и болотистого лета столицы страны у него не было бы ни единого шанса. "У нас есть доказательства", - зловеще заявил один из чиновников Метрополитена, - что если храм будет размещен под открытым небом в округе Колумбия, то вскоре он превратится в "кучу песка".
Это оказалось решающим аргументом, и в апреле 1967 года Эйзенхауэр объявил, что Храм Дендура будет передан в Метрополитен. Победу одержал Томас Ховинг. "Я так рада, что храм теперь у вас", - ворковала его подруга, бывшая первая леди Джеки Кеннеди, добавив, что ее сын Джон Джон обожает бегать по египетской секции Метрополитен-музея. Ховинг планировал возвести новое крыло для храма на Восемьдесят четвертой улице, недалеко от Пятой авеню, что оказалось прямо напротив квартиры Кеннеди. "Я освещу храм, - пообещал он, - так что вам будет хорошо видно его из вашего окна".
Но это было легче сказать, чем сделать. План Ховинга предусматривал амбициозное расширение и модернизацию музея. В музее появится ряд новых помещений: крыло Рокфеллера, где будет храниться коллекция Нельсона А. Рокфеллера, губернатора Нью-Йорка и внука миллиардера Джона Д. Рокфеллера, и галерея Лемана, где будет храниться коллекция Роберта Лемана, внука соучредителя Lehman Brothers, который сейчас сам управляет банком. Храм Дендура планировалось разместить в отдельном крыле, с отражающим бассейном и большой стеклянной стеной, чтобы прохожие могли его видеть. Но поскольку намерение Ховинга состояло в том, чтобы продвинуть музейное сооружение дальше в зеленую зону Центрального парка, бывший комиссар по паркам встретил бурю сопротивления со стороны защитников природы. Критики назвали предложение Ховинга "изнасилованием Центрального парка". Были поданы судебные иски. У здания Метрополитен-музея собирались митинги.
И, кроме того, кто будет платить за все это? Через месяц или около того после того, как Эйзенхауэр вручил Метрополитену приз за этот древнеегипетский храм, современный Египет вступил в войну с Израилем. Ховинг всегда собирался собрать деньги с богатых ньюйоркцев, но Египет и все египетское внезапно вышло из моды. Сам храм был отправлен по частям, прибыл в док в Бруклине и теперь стоял на парковке, укутанный в защитный пластиковый пузырь, пока Ховинг пытался собрать деньги на строительство нового дома. Но ни один жертвователь не хотел видеть свое имя на храме из Египта. Ховинг чувствовал себя все более фаталистично. Он мрачно шутил, что его обрекает на гибель "проклятие мумии". Но он был неутомим, и однажды его осенило, что есть один человек, к которому он еще не обращался: Артура Саклера.
Когда Ховинг возглавил Метрополитен-музей, он узнал об анклаве Саклера и счел всю эту затею несколько странной. Говорил ли Саклер, что Метрополитен в конечном итоге получит хранящиеся там произведения искусства? поинтересовался Ховинг. Никто не мог сказать, что это так. Ховинг даже не очень понимал источник богатства Артура. Он знал только, что Артур богат, что он дал деньги Метрополитен-музею и, похоже, хочет дать еще. Поэтому Ховинг позвонил доктору, чтобы узнать, есть ли у него шанс сделать пожертвование. Артур Саклер был непростым человеком: поскольку он был очень занят и постоянно переезжал с одной работы на другую, даже близкие к нему люди обнаружили, что его трудно разыскать. Но через тридцать минут после того, как Ховинг снял трубку, Артур появился в своем офисе в Метрополитен-центре лично, слегка запыхавшись.
Ховинг сразу же приступил к изложению своей позиции. По его словам, Артур был единственным человеком в городе, у которого "хватило мужества" сделать это пожертвование. В этот момент, как правило, можно было ожидать, что другие доноры выскажут принципиальные возражения по поводу того, чтобы финансировать новый дом для принятого египетского храма. Но Артур все еще слушал. И Ховинг решился. Мне нужно, сказал он, 3,5 миллиона долларов.
Это была огромная сумма для 1967 года, кратно превышающая все, что Артур когда-либо давал раньше.
"Я сделаю это", - сказал Артур.
Разумеется, были выдвинуты условия. Артур оговорил, что деньги будут выплачены им самим и его братьями, Мортимером и Рэймондом, и что они будут выплачены не единовременно, а постепенно. Новое крыло, которое должно было занять место рядом с крылом Рокфеллера и коллекцией Лемана, называлось крылом Саклера. В храмовом корпусе будет располагаться Галерея египетского искусства Саклера. Набор новых выставочных помещений станет Галерей Саклера для азиатского искусства. На всех вывесках, связанных с этими новыми помещениями, Артур, Мортимер и Рэймонд будут названы по отдельности, каждый со своим средним инициалом, каждый с буквами "M.D." после своего имени. Все это было прописано в явном виде, как обязательные условия контракта. Один из администраторов Метрополитен-центра шутил, что единственное, чего не хватало в тщательно согласованных вывесках, - это "часы их работы".
Весной 1974 года, после того как Ховинг получил необходимые разрешения, по всему Центральному парку раздался шум дрелей и отбойных молотков - строительство началось. Газета New York Times сообщила, что строительство нового крыла стало возможным "во многом благодаря недавнему дару в размере 3,5 миллиона долларов от докторов Артура М. Саклера, Мортимера Д. Саклера и Рэймонда Р. Саклера". Но правда заключалась в том, что, поскольку Саклеры договорились о выплате своего пожертвования в течение двадцати лет, когда пришло время строить крыло, у Метрополитен-музея не было достаточно наличности для финансирования строительства, и был вынужден привлечь дополнительные средства. (В итоге город выделил 1,4 миллиона долларов).
На северной стороне Метрополитен-музея бригада мастеров разворачивала огромные блоки песчаника и начинала раскладывать их на огромной бетонной платформе. Камни пролежали в разобранном виде на сайте одиннадцать лет. Каждый из них был пронумерован, и команда из Метрополитен-музея обратилась к масштабному плану и фотографиям, чтобы помочь собрать их обратно. Это было похоже на гигантский проект Lego. Когда храм поднялся, рабочие все еще могли различить не только древнюю резьбу, которой были покрыты стены с момента его постройки, но и последующие граффити, демотические метки и имя нью-йоркского адвоката XIX века Л. Брэдиша, который отправился в Египет и вырезал свое имя на боку здания, чтобы потом это здание оказалось в Нью-Йорке.
Для братьев Саклер это был триумфальный момент, но если Артур считал, что для того, чтобы его приняли в высшем обществе Нью-Йорка, достаточно лишь крыла с его именем в Метрополитен-музее, он ошибался. Он с головой окунулся в жизнь музея, присоединившись к спонсируемой Метрополитен-музеем поездке в Индию. (Когда другой участник этой поездки, филантроп Эдвард Варбург, заболел, Артур открыл чемодан, который он всегда носил с собой, и оказалось, что он настолько переполнен лекарствами, что Варбург пошутил, что он напоминает "аптекарский магазин"). И Ховинг искренне любил Артура, насколько профессиональный соблазнитель может любить свою жертву. "Он был обидчив, эксцентричен, своеволен и уязвим, - позже заметит Ховинг, - что делало игру гораздо более увлекательной".
Но другие чиновники в Метрополитен-музее были недовольны множеством ограничительных условий, которые Артур накладывал на свои подарки. И , когда речь заходила о старожилах мира искусства, они с пренебрежением, а то и с открытым презрением относились к этому богатому и чрезмерно жадному приезжему. Артур Саклер обладал всем обаянием "знака доллара", - сказал один из руководителей аукционного дома в интервью Vanity Fair. Один из посетителей Ксанаду, где он жил, набитого произведениями искусства, назвал дом "пристройкой гробовщика". Артур очень хотел получить место в престижном попечительском совете музея и небезосновательно считал, что заслужил его. "Я дал Метрополитен-музею ровно столько, сколько Рокфеллеры заплатили за свое крыло", - жаловался он.
Но музей не стал назначать его членом совета директоров. Среди руководства было ощущение, что в Артуре Саклере есть что-то неприличное. Он мог это понять: он был достаточно чувствителен к тонкой динамике социального контроля в элитных кругах, чтобы понять, что что-то не так, и это чувство было ему знакомо. Метрополитен, заключил Артур, был просто "антисемитским местом".
Но на самом деле все могло быть гораздо сложнее. Во-первых, в совете директоров музея были и другие евреи. Один из высокопоставленных сотрудников Метрополитен-музея, Артур Розенблатт, шутил, что у администрации не было другого выбора, кроме как начать принимать деньги от еврейских доноров, потому что в определенный момент у них закончились старые богатые WASP. Но некоторые люди также питали подозрения, что с Артуром и его братьями связано что-то сомнительное. Один из чиновников Метрополитен-музея отметил, что, поскольку братья договорились о выплате своего пожертвования в размере 3,5 миллиона долларов в течение двадцати лет, с последующим списанием налогов, "крыло Саклеров - это щедрый подарок, но также и замечательная сделка для Саклеров". Другой чиновник, Джозеф Нобл, назвал Артура "скользким" и прошептал, что анклав, который Роример предоставил ему в распоряжение, - это "самая большая уступка" в истории музея. "Вышвырните его", - предупредил Ноубл Тома Ховинга. "Пока не разразился скандал".
К концу 1978 года строительство было завершено, и Ховинг открыл крыло Саклера, открыв новую экспозицию: Сокровища короля Тута. Это был мастерский ход. Экспозиция включала пятьдесят пять ослепительных погребальных предметов, обнаруженных в гробнице мальчика-императора Тутанхамона. Однажды вечером, перед тем как выставка была открыта для публики, Метрополитен устроил торжественное мероприятие в новом крыле. Храм снова стоял, прекрасно отреставрированный и эффектно освещенный, с именами тех двух братьев, которые когда-то утонули в Ниле, все еще высеченными в песчанике, вместе с именами других посетителей на протяжении веков, а теперь имена Артура, Мортимера и Раймонда Саклеров высечены на великом здании самого Метрополитен-музея.