«Маккинси и компания», которая начала давать компании советы по продолжению расширения рынка для ОксиКонтина. Команда аналитиков «Маккинси» перебралась в штаб-квартиру Purdue, расположившись в ее конференц-зале. Продажи ОксиКонтина были на историческом максимуме, но количество оксикодона, на который выписывали рецепты американские врачи, начинало замедлять рост[1671]. Эд Махоуни[1672], главный финансист Purdue, предупредил Саклеров, что теперь предполагаемые показатели демонстрируют возможный выход продаж ОксиКонтина на плато. Если бы так случилось, то обещанное десятилетие ежегодных выплат по 700 миллионов долларов почти наверняка не стало бы реальностью, и это обеспокоило семью. Ричард созвал летом 2009 года совещание[1673], чтобы выстроить стратегию «обратного разворота тенденции к снижению». Он потребовал еженедельно обновлять[1674] сведения о состоянии продаж ОксиКонтина. (Это вызвало озлобление у сотрудников, которые обычно не составляли такого рода отчеты, которых требовал Ричард. Они рассуждали о том, следует ли им сказать ему, что таких документов вообще не существует, но в итоге решили создать новый вид еженедельного отчета о продажах[1675] – специально для Ричарда.) Специалисты «Маккинси» дали Саклерам ряд рекомендаций[1676] для того, чтобы Purdue могла «накачать» продажи ОксиКонтина. Важно, указали консультанты, убеждать врачей в том, что опиоиды обеспечивают «свободу» для пациентов и «наилучший возможный шанс[1677] жить полной и активной жизнью».
Для этих сторонних консультантов[1678] работа с Purdue представляла собой этакие необычные интенсивные курсы по занимательной корпоративной антропологии. Когда сотрудники «Маккинси» беседовали с сотрудниками Purdue, они узнали, что, хотя Саклеры на тот момент официально были лишь рядовыми членами совета директоров, на деле они по-прежнему лично управляли повседневными операциями. По утверждению одного из руководителей «Маккинси», «братья, которые основали компанию, рассматривали всех ее служащих как наемных рабочих, которые «стригут изгороди»: служащие должны делать именно то, что им велено, и помалкивать».
Мортимеру Саклеру-старшему было теперь за девяносто, а он все еще жил полной и активной жизнью. На заседаниях совета директоров он вел себя как брюзга, косясь на собеседников сквозь очки в прямоугольной оправе. Служащие Purdue считали его намного менее приятным и добродушным начальником, нежели Рэймонд. Но досуг всегда доставлял Мортимеру больше удовольствия, чем работа. Он по-прежнему летал на частном самолете[1679], перемещаясь между своими величественными резиденциями. В последний вечер 2009 года[1680] Мортимер радушно приветствовал многочисленных родственников и сотни гостей в огромном загородном поместье в Беркшире под Лондоном, которое называлось Рукснест и располагалось на десяти акрах ухоженных садов и густых лесов. Для празднования свадьбы его дочери Софи был возведен огромный павильон. Двадцатисемилетняя невеста[1681] была хороша. Она выросла в Лондоне[1682] и училась в Оксфордском университете, одна из библиотек которого носила имя ее отца. Там она познакомилась с молодым крикетистом по имени Джейми Далримпл, который впоследствии играл за национальную сборную Англии. Для музыкального оформления свадьбы Саклеры пригласили семьдесят хористов[1683] из Суонси, что в Уэльсе. Хор исполнил гимн «Веди меня, о ты, великий искупитель»:
Открой источник ты кристальный,
Излей поток целебных вод.
Мортимер всегда любил вечеринки. Он праздновал вместе со всеми далеко за полночь[1684]. А три месяца спустя умер. Он пережил своего старшего брата Арти почти на четверть века, затмив его в бизнесе – и, как некоторые полагают, в воздействии, оказанном на мир. Смерть Мортимера оплакивали по обе стороны Атлантики, и в воспоминаниях многих знакомых его жизнь ассоциировалась прежде всего с его филантропической деятельностью. «Мортимер Д. Саклер, покровитель искусств» – таким был заголовок его некролога в «Нью-Йорк таймс»[1685], где отмечалось, что он был «крупным донором Оксфордского университета, Эдинбургского университета, университета Глазго, галереи «Тейт» в Лондоне, Королевского колледжа искусств, Лувра, Еврейского музея в Берлине, Зальцбургского университета и других учреждений». Упоминание об ОксиКонтине – «уличном наркотике, ответственном за ряд смертей от передозировки» – встретилось только в девятом параграфе этой статьи, после чего автор добавил: «Никого из Саклеров никогда не обвиняли в противоправном поведении». Еще один обширный некролог[1686] в лондонской «Таймс» превозносил благодеяния Мортимера, оказанные не только университетам и художественным музеям, но и «агрокультурному миру». Например, над озером в лондонских Королевских ботанических садах Кью тянулась «Саклеровская переправа» – чудесный изогнутый мост из черного гранита. А еще автор вспомнил тот случай, когда Тереза Саклер (к этому времени уже ставшая «дамой» Терезой и продолжавшая входить в совет директоров Purdue) победила на благотворительном аукционе за право дать название новому виду роз. Дама Тереза, питавшая страсть к садоводству, решила назвать цветок в честь своего мужа. В некрологе приводились ее слова, когда она провела аналогию между розой «Мортимер Саклер» и человеком, подарившим ей свое имя: «Соцветия этой розы производят впечатление хрупкости и мягкости, – сказала Тереза, – но в действительности она весьма живуча и мало поддается превратностям скверной погоды». В этом некрологе ОксиКонтин вообще не упоминался.
Глава 22Защищенный от злоупотребления
Однажды летом 2010 года, без фанфар и предварительных объявлений, Purdue Pharma прекратила отгрузку таблеток ОксиКонтина, которые производила и распродавала по всем Соединенным Штатам на протяжении почти пятнадцати лет, и заменила их новым видом ОксиКонтина[1687] со слегка измененной формулой. На первый взгляд таблетки, которые начали доставлять заказчикам в августе, были почти идентичны прежним. Единственным видимым отличием было то, что новые стали чуточку толще, и на каждой были выдавлены буквы OP вместо прежних традиционных OC. «Начинка» в этих новых таблетках была ровно та же самая: чистый оксикодон. Изменена была только оболочка.
Еще в 2001 году сотрудники Purdue рассуждали о возможности «бронебойного» решения проблем, осаждавших ОксиКонтин. Что, если удастся разработать такую версию таблетки, которую будет невозможно растолочь? Если наркоманы измельчают таблетку с целью обойти механизм длительного высвобождения и воспользоваться полной наркотической мощью препарата, то, может быть, ученые Purdue сумеют придумать таблетку, способную сорвать планы «преступных наркоманов», которых так презирал Ричард Саклер, – таблетку, которой невозможно злоупотреблять.
Это была та еще деликатная задачка, поскольку неотъемлемой частью принципов семейства Саклеров (и, как следствие, культуры их семейной компании) было нежелание даже гипотетически признавать возможность ошибки или правонарушения с их стороны. Если бы Purdue подняла слишком большой шум вокруг своих разработок версии ОксиКонтина, способной противостоять злоупотреблению, это могло быть истолковано как риторическое признание того факта, что препаратом, который они продавали все эти годы, действительно можно злоупотреблять, и риск злоупотребления опасно велик, о чем не уставали твердить критики.
Но идея изобрести такую таблетку ОксиКонтина, которую можно только глотать, спутав карты тех, кто стремится к мгновенному «кайфу», была слишком уж соблазнительной, и некоторым людям в компании этот проект начал представляться чем-то вроде полета на Луну: сложно, но не невозможно. Он потребовал нескольких лет исследований и массы проб и ошибок. По словам одного из ключевых руководителей проекта, Purdue выделила для этой цели «очень большую долю»[1688] своего уже ограниченного бюджета на исследования и развитие. Несомненно, одним из мотивов было искреннее стремление защитить фирменный продукт Purdue от злоупотребления. Но другим вполне мог быть тот факт, что некоторые конкуренты компании уже торопились разработать оксикодоновую таблетку, защищенную от измельчения. Если бы одна из этих компаний опередила Purdue на рынке, то смогла бы рекламировать свои таблетки как более безопасную альтернативу ОксиКонтину. «Purdue следовало бы возглавлять[1689] этот тип исследований, – говорил Ричарду в 2008 году Мортимер Саклер-младший. – Почему мы играем в догонялки?»
Ричард уже давно отошел от своей роли официального главы компании, но по-прежнему крайне активно участвовал в ее делах. Он продолжал ежедневно приезжать в офис. У него был бульдог, которого он часто брал с собой. Пса звали Анчем – это сокращение от слова unchanged (неизменный), которое используется на биржевом рынке для указания, что цена акций компании завершила день торгов на том же уровне, на котором начала. Порой какому-нибудь служащему случалось нарядиться в свой лучший костюм ради аудиенции с Ричардом, прийти в кабинет к боссу и посреди разговора обнаружить, случайно бросив взгляд сквозь стеклянную столешницу, что АНЧ обслюнявил свежевыглаженную брючину его парадного костюма. Еще у АНЧа была привычка гадить в коридорах, а у Ричарда не было привычки за ним убирать. Поэтому посетители девятого этажа научились ловко обходить кучки, кое-где оставленные псом на ковре оттенка королевского пурпура.