Вместо шума крыльев раздался скрип половиц в коридоре. Дверь ее каюты открылась и тут же закрылась. Лязгнул засов.
– Что ты тут делаешь? – спросила Манона, даже не думая сесть.
Сквозь иссиня-черные волосы адарланского короля пробивались струйки лунного света.
– На тебе больше нет цепей.
Манона села, глядя на пустые скобы, к которым раньше крепились ее цепи.
– А тебе бы хотелось, чтобы я и сейчас была скована?
Сапфировые глаза сверкнули.
– Не всегда. Но бывает, что да.
Ведьма усмехнулась и, не слишком задумываясь над словами, сказала:
– А ты так всерьез и не задумывался.
– О чем? – спросил Дорин, хотя сразу понял смысл ее вопроса.
– О том, кто я такая и что собой представляю.
– Ведьмочка, неужто мое мнение для тебя что-то значит?
Манона встала, но к Дорину не подошла, а осталась в нескольких шагах и позволила темноте служить барьером между ними.
– Смотрю, тебя даже не разозлило, что Аэлина умыкнула Мелисанду, поставив вас всех перед фактом. И тебе все равно, что я – полукровка с примесью крошанской крови.
– Не считай мое молчание признаком равнодушия. У меня есть достаточно оснований держать свои суждения при себе.
На кончиках его пальцев поблескивал лед.
– Я вот думаю, – зевнула Манона, – кто из вас прикончит Эравана: ты или королева.
– Мне важнее, что огонь выступает против Тьмы.
– Но ты бы мог порвать короля-демона в клочья, даже не замарав своих рук. Другими руками, невидимыми.
Дорин улыбнулся одними губами:
– Я могу найти своим рукам лучшее применение. И видимым, и невидимым.
Это прозвучало как приглашение. Как вопрос. Ведьма не отвела глаз.
– Тогда закончи то, что начал, – прошептала Манона.
Ответная улыбка Дорина была мягкой, но с оттенком жестокости. Маноне стало жарко, будто огненная королева воспламенила ей кровь.
Она позволила Дорину прижать себя к стене. Смотрела, как он развязывает верхние тесемки ее белой рубашки. Одну за другой.
Она позволила ему коснуться губами ее голой шеи – под самым ухом.
Манона чуть выгнула спину, откликаясь на его ласку, на прикосновения языка. Потом Дорин отстранился, но невидимые руки продолжали скользить по ее бедрам, двигаясь к талии. Рот короля был приоткрыт, а тело дрожало от напряжения. Он сдерживал сам себя. Такое Манона уже видела, когда мужчины с вожделением смотрели на нее, пожирая глазами, но не решаясь перейти к действиям.
– Гончая тогда нам соврала, – вдруг сказал Дорин. – Про гибель твоей заместительницы. Я ее вранье… чувствовал на вкус.
Маноне почему-то стало легче, но она оборвала короля, заявив, что не хочет об этом говорить.
Дорин снова приблизился, и невидимые руки достигли ее грудей. Манона скрипнула зубами.
– А о чем, Манона, ты хочешь говорить?
Раньше она не слышала, чтобы он называл ее по имени. И тем более с такой интонацией.
– Ни о чем, – бросила ведьма. – Да и ты тоже, – добавила она, проехавшись по нему глазами.
И опять он улыбнулся нежной улыбкой, окаймленной жестокостью. Опять подошел ближе, и место невидимых рук заняли его собственные.
Руки Дорина гуляли по ее бедрам, талии, груди. Неторопливо, даже с какой-то вялостью. Манона не противилась лишь потому, что никто никогда не осмеливался ласкать ее так. Каждое соприкосновение их тел оставляло ощущение огня и льда. Манона вдруг поймала себя на том, что эти движения завораживают и даже убаюкивают ее. Ленивые, уговаривающие движения. Она не противилась, когда Дорин снял с нее рубашку и стал разглядывать ее полуголое, покрытое шрамами тело.
Ее груди возбуждали его. Взгляд Дорина сделался голодным. Но потом, стоило ему увидеть ее живот и косой шрам…
Любовный голод вдруг сменился ледяной жесткостью. Холодной яростью, направленной не на Манону. Вскоре она поняла куда.
– Помню, ты говорила, что существует черта между убийством ради защиты и убийством ради удовольствия. Ты спрашивала, по какую сторону от этой черты нахожусь я.
Его пальцы медленно ощупывали шрам на ее животе.
– Когда мне попадется твоя бабушка, я перейду черту.
У Маноны похолодела спина. Соски отвердели, встав торчком. Дорин это заметил. Он дотронулся до одного соска, затем нагнулся и проделал то же языком. Манона закусила губы, чтобы не застонать. Пальцы потянулись к его шелковистым волосам.
Язык Дорина продолжал ласкать ее сосок. Король чуть запрокинул голову, чтобы видеть ее глаза.
– Я хочу попробовать тебя целиком, – признался он.
Его губы потянулись к ее губам. И тогда Манона заглушила в себе все доводы разума.
Она открылась для пира короля. Манона не знала, чтó чувствует сам Дорин. Но его прикосновения имели вкус моря, зимнего утра, еще чего-то незнакомого и в то же время давно известного. Манона не выдержала и застонала.
Пальцы Дорина осторожно приподняли ей подбородок. Губы Дорина приникли к ее губам, а его язык мягко, но настойчиво их раздвинул. Манона выгнула спину. Она подставляла свое тело его рукам и языку, пока ласки не лишили ее способности думать.
Прежде Манона никогда не теряла самообладания. Даже в редкие минуты близости. Ей это казалось проявлением слабости. Но сейчас она ощущала странное и совершенно незнакомое ей чувство свободы.
Пальцы Дорина наслаждались тугими мускулами ее бедер, откуда переместились к упругим ягодицам. Он крепко прижал ведьму к себе и, раньше чем она успела вскрикнуть, поднял на руки.
Манона обвила ногами его талию. Дорин понес ее на койку. Все это время его язык продолжал двигаться внутри ее рта. Уложив Манону, он неторопливо стянул с нее штаны.
И снова, чуть отодвинувшись, Дорин смотрел на нее, теперь уже совершенно голую. Его палец коснулся внутренней стороны ее бедра и стал подниматься к лобку.
– Я хотел тебя с того самого дня, как впервые увидел в Задубелом лесу, – прохрипел Дорин.
Манона потянулась, сняла с него рубашку, любуясь загорелым мускулистым торсом адарланского короля.
– Да, – только и ответила она.
Дорин трясущимися руками расстегивал пояс.
– Да, – повторила Манона, когда его пальцы коснулись ее лона.
Дорин ответил одобрительным урчанием.
Его одежда полетела на пол. Дорин осторожно вытянул руки Маноны вверх, за голову, и так же мягко прижал своими невидимыми руками. А его настоящие, умелые и грешные руки трогали и ласкали каждый уголок ее тела. Вслед за руками двигался его умелый и грешный язык. Возбужденная до предела, ведьма даже укусила его в плечо, иначе ее стон был бы слышен на всем корабле. И сейчас же почувствовала, как Дорин вошел в нее, глубоко и сразу.
Манону перестало заботить, кто она, кем была и кем когда-то обещала стать. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме толчков Дорина. Она запускала пальцы в его густые волосы, гладила его спину. С каждым его толчком она взлетала на вершину, сгорая и леденея. Плоть, огонь и железо – это все, что она сейчас чувствовала. Ее изголодавшееся тело откликалось на зов его изголодавшегося тела. Сейчас существовало только это.
Больше. Ей хотелось больше… хотелось всего.
Кажется, она произнесла это вслух или даже умоляла его об этом, ибо Дорин – да хранит ее Тьма – дал ей просимое. Им обоим.
Замерев, он оставался на ней и в ней. Его губы замерли рядом с ее губами… после неистового поцелуя и горячего потока, затопившего ее лоно.
Манона дрожала, не до конца понимая, чтó он сделал с ней и ее телом. Когда Дорин убирал прядь с ее лица, у него дрожали пальцы.
К ней вернулись ощущения окружающего мира. Пронзительная тишина. И столько фэйских ушей за стенами каюты, которые вполне могли слышать все, что происходило внутри.
Дорин по-прежнему не выходил из нее.
– Это должно было сгладить острые углы, – сказал он, блеснув сапфировыми глазами.
Невидимые руки подняли с пола одежду.
– И как, сгладило? – спросила Манона.
Дорин осторожно провел по ее нижней губе и вздрогнул, когда она засунула палец себе в рот.
– Нет. Никакого намека.
Серый рассвет, проникший в каюту, посеребрил стены. Они оба заметили, что уже светает. С тихим стоном Дорин слез с нее. Манона подхватила свою одежду. Воинская жизнь научила ее одеваться быстро, почти на ощупь. Она завязывала тесемки рубашки, когда Дорин вдруг сказал:
– У нас с тобой все только начинается.
«И ты будешь укладывать меня, когда тебе вздумается?» – подумала она.
Эта чисто мужская фраза мгновенно вернула Манону в привычное состояние. Она оскалила зубы:
– Если в следующий раз не хочешь соприкоснуться с железными частями моего тела, помни: не ты один решаешь.
Дорин наградил ее еще одной чисто мужской улыбкой и покинул каюту столь же бесшумно, как и вошел. На пороге он замер, словно хотел что-то сказать в ответ, но ничего не сказал, плотно закрыв дверь. Он был до противного спокоен и самоуверен.
Манона смотрела на закрывшуюся дверь и проклинала свою кровь, которая снова вспыхнула. Она удивлялась, как позволила ему так обращаться с собой.
Никогда еще она не позволяла мужчине влезать на нее. Что сказал бы Дорин, узнай он об этом? А если бы еще она ему сказала, что ей хотелось впиться зубами в его шею и попробовать крови? И попробовать его в других местах?
Манона запустила руки в волосы и повалилась на подушку. Тьма ее сохрани.
Она молча помолилась о скорейшем возвращении Аброхаса. Слишком давно она в чужом мире, среди людей и фэйцев. Нужно возвращаться к своим. За Элиду можно не волноваться. Пусть террасенская королева и не ангел, но Элиде рядом с нею ничего не угрожает.
К своим… это куда? Отряд Тринадцати неизвестно где. Что бы ни утверждал Дорин, они могли погибнуть. Манона не представляла, куда она отправится, покинув корабль. Никогда еще мир не казался ей таким громадным.
И таким пустым.
Элида легла рано, но за длинную ночь почти не спала. Ее и Лоркана разместили в общей каюте с матросами. Вместо коек здесь были гамаки. Запахи, звуки, качка… Даже при чудовищной усталости Элиды все это мешало заснуть. Едва она