Аэлина увидела покои королевского дворца в Оринфе, где не бывала двенадцать лет. Эти покои могли бы принадлежать ей. И помещение, в котором находились Элиана и Брэннон, тоже было ей хорошо знакомо. Отец и дочь кричали друг на друга. На шее Элианы поблескивал Глаз – первый Замок, сломанный ею. Элиана, ставшая адарланской королевой, носила его как напоминание о своем безрассудстве и об обещании, данном ею гневливым богам.
Спор с отцом продолжался, набирая силу, пока рассерженная Элиана не вышла. Аэлина знала: первая адарланская королева никогда больше не вернется в этот блистательный дворец.
Затем им показали небольшое помещение с каменными стенами и черноволосую красавицу с короной из звезд. Она рассказывала Элиане и Гавину о ведьмином зеркале и о том, как в нем хранятся воспоминания. Рианнона Крошанская. Манона вздрогнула. Они с Аэлиной переглянулись.
Лица Маноны и Рианноны Крошанской были совершенно одинаковыми. Последние крошанские королевы, разделенные сотнями лет.
Затем появилось лицо Брэннона. Обхватив голову руками, он рыдал перед каменным алтарем. На алтаре, завернутое в погребальный саван, лежало согбенное старушечье тело.
Ради жизни с Гавином Элиана отказалась от своего бессмертия. Она состарилась и умерла, как обычная человеческая женщина. Брэннон по-прежнему выглядел тридцатилетним.
И снова Брэннон, но уже в кузнице. Жаркое пламя бросало отсветы на его золотистые, с рыжим оттенком, волосы. Что-то рыча сквозь стиснутые зубы, он бил молотом по металлическому диску. Было видно, как напрягаются мускулы под золотистой кожей голой спины. А Брэннон стучал и стучал по диску, разложенному на наковальне.
Он ковал Амулет Оринфа.
Внутрь он поместил кусочек черного камня, после чего запечатал обе половины амулета. Все очертания его могучего тела кричали о неповиновении воле богов.
На задней стороне амулета Брэннон оставил послание, начертанное Знаками Вэрда.
Единственное послание.
Для нее, Аэлины.
Для его будущего законного наследника или наследницы, на случай если наказание Элианы и ее обещание богам сохранят силу. Наказание и обещание разделили отца и дочь. Этого Брэннон не мог и не хотел принимать. Во всяком случае, пока у него еще сохранялась сила.
«Моя цена безымянна». Это было написано Знаками Вэрда и адресовано тому, у кого окажется такой же знак, как у самого Брэннона. Знак незаконнорожденного. Таких называли безымянными… Значит, Аэлине суждено стать платой за давнюю ошибку Элианы.
Послание на задней стороне Амулета Оринфа было единственным предостережением, которое решился оставить Брэннон. Единственным извинением за содеянное его дочерью. И никакой подсказки о том, чтó находится внутри амулета. Об этой тайне нельзя было даже туманно намекнуть.
Но останутся другие подсказки. Для нее, чтобы она смогла закончить начатое тысячу лет назад.
Брэннон своими руками построил гробницу Элианы. И там он тоже оставил послания для Аэлины.
Загадки и подсказки. Лучшее, что смог предложить Брэннон, стремившийся поведать о правде и одновременно оградить Ключи Вэрда от сил, которые сделали бы их орудием укрепления чьей-то власти и расправы над противниками.
Потом Брэннон изготовил Морта – дверной молоток в виде черепа. Морт был сделан из особого металла, дарованного Брэннону Рианноной Крошанской. Покидая гробницу, королева ведьм коснулась его щеки.
Однако Рианноны не было рядом, когда Брэннон прятал осколок черного камня под самоцвет в короне Элианы. Второй Ключ Вэрда.
Не было королевы ведьм и когда он поставил Дамарис рядом со вторым саркофагом. Там упокоился смертный король Гавин. Брэннон ненавидел зятя и едва терпел его присутствие, но обуздывал свою ненависть ради дочери. Для Брэннона Элиана была больше чем дочерью. Он называл ее «дитя моей души».
Третий Ключ нашел свое временное пристанище… в храме Мэлы. Именно там Брэннон хотел навсегда закончить это растянувшееся действо.
Огонь вокруг храма казался Брэннону песней в его крови. Огонь звал и манил его.
Только имеющие его дарования… вернее, ее дарования… смогут добраться до этого места. Даже жрицы не могли попасть на остров в самом сердце огненной реки. Путь сюда открыт лишь его потомкам… или тем, у кого есть другие Ключи.
Третий Ключ Вэрда Брэннон положил под каменную плиту храмового пола.
А затем Брэннон вошел в расплавленную реку, в пылающее сердце своей возлюбленной. С тех пор никто и никогда не видел Брэннона, Повелителя огня и короля Террасена.
По щекам Аэлины текли слезы. Ее удивляло, что почти невидимое тело способно плакать. Это были слезы по Брэннону, который знал, какую тяжелую ношу приготовила его дочь для потомков. Которого бесило обещание, данное Элианой богам.
Как мог, Брэннон смягчил удар, поскольку отменить обещание не мог. Но он подарил Аэлине шанс на сражение.
«Моя цена безымянна».
– Что все это значит? – прошептала Манона. – Я ничего не понимаю.
А у Аэлины не было слов, которыми она могла бы объяснить ведьме суть увиденного. Даже Рован не понял бы ее.
Рядом с ними вдруг появилась Элиана. Она была ничуть не менее реальна, чем они с Маноной. Элиана смотрела на тускнеющий золотистый свет вокруг храма Мэлы. Воспоминание исчезло.
– Прости меня, – сказала она, обращаясь к Аэлине.
Появление Элианы насторожило Манону. Ведьма отошла подальше.
– Это был единственный способ, – продолжала Элиана.
Ее глаза были полны неподдельной муки и раскаяния.
– С какой целью ты выбрала именно меня? Осознанно? Или просто решила уберечь столь дорогую тебе династию Гавина?
Аэлина не узнавала собственного голоса. Он звучал хрипло и очень зло.
– Конечно, зачем проливать кровь Хавильяров, когда можно вспомнить старые привычки и выбрать другого? Точнее, другую, кто потащит этот груз.
Элиана вздрогнула.
– Дорин в то время не был готов, а ты была. Этот выбор мы сделали вместе с Нехемией, чтобы ход событий соответствовал замыслу.
– Соответствовал замыслу, – едва слышно повторила Аэлина. – Прежде всего, твоему замыслу. Ты заставила меня разгребать дерьмо, которое когда-то наворотила своим поганым воровством и трусостью?
– Боги хотели моих страданий. Я настрадалась вдоволь и продолжаю страдать. Сознавать, чтó выпало на твою долю, какую ношу ты понесешь… Тысячу лет подряд мою душу кромсали день за днем. Безостановочно. Когда-то я с легкостью сказала богам «да». Я думала, что на мне это не отразится. Далекий потомок… практически чужой мне… И правду потомку знать не обязательно. Просто он или она должна будет обладать надлежащим даром и однажды окажется в нужном месте… Но я ошибалась. Как же я тогда ошибалась.
Элиана подняла руки ладонями вверх:
– Я думала: Эраван поднимется и мир спокойно воспримет его пробуждение. Я не знала… какая тьма падет на континент. Не знала, что твоя родина пострадает, поскольку когда-то я пыталась избавиться от страданий. Я слышала множество голосов… великое множество. Они начали звучать еще до адарланских завоеваний. Голоса жаждали получить ответ и помощь.
Элиана мельком взглянула на Манону и вновь повернулась к Аэлине:
– Они звучали отовсюду, из всех королевств. Голоса людей, ведьм, фэйцев… Они сплетались в громадный узор мечтаний и упований. И все просили об одном… О лучшем мире.
Элиана перевела дух:
– А потом родилась ты. Ты была ответом сгущающейся Тьме. К тебе перешел дар огня. В тебе наконец-то соединились огонь моего отца и сила моей матери. Ты росла сильной. Очень сильной и в то же время – очень уязвимой. Не перед внешними угрозами. Перед угрозой, исходящей из твоего сердца. Твоя сила нуждалась в сдерживании. Думаю, ты помнишь, чем порою оборачивались твои детские обиды. Тебя боялись, говорили, что лучше бы ты не рождалась. Однако были и те, кто знал твою истинную суть и твои возможности. Родители, их окружение, твой дядя-король… и Эдион. Эдион знал: ты – Обетованная королева, хотя не понимал смысла этих слов. Он не знал о твоем пути, а также ничего не знал обо мне и о содеянном мною.
Слова ударяли Аэлину, как камни.
– Обетованная королева, – с горькой усмешкой произнесла она. – Но обетованная не миру. Богам. Ключам Вэрда.
Обетованная… жертва. Живое орудие, которое наконец-то закроет Врата и навсегда запечатает их.
И Денна явилась ей тогда не только рассказать о применении зеркала. Своевольная богиня напомнила Аэлине: она – их собственность. Она принадлежит им, и за нею числится чужой долг, перекинутый на ее плечи.
– В ту ночь я вполне могла утонуть в водах Флюрина, но не утонула. Я ведь спаслась не по чистой случайности?
Элиана покачала головой:
– Мы тогда не…
– Мне не объяснения нужны, – перебила ее Аэлина. – Покажи, как все было.
У Элианы дрогнула шея. Стена тумана потемнела, приобретя разные оттенки черного, серого и коричневого. Воздух наполнился инеем.
Хруст ветвей, шумное, сбивчивое дыхание вперемешку с рыданиями. Легкие шаги ребенка, бегущего сквозь кустарники. И тяжелый стук копыт. Всадник неумолимо ее нагонял.
Усилием воли Аэлина заставила себя не покачнуться, когда появился знакомый лес, такой, каким она его помнила. А затем появилась и она сама: такая маленькая, в белой ночной рубашке, порванной и перепачканной в грязи. Взлохмаченные волосы, в глазах – неописуемый ужас и такое безутешное горе, что взрослая Аэлина плотно закусила губы. Девчонка со всех ног неслась к мосту через ревущую реку…
Мост был подвесным, держащимся на столбах. Всаднику по нему не проехать. На другой стороне, в лесу, – ее спасение…
Манона тихо выругалась, увидев, как маленькая Аэлина Галатиния миновала столбы и только тогда поняла, что опорные канаты… перерублены. Восьмилетняя Аэлина рухнула с высоты в ревущую полузамерзшую реку.
Нынешняя Аэлина забыла, как долго она падала, какой жуткой была черная река с белыми бурунами, подсвеченными холодной луной.
Картина изменилась. Стало совсем темно. Река швыряла их из стороны в сторону. Аэлина помнила, что Флюрин никогда не отличался покладистым нравом. Но в ту ночь река бурлила от гнева.