чтобы сделать ей бесплатную рекламу. Он даже Purdue упомянул только в одиннадцатом абзаце. «Это было ужасное разочарование