[1612], «патронессой» знаменитого зимнего бала в Американском музее естественной истории наряду с другими молодыми гламурными особами вроде Иванки Трамп.
И вот она идет мимо фотографических вспышек в платье без бретелей от Ива Сен-Лорана с «арлекинским» принтом на вечер Совета молодых коллекционеров в музей Гуггенхайма, главный зал которого украшен тысячей роз на длинных стеблях и полудюжиной экстравагантных механических быков в натуральную величину. («Механические быки – это просто фантастика»[1613], – восторгалась Жаклин.) А рядом с ней – Мортимер, сопровождающий ее на каждом мероприятии, изнеженный, с отсутствующим взглядом, как того рода хорошо одетые молодые люди, которых, кажется, нимало не смущает то, что единственное, чем они выделяются на общем фоне, – это их деньги.
«Мортимер словно актер телевидения, играющий самого себя, – заметил один бывший сотрудник Purdue, который общался с ним по работе. – Образцовый сын миллиардера». Мортимер вошел в семейный бизнес и занимал пост вице-президента наряду с Кэти («Хоть у нас и разные[1614] матери, – однажды сказала Кэти, – он мой брат»), и они вдвоем отстаивали интересы «стороны А», как называли ветвь Мортимера Саклера, в то время как Ричард и его брат Джонатан (который также был вице-президентом) выступали за ветвь Рэймонда, то есть «сторону Б». Однако Мортимер был более чем на два десятка лет моложе своего кузена Ричарда и не был доктором медицины. Он активно участвовал в деятельности компании, но, возможно, Purdue не была для него такой фундаментальной основой идентичности, какой всегда была для Ричарда. У Мортимера были и другие вложения, другие проекты, и он был намного активнее, чем Ричард, в филантропических кругах. Еще Мортимер, похоже, понимал, что негативная пресса, связанная с ОксиКонтином, может несколько подпортить его образ в той тесной социальной экосистеме, в которой обитали они с Жаклин, поэтому обычно старался не заводить разговоров о Purdue. Его друзья и приятели на Верхнем Ист-Сайде шептались между собой о низменном происхождении семейного богатства Саклеров. Как выразился один светский знакомый Мортимера, «думаю, бо́льшую часть времени он просто говорит себе: «Ого, да мы по-настоящему богаты! Это чертовски круто. И что-то мне не очень хочется думать об оборотной стороне этих денег».
Временами Мортимер выражал желание и вовсе выйти из фармацевтического бизнеса. «Фармацевтическая индустрия стала[1615] чересчур взрывоопасной и рискованной, чтобы наша семья продолжала держать в ней 95 процентов своего состояния, – писал он Ричарду и Джонатану вскоре после судебного процесса в 2008 году, окончившегося признанием вины топ-менеджеров. – С нашей стороны просто неблагоразумно оставаться в этом бизнесе, учитывая будущие риски, с которыми мы, несомненно, столкнемся». Саклеры обсуждали продажу компании и раньше. Но всякий раз, стоило высказать эту идею, как кто-нибудь говорил: «Этому не бывать, пока жив доктор Рэймонд». Старик не хотел видеть, как компанию, созданную им и его братом, запросто продают. Поэтому семья каждый раз решала оставаться в бизнесе, хотя, по словам Мортимера, это было «не самое приятное ощущение (мягко говоря)».
Правда, после оглашения приговора он признал, что «теперь положение снова выглядит получше». Так и было на самом деле. В действительности Саклеры ни за что не вышли бы из торговли опиоидами. Это просто было слишком прибыльное дело. Ежегодные поступления от продажи ОксиКонтина продолжали оставаться невероятно огромными, а после уголовного дела в Вирджинии и вовсе достигли новой высоты в 3 миллиарда долларов[1616]. Пережив потенциально смертельную угрозу своему существованию, ОксиКонтин расцвел пышным цветом. И ведь Purdue не просто продолжала продавать препарат! Компания по-прежнему применяла те же агрессивные маркетинговые тактики, которым поклялась положить конец.
После суда Purdue подписала соглашение, обязавшее ее исправиться[1617] и добровольно проводить независимый мониторинг. На публику компания похвалялась[1618] предпринятыми ею шагами для устранения всех проблем, которые могли возникать в прошлом: наймом новых комплаенс-сотрудников, информированием торговых представителей о том, что им не следует выдвигать необоснованные утверждения относительно ОксиКонтина. Но на практике Саклеры и руководство компании очень быстро вернулись к прежнему стилю[1619] продажи препарата. Торговые агенты продолжали рекламировать его как безопасный опиоид, который не вызывает зависимости. Компания продолжала распространять литературу[1620], содержавшую ложные утверждения о безопасности опиоидов и указывавшую, что у тех пациентов, которые замечают признаки зависимости и «ломки», просто «псевдозависимость». В Теннесси компания обучала своих торговых представителей «принципу ВЗС», или «всегда закрывайте сделки»[1621], цитируя реплику персонажа Алека Болдуина из фильма 1992 года «Гленгарри Глен Росс». Это фильм об использовании агентами по продажам шулерских тактик с целью обманом заставить наивных покупателей вкладывать деньги в бесполезную недвижимость. В своих записных книжках новые агенты старательно записывали: всегда… закрывайте… сделки.
Похоже, обязанность выплатить 600 миллионов долларов штрафа Саклеров не исправила. Семья и ее подручные продолжали придерживаться мнения Ричарда, что проблема не в препарате. Через год после судебного процесса, в мае 2008 года, сотрудники прислали Саклерам список «ключевых идей, которые срабатывают»[1622] в продвижении сильных опиоидов. «Дело не в зависимости, а в злоупотреблении, – внушала одна из них. – Это вопрос личной ответственности». В том же году компания распространила среди врачей брошюру[1623], в которой указывала, что зависимость «не вызывается лекарственными препаратами». Наоборот, «у восприимчивого индивидуума она возникает под воздействием лекарственных препаратов, чаще всего в результате злоупотребления». В другой рекламной кампании[1624] Purdue советовала пациентам, терпящим боль, «преодолеть» свои опасения насчет возможности зависимости. На совете директоров осенью того же года[1625] Саклеров проинформировали о том, что собственные данные компании по продажам показали злоупотребления и утечку ОксиКонтина «во всех Соединенных Штатах» и что доступность этого препарата и «практики выдачи рецептов» способствуют разрастанию этого феномена. На том же совещании сотрудники объявили Саклерам, что был учрежден новый конкурс «передовиков», чтобы стимулировать тех самых торговых представителей, которые делали все, чтобы расширять доступность и масштаб назначений этого препарата.
К 2008 году Соединенные Штаты бились в судорогах полностью развернувшейся опиоидной катастрофы, и люди начали говорить о ней как о кризисе общественного здоровья. Чума зависимости больше не ограничивалась сельской глубинкой. В январе смерть актера Хита Леджера[1626] от передозировки длинного списка обезболивающих, включавшего оксикодон, всколыхнула всю страну, создав новый уровень внимания к проблеме. Число смертей росло, и на Капитолийском холме сенатор Джо Байден созвал слушания[1627] по этой «тенденции, которая вползла в наши дома и сообщества по всей стране».
ОксиКонтин на тот момент был на рынке двенадцать лет. Торговым агентам Purdue, работавшим «в поле», не стоило никакого труда подмечать тревожные признаки незаконных практик выдачи рецептов. В 2008 году преступная группировка в Лос-Анджелесе[1628] рекрутировала пожилую женщину врача, Элеонору Сантьяго, слабую здоровьем и погрязшую в долгах, чтобы та открыла неподалеку от парка Макартура клинику-ширму под названием «Лейк Медикл». Сантьяго начала массово выдавать рецепты на ОксиКонтин. Только за одну неделю сентября она выписала рецепты на полторы тысячи таблеток – больше, чем могли продать за месяц иные аптеки. В следующем месяце общее число прописанных таблеток подскочило до одиннадцати тысяч. Непропорциональное большое число рецептов, выданных Сантьяго, приходилось на 80-миллиграммовые таблетки ОксиКонтина, самую большую из доступных дозировок. Эта же дозировка была самой популярной на черном рынке, где эти таблетки называли «восьмидесятками» и продавали по 80 долларов за штуку. К концу 2008 года Сантьяго выписала рецепты на 73 тысячи таблеток[1629] в общей сложности.
Пусть это было теневое предприятие[1630], но оно характеризовалось индустриальной эффективностью, которой было сложно не восхищаться. Члены преступной группировки приезжали на Скид-Роу в трущобах Лос-Анджелеса и рекрутировали бездомных, доставляя их микроавтобусами в «Лейк Медикл» и платя по 25 долларов каждому за прохождение липового обследования. Далее они везли каждого из этих «пациентов» в аптеку, предъявляли рецепт, только что выписанный доктором Сантьяго, и забирали пузырек ОксиКонтина-80, который затем продавали оптом наркоторговцам. Те выбрасывали таблетки на черный рынок по всему Западному побережью до самого Чикаго.