[1803], газета, которую основал Артур, теперь могла похвастать читательской аудиторией, которую составляли более миллиона китайских врачей. Стремясь убедить китайских медиков и пациентов в том, что опиоиды на самом деле не создают опасности зависимости, Mundipharma собрала гигантское войско торговых агентов. Компания жестко требовала от них результативности и держала в тонусе с помощью того же типа агрессивной структуры поощрений[1804], которой всегда благоволили Саклеры. Превысь запланированные компанией квартальные показатели – и сможешь удвоить свою зарплату. Не дотянешь до них – можешь лишиться работы. Mundipharma снабжала агентов маркетинговыми материалами, включавшими давным-давно опровергнутые заверения в безопасности и эффективности ОксиКонтина. Компания утверждала[1805], что ОксиКонтин является предпочитаемым ВОЗ средством лечения онкологической боли (это не так!). По данным расследования «Ассошиэйтед Пресс»[1806], агенты Mundipharma доходили до того, что, проникая в больницы, надевали белые халаты и притворялись врачами. Они напрямую консультировали пациентов по поводу состояния их здоровья и снимали копии с конфиденциальных историй болезни людей.
Mundipharma выпустила серию броских пропагандистских видео[1807] о своих продуктах и собственных глобальных амбициях, в которых мелькали образы улыбающихся пациентов самой разной этнической принадлежности. «Мы только начинаем», – говорилось в одном из этих видео.
В 2013 году сотрудники Purdue проинформировали Саклеров, заседавших в совете директоров[1808], о том, что начиная с 1990 года число смертей от передозировки более чем утроилось и что эти смерти – только «вершина айсберга», поскольку на каждого индивидуального потребителя, который умер от передозировки, приходилась сотня других, страдающих зависимостью от рецептурных опиоидов или злоупотребляющих ими. Когда Сэм Кинонес в 2015 году опубликовал свою книгу об этом кризисе, «Страна грез», он прямо указал на соучастие в нем семейства Саклер, так же как двенадцатью годами ранее сделал Барри Мейер в своей книге «Убийца боли». Но семейству эта критика, похоже, была как с гуся вода. Саклеры продолжали свое шествие по миру, по большей части необремененные никакими ассоциациями с опиоидным кризисом. В университете Тафта, которому Саклеры много десятилетий щедро жертвовали средства, где Высшая школа биомедицинских наук носила фамилию семьи, ученая комиссия проголосовала против того, чтобы рекомендовать поступающим студентам-медикам ознакомление со «Страной грез», поскольку руководству школы казалось, что они должны демонстрировать «почтение»[1809] своим донорам и не поддерживать книгу, которая может подорвать авторитет семьи. Когда журнал «Форбс» внес Саклеров в свой список богатейших семейств Соединенных Штатов и указал источник семейного богатства, назвав их «ОксиКонтиновым кланом», ни один университет или художественный музей не выразил никакой неловкости, принимая от Саклеров деньги. «Я рад, что они выбрали[1810] действительно хорошее фото», – сказал Ричард о сопровождающей ту статью в «Форбс» фотографии, на которой были его мать и отец, сияющие улыбками, на какой-то церемонии награждения в Европе. В статье состояние семейства было оценено в 14 миллиардов долларов, но Ричард не мог сказать, была ли эта цифра точна. Никто никогда не пытался «сесть и… составить опись»[1811], говорил он.
Такая известность – попадание в список богачей «Форбса» – могла несколько смущать Саклеров. Но они были в состоянии ее пережить. А сотрудники Purdue трудились не покладая рук, чтобы имя семьи оставалось не запятнанным более «разжигательской» информацией в прессе, чье внимание сосредоточивалось вокруг ОксиКонтина. «Я весьма доволен[1812] тем, что получилось, – писал Рауль Дамас, глава службы связей с общественностью во внутренней электронной переписке после прочтения газетной статьи о судебном иске с участием ОксиКонтина. – Там нет почти ничего о Саклерах, а то, что есть, минимально и задвинуто на задний план». Это был статус-кво, к которому компания привыкла. Дама Тереза Саклер по-прежнему могла появляться на торжественных открытиях с шампанским и разрезанием ленточек, чтобы сказать пару фраз и сверкнуть великодушной улыбкой. Мадлен Саклер могла по-прежнему приезжать на кинофестивали и выступать с пылкими словами о реабилитации бывших заключенных и проблемах городской бедноты. Семья могла стерпеть негативное освещение компании в СМИ, даже такое, в котором могла фигурировать фамилия Саклеров – при условии, что она появлялась лишь мельком. Но всему этому суждено было скоро измениться.
Глава 24Это горькая правда, не правда ли?
Однажды в августе 2015 года в Луисвилле, штат Кентукки, приземлился самолет, и из него вышел Ричард Саклер в окружении поверенных. Штат Кентукки подал иск против Purdue в деле, которое началось еще восемь лет назад, обвинив компанию в обманном маркетинге. Грег Стамбо, генеральный прокурор штата, который инициировал дело, потерял родственника в результате фатальной передозировки ОксиКонтина. Наркотик выкашивал население этого региона, как траву.
Purdue защищалась со своей обычной скрупулезностью, стараясь добиться перенесения слушания в другое место на том основании, что компания не сможет рассчитывать на справедливый суд в округе Пайк – сельской шахтерской глубинке, где штат был намерен провести суд. В поддержку этого ходатайства Purdue заказала демографическое исследование[1813] округа Пайк и предъявила его суду в качестве иллюстрации потенциальной необъективности членов жюри присяжных. Но отчет вскрыл такие факты, на которые Purdue, должно быть, не рассчитывала. Согласно документам, 29 процентов жителей округа говорили, что они сами или члены их семей знакомы с кем-то, кто умер от употребления ОксиКонтина. Семь из десяти респондентов называли воздействие ОксиКонтина на их сообщество «опустошительным».
Судья вынес решение о том, что Purdue не может сменить место проведения судебных заседаний, и казалось, что компания все же будет вынуждена защищать себя в суде округа Пайк. Юристы, подававшие иск, хотели пригласить Ричарда Саклера для дачи показаний под присягой. Такого ни разу не случалось ни в одном из сотен дел, открывавшихся в связи со злоупотреблением ОксиКонтином, несмотря на то что семья Ричарда владела Purdue, а он сам был президентом и председателем совета директоров. Адвокаты компании яростно противились идее[1814] заставить Ричарда лететь в такую глушь, как Кентукки, и под присягой отвечать на вопросы об ОксиКонтине. Но в итоге доводов у команды защитников не осталось, и судья отдал приказ о проведении допроса.
Ричард жил в то время в Остине. В городке с поразительно большой долей интеллектуальных, богатых и эксцентричных жителей он был почти своим. Он подружился с обходительным профессором права Филиппом Боббиттом, своим ровесником и выходцем из столь же привилегированной семьи. Число признанных заслуг Боббитта наверняка импонировало Ричарду: он консультировал нескольких президентов по вопросам внешней политики, а теперь преподавал в юридической школе Техасского университета, в Колумбийском университете и даже в Оксфорде, летая из одного высшего учебного заведения в другое, чтобы читать лекции, а также был автором десяти увесистых томов по военной стратегии и конституционному праву. Боббитт питал любовь[1815] к костюмам из сирсакера (жатого ситца) и толстым сигарам, ему нравилось выдувать дымные колечки, мечтательно рассказывать истории о своем «прославленном дяде», Линдоне Джонсоне, и важно рассуждать на серьезные темы. Короче говоря, Ричард Саклер нашел в нем родственную душу.
«Ричард – тот еще чудак, – говорил один бывший служащий Purdue, рисуя в своем рассказе человека, который, казалось, все больше уходил в альтернативную реальность собственного изобретения. – У него жизнь рушится, а он рекомендует тебе книгу, которую непременно надо прочесть». В теории физическое отшельничество Ричарда в Техасе, почти за две тысячи миль от штаб-квартиры, возможно, подарило руководству Purdue некоторую передышку от его обсессивного вмешательства. В начале 2014 года компания наняла нового генерального директора, Марка Тимни. Тимни пришел из компании Merck, и это был первый случай, когда на руководящий пост в Purdue взяли человека со стороны – который не был ни членом семьи, ни ее давним лоялистом. Одной из целей Тимни, которую он объявил сразу после назначения, было изменить корпоративную культуру компании. Он считал, что в прошлом некоторые вещи делались неправильно, и полагал, что отчасти дисфункция в компании является следствием ее происхождения как семейного бизнеса. Тимни хотел, если воспользоваться выражением человека, который работал с ним в тесной связке, «сделать ее узнаваемой компанией» – чтобы она была больше похожа на Merck. Для этого ему было нужно, чтобы семейство Саклер поменьше вмешивалось в дела компании. Но сделать это было, мягко говоря, нелегко, поскольку в Purdue всегда существовал самобытный уклад. Очень скоро выяснилось, что отделить семью от семейного бизнеса будет невозможно.
Живя в Техасе, Ричард не вылезал из электронной почты и даже издали продолжал оказывать огромное влияние на компанию. «Наша главная проблема