Корабельный фонарь придавал волосам Ансель золотистый оттенок.
– Не было такого дня… да что там дня! Не было часа, чтобы я не вспоминала о своих действиях в пустыне. И о том, как ты выпустила стрелу через двадцать одну минуту. Ты сказала, что дашь мне двадцать минут, а потом выстрелишь и дальше я должна уже пенять на себя. Я считала время. Я знала, сколько минут прошло. Ты подарила мне одну лишнюю минуту.
Лисандра вытянула морду и потерлась о руку Ансель. Та рассеянно погладила ее, забыв, что это не кошка.
– Ты была моим зеркалом, – сказала Аэлина. – Лишнюю минуту я подарила не только тебе, но и себе. Спасибо, подруга.
Они снова чокнулись бутылками.
– Не спеши меня благодарить.
Что-то в словах Ансель заставило Аэлину напрячься. Остальные тоже прекратили есть.
– Пожары на эйлуэйском побережье были устроены не по приказу Эравана, – сказала Ансель, и ее красно-коричневые глаза вспыхнули, поймав качающийся свет фонаря. – Мы допросили мелисандскую королеву и ее ближайшее окружение. Словом… такого приказа из Мората не поступало.
Эдион тихо зарычал. Дальнейшие объяснения Ансель ему не требовались. Он и так обо всем догадался. И не только он.
– Мы узнали, что деревни поджигали фэйские солдаты, – продолжала Ансель. – Они стреляли с кораблей.
– Маэва, – выдохнул Гарель. – Но жечь – не в ее правилах.
– Зато в моих, – невесело рассмеялась Аэлина.
Все повернулись к ней. Ансель кивнула:
– Она сжигала деревни, а вина ложилась на тебя.
– Зачем это нужно? – удивился Дорин, по давней привычке запустив пальцы в волосы.
– Чтобы опорочить Аэлину, – ответил Рован. – Выставить ее в глазах мира не спасительницей, а жестокой тиранкой. Цель очень простая – оттолкнуть от Аэлины всех потенциальных союзников. Хуже того, заставить их объединиться против нее.
– Что ж, сыграно умело, – сказала Аэлина. – Маэву можно даже похвалить.
– Значит, армада Маэвы уже достигла здешних берегов, – заключил Эдион. – В таком случае где она? Где корабли?
У Аэлины от страха свело живот. Она не могла заставить себя сказать вслух: «Плывут на север». Сама мысль, что армада Маэвы движется в сторону беззащитного Террасена… Она повернулась к Фенрису и Гарелю. Те дружно качали головой, отвечая на молчаливый вопрос Рована.
– Отплываем на рассвете, – сказала Аэлина.
Через час, когда они ушли к себе в каюту, Рован расстелил на полу карту. Взяв свинцовый карандаш, провел три линии. Их разделяло значительное пространство. Аэлина стояла рядом и молча смотрела.
Затем Рован провел линию потоньше: от левой жирной линии к срединной. На конце он изобразил стрелку. Учитывая тонкие стены каюты, заговорил шепотом:
– Ансель и ее армия ударят со стороны западных гор.
Еще одна тонкая линия со стрелкой пролегла в противоположном направлении – к жирной линии справа.
– Рульф, микенианцы и эта армада ударят с восточного побережья.
К двум тонким линиям добавилась третья. Стрелки всех трех почти смыкались.
– Легион Беспощадных и вторая половина армии Ансель направятся из Оленьих гор в центр континента. Все они соединятся в Морате.
Глаза Рована полыхали зеленым огнем.
– Более точное положение каждой армии будешь определять сама.
– Мне нужны дополнительные силы. И время.
– В составе какой армии ты собираешься сражаться? – спросил он, сдвигая брови. – Вряд ли я сумею убедить тебя держаться подальше от передовой.
– Даже и не пытайся.
– Конечно, разве ты допустишь, чтобы победа и вся слава достались мне? Ты бы потом всю оставшуюся жизнь донимала меня упреками.
Аэлина усмехнулась. Помимо карты Эрилеи, на полу лежали и другие, создавая сильно упрощенную и уменьшенную копию их мира. Аэлина возвышалась над изображенными землями, словно видела все армии вблизи и вдали.
Рован оставался на коленях и тоже разглядывал мир у ног Аэлины.
Она вдруг поняла: это не преувеличение. Если она победит в войне, если освободит континент, изгнав Эравана…
Мир, когда-то представлявшийся ей таким большим и почти безграничным, сейчас казался совсем хрупким. Маленьким, легко бьющимся, словно стеклянная игрушка.
– Ты ведь знаешь, что смогла бы, – сказал Рован. – Забрать мир себе. Весь. Применить отвратительную стратегию Маэвы против нее самой. Осуществить обещание.
В его словах не было ни тени осуждения. Только размышление и честный расчет.
– А ты бы присоединился ко мне, если бы я это сделала? Если бы стала завоевательницей?
– Ты бы объединяла земли. Твои армии не жгли бы и не грабили. И конечно же, я был бы с тобой, какие бы цели ты себе ни поставила.
– Ты не находишь, что в этом есть угроза для мира? – задумчиво спросила Аэлина. – Другие королевства, другие континенты лишились бы покоя. Все их мысли были бы об одном: а вдруг мне однажды станет тесно в Террасене? Они бы лезли из кожи вон, только бы не допустить нашего расширения. Они бы делали все, убеждая нас, что они полезнее нам в качестве торговых партнеров и союзников и что захватывать их для нас хлопотно и невыгодно. Маэва атаковала эйлуэйское побережье, маскируясь под меня. Она стремилась показать другим государствам, насколько я опасна. И главное – я не властна над своей силой, если в Бухте Черепов разметала вражеские корабли, а на берегу сожгла ни в чем не повинные рыбачьи деревушки…
Рован кивнул:
– И все же, если бы ты смогла… решилась бы на завоевание всего мира?
На мгновение Аэлина увидела свое лицо, высеченное в камне. Ее статуи, поставленные там, где вообще не слышали о существовании Террасена. Живая богиня, наследница Мэлы и завоевательница всего известного мира. Правда, ее завоевание имело бы другую направленность. Оно бы несло книги, музыку, культуру. Ее бы боялись лишь те, кто привык править с помощью лжи, угроз и подкупа. Она бы несла свет целым континентам…
– Не сейчас, – прошептала Аэлина.
– А позже?
– Возможно, если мне наскучит быть королевой… тогда я подумаю, не сделаться ли императрицей. Оставить своим потомкам в наследство не одно королевство, а столько, сколько звезд на небе.
Эти слова никому не угрожали. Она просто высказывала вслух глупые, бесполезные мысли. Но если задумывалась о подобных вещах… наверное, тогда она ничем не лучше Маэвы и Эравана.
Рован подбородком указал на земли Западного края:
– Почему ты простила Ансель? После того, как она поступила с тобой и с теми ассасинами в пустыне? Это же было настоящее предательство.
Аэлина снова опустилась на корточки.
– Ансель сделала плохой выбор. Попыталась исцелить рану, которая не поддается исцелению. Попыталась отомстить тем, кого любила.
– И ты действительно закрутила все события, когда мы еще находились в Рафтхоле? Твое участие в поединках… это был сигнал для Ансель?
Аэлина самодовольно усмехнулась и подмигнула Ровану.
– Я знала: если назовусь Ансель из Верескового Утеса, до нее дойдет, что некая рыжеволосая особа, взяв ее имя, убивает в рафтхольском «Склепе» крепких и опытных королевских солдат. Она сразу поймет, что это я.
– Так вот почему ты покрасилась в рыжий цвет? Это было сделано не только для Аробинна.
– Меньше всего я думала о нем.
Аэлина нахмурилось, словно досадуя, что карты не показали ей, где находятся уцелевшие микенианцы и крошанские ведьмы.
Рован взлохматил себе волосы:
– Иногда я жалею, что не знаю каждую мысль, бродящую в твоей голове, не проникаю в каждый твой замысел и стратегию. Но потом вспоминаю, сколько удовольствия мне доставляет, когда ты раскрываешь задуманное. У меня просто сердце замирает, а иногда и вовсе готово выпрыгнуть наружу.
– Я знала, что ты предпочитаешь извращенные наслаждения.
Рован дважды поцеловал ее в губы, затем в нос, слегка прикусив его зубами. Аэлина зашипела и оттолкнула его.
– Это за то, что не рассказываешь мне. Причем уже не в первый раз.
Но слова словами, а вид у Рована был необычайно… счастливый. Он радовался, что может стоять на коленях в этой тесной каюте и смотреть на изображение мира, освещенного тусклым фонарем. Мира, который очень скоро может провалиться в преисподнюю.
Представ перед нею впервые, Рован был холодным, неулыбчивым фэйцем. Тогда он ждал достойного противника, способного оборвать его жизнь… А сейчас его лицо сияло от счастья.
– Рован… – прошептала Аэлина, крепко сжимая его руку.
Искорки в его глазах погасли.
– Рован, у меня к тебе есть серьезная просьба…
Манона ворочалась на узкой койке. Сон не шел.
Дело было не в жесткости койки и не в грязном покрывале. Она прекрасно спала в худших условиях: на голой земле, на камнях, под ветром. И уж тем более ее не раздражало наспех починенное окошко. Сквозь щели дул прохладный соленый ветер и лился лунный свет.
Не будет она искать никаких крошанских ведьм. Что бы там ни говорила Аэлина… Знать о своем наследии и заявлять права на него – не одно и то же. Манона сомневалась, что крошанки ее признают. Особенно если учесть, что она убила их принцессу. Свою сводную сестру.
Но даже если крошанские ведьмы простят ей совершённое по неведению, если согласятся служить ей и сражаться под ее командованием… Манона потрогала широкий шрам на животе. Железнозубые не получат земли в Западном краю.
Манона легла на спину, отвела с лица влажные волосы. Ее шея была липкой от пота. Когда она в последний раз мылась? Купания в болоте не в счет.
Она знала лишь ту историю войны Железнозубых и крошанок, какую ей излагала бабушка и другие ведьмы, занимавшиеся ее обучением. А вдруг причина раздоров была совсем другой? И стоило все это затевать, чтобы потом отправиться в изгнание и сотнями лет истреблять крошанок?
Манона всматривалась в квадратик окна, за которым перемигивались звезды. Ей так хотелось увидеть тень, плывущую между ними, услышать знакомый шум сильных крыльев. Аброхас давным-давно должен был бы вернуться. Манона тут же давила любую тревожную мысль, касавшуюся ее дракона.