ости Ричарда Саклера - его упрямства, всецелой преданности собственным идеям, ледяного чувства интеллектуального превосходства. Но у компании был совет директоров, и совет голосовал; Ричард принимал решения не в одиночку. Компания Purdue всегда была семейным предприятием, и в ней не было ни одного человека, который бы отличался от других.
Непринужденная позиция, которую заняла компания, была также отражением личного стиля Говарда Уделла, который, поставив свою карьеру на безоговорочную преданность клану Саклеров, теперь превратился в консильери военного времени. Философия борьбы Уделла заключалась в том, чтобы не давать квартала, и, когда миллиарды долларов все еще текли в компанию, а на кону стояли еще миллиарды, он собрал батальон высококлассных юристов и приготовился перейти в наступление. На слушаниях в Бенсалеме представитель Гринвуд спросил Уделла, не может ли Purdue рассмотреть возможность отчисления "некоторого процента вашей прибыли на реабилитацию тех, кто стал зависимым от вашего продукта". Это был небезосновательный вопрос , особенно в свете тщательно создаваемой Саклерами репутации экстравагантных филантропов.
Но Уделлу эта идея не понравилась. "Люди, которые попадают в лечебные центры, нуждаются в помощи, - признал он. Но это не имеет никакого отношения к Purdue Pharma, настаивал он, и у компании нет никаких обязательств перед этими людьми. Они были испорчены задолго до того, как начали принимать оксиконтин, считает он. "Система подвела их раньше".
Об этом постоянно твердили. "Практически все эти сообщения касаются людей, злоупотребляющих препаратом, а не пациентов с законными медицинскими потребностями", - говорил Пол Голденхейм в своих собственных показаниях перед Сенатом. "Хотя все голоса в этих дебатах важны, мы должны быть особенно внимательны к пациентам, которые без таких лекарств, как OxyContin, остались бы с болью". Мантра никогда не менялась. "Они не наркоманы", - повторял Голденхейм. "Они не преступники".
Ранее тем же летом Ричард Блюменталь, генеральный прокурор штата Коннектикут, где находится компания Purdue, написал Ричарду Саклеру письмо, в котором выразил обеспокоенность по поводу зависимости и злоупотребления оксиконтином и предположил, что усилия Purdue - защищенные от подделок рецептурные подушечки и просвещение молодежи - "не решают фундаментальных и серьезных рисков, заложенных в самом препарате". Блюменталь признал, что существуют и другие рецептурные препараты, которыми злоупотребляют. Но "Оксиконтин" - это другое". Он "более мощный, вызывает большее привыкание, более широко продается, более незаконно доступен и более разрекламирован".
По всей стране прокуроры и адвокаты истцов начали обращать внимание на разрушения, вызванные препаратом OxyContin, и на прибыль, которая по-прежнему поступала в компанию. Они начали инициировать расследования и судебные иски. Но Говард Уделл и его команда в Purdue поклялись сражаться со всеми желающими. "Мы высоко ценим ваше лидерство в правоохранительных органах, но просим вас учесть наш опыт", - написал Уделл Блюменталю в ответе, который переливался снисходительностью. "У нас большой опыт в том, какие тактики помогут и не помогут решить эту проблему", - пренебрежительно заявил он, после чего продолжил обвинять в споре СМИ, адвокатов истцов и людей, "которые утверждают, что стали зависимыми от оксиконтина".
Представитель Purdue Робин Хоген применил другой подход, когда дело дошло до борьбы с генеральным прокурором штата Коннектикут. После того как Блюменталь поставил под сомнение маркетинговые методы Purdue, Хоген позвонил в его офис и оставил на сайте угрожающее голосовое сообщение, в котором указал, что Purdue является "значительным сторонником Демократической партии", и сказал, что "очень жаль, что это случилось с одним из ваших главных благотворителей". Хоген был человеком с такой наглой самоуверенностью, что мог угрожать генеральному прокурору штата в голосовом сообщении. Приближаются выборы, напомнил он Блюменталю, а затем зловеще добавил: "Уверяю вас, это не помогло".
В 2002 году Уделл объявил, что Purdue уже потратила 45 миллионов долларов на борьбу с судебными исками. Компания дала понять, что у Уделла "нет бюджета" на эти усилия; у него был карт-бланш на то, чтобы потратить все, что потребуется для победы. Все работали круглосуточно, по ночам и выходным. Стратегия Уделла заключалась в том, чтобы победить любой ценой. "Я читал всю эту чушь про "умышленно то" и "небрежно это"", - шипел он. "Мы не заплатили ни копейки ни по одному из этих дел и не собираемся этого делать".
Многочисленные иски были поданы и отозваны в связи с жесткой тактикой Уделла. Но все опасались, что этот спор может последовать примеру судебного разбирательства с "Биг Тобакко", в котором штаты и округа объединились с частными адвокатами для ведения дел против индустрии. Саклеры всегда гордились тем, что оплачивали высококлассную юридическую помощь, и Уделл создал внушительный юридический отдел, в котором работали восемнадцать адвокатов в офисе в Стэмфорде. Он также нанял несколько сторонних юридических фирм, некоторые из которых были ветеранами табачных разбирательств. Он обращался к местным экспертам, нанимая лучших юристов города, когда дело появлялось в новой юрисдикции. Вскоре Уделл тратил на судебные разбирательства по 3 миллиона долларов в месяц. Но это того стоило.
Юристы, в отличие от врачей, любят говорить себе, что они приносят присягу и отвечают по кодексу, что они члены профессионального племени, не подверженного дурному влиянию. Сам Уделл любил произносить небольшие проповеди о важности честности и неподкупности. Но он также признавал, что в реальности на юридическую практику может сильно влиять тонкое давление политики, и если у клиента есть финансы, чтобы купить такое влияние, этого может быть достаточно, чтобы склонить дело в свою пользу. В Вашингтоне Уделл нанял Эрика Холдера, бывшего заместителя генерального прокурора, который был партнером в юридической фирме Covington & Burling. В Нью-Йорке он нанял бывшего прокурора США Мэри Джо Уайт. Если вы обращаетесь к действующим прокурорам, было бы очень полезно прислать кого-то, кого они узнают, кого-то, кто работал на такой же должности, кого-то, кого они знают, возможно, кем они восхищаются". Как сказал в свое время Робин Хоген, , "чтобы победить, нам часто приходится быть политическими макиавеллистами".
Вскоре после того, как Рудольф Джулиани ушел с поста мэра Нью-Йорка, он занялся бизнесом в качестве консультанта, и одним из его первых клиентов стала компания Purdue. Придя в частный сектор, Джулиани стремился быстро заработать много денег. В 2001 году его чистая стоимость составляла 1 миллион долларов, а через пять лет его доход составил 17 миллионов долларов, а активы - около 50 миллионов долларов. Для компании Purdue, которая прилагала все усилия, чтобы представить злоупотребление оксиконтином как проблему правоохранительных органов, а не как проблему, связанную с самим препаратом или с тем, как он продается, бывший прокурор, возглавивший Нью-Йорк после терактов 11 сентября, стал бы идеальным помощником. По мнению Майкла Фридмана, Джулиани обладал "уникальной квалификацией", чтобы помочь компании.
"Правительственные чиновники чувствуют себя более комфортно, зная, что Джулиани консультирует Purdue", - отметил Уделл. Джулиани, по его словам, "не стал бы работать с компанией, которая, по его мнению, ведет себя неподобающим образом".
Иногда Purdue использовала свои ресурсы не только для того, чтобы поставить на службу бывших прокуроров с хорошими связями, но и для того, чтобы привлечь к работе тех самых прокуроров, которые вели расследование в отношении компании. В начале 2001 года прокурор восточного Кентукки Джо Фамуларо охарактеризовал оксиконтин как "чуму саранчи", которая пронеслась по его штату. Позже, в том же году, он начал работать в качестве неоплачиваемого "консультанта" для Purdue, хотя компания оплачивала его расходы, связанные с выступлениями на конференциях. Поразмыслив, Фамуларо заявил, что вовсе не считает OxyContin чумой саранчи, а скорее "прекрасным продуктом". В том же году Джей Макклоски, прокурор штата Мэн, который был первым федеральным чиновником, забившим тревогу по поводу оксиконтина, покинул свой пост. Он начал работать в качестве платного консультанта для Purdue. В некотором роде это была та же история, что и с Кертисом Райтом, бывшим экспертом FDA: те самые правительственные чиновники, чья работа заключалась в регулировании деятельности компании и привлечении ее к ответственности, в итоге соблазнились новой работой в самой компании. Макклоски позже сказал, что, когда он пришел на сайт "понять корпоративную культуру компании", он был "глубоко впечатлен безошибочной заинтересованностью в общественном благосостоянии", которая "исходила" от руководителей Purdue.
Саклеры гордились своим умением налаживать политические связи. "В ближайшие 72 часа мы можем дозвониться практически до любого сенатора и конгрессмена, с которым хотим поговорить", - хвастался Ричард в 2001 году. Но одним из убедительных аргументов в пользу компании Purdue было то, что она не была какой-то одинокой корпоративной громадиной, движимой эгоистичным желанием продолжать получать миллиарды от опасного препарата. Напротив, Purdue руководствовалась исключительно искренним - а на самом деле бескорыстным - долгом помочь пациентам, страдающим от хронической боли. Еще во время участия Ричарда в конференции по проблемам боли в Торонто, состоявшейся почти два десятилетия назад, в компании сформировалось представление о том, что лечение боли - это целое движение. И это действительно было так: сотни тысяч, а возможно, и миллионы пациентов, которые действительно находили облегчение от "Оксиконтина" и других опиоидов и теперь были обеспокоены тем, что они могут потерять доступ к такому облегчению, если на эти препараты будут наложены какие-либо ограничения. На каждом шагу Уделл, Фридман и Голденхайм настаивали на том, что "голос" пациентов, страдающих от боли, должен быть на переднем крае обсуждений и не должен отстаиваться кучкой безрассудных наркоманов.