– По слухам, Аэлина Галатиния на Вендалине уничтожила генерала Наррока и всех солдат, что были с ним. И совершила она этот подвиг не одна, а вместе с неким фэйским принцем. Внушительная победа, ничего не скажешь.
Рован оскалил зубы:
– К чему ты клонишь, капитан?
– Я просто хочу спросить, ожидает ли ее величество королева огня большого парада в честь своего прибытия?
Дорин сомневался, что Рульфу понравится другой ее титул – адарланский ассасин.
Рован глухо зарычал:
– Я же сказал, она не собирается в эти края!
– Да ну? Тогда я чего-то не понимаю. Ее возлюбленный спасает адарланского короля, которого почему-то везет не на север, а сюда. И я должен верить, что мне вскоре не придется принимать и террасенскую королеву?
Услышав слово «возлюбленный», Рован бросил убийственный взгляд на Фенриса. Обаятельный фэец (у Дорина не находилось других слов, хотя он был равнодушен к мужской красоте) невозмутимо пожал плечами.
Рован, совладав с гневом, обратился к Рульфу:
– Аэлина попросила меня привезти сюда короля Дорина, чтобы мы вместе убедили тебя встать на нашу сторону. Но раз ты не собираешься вставать ни на чью сторону, мы лишь напрасно потратили время. Пользы тебе от нас никакой, да и нам от тебя тоже, раз ты даже не в состоянии отправить посланников. Так что не смеем отнимать время.
Это был вызов. Фенрис мрачно засмеялся. Гарель перестал есть. Рульф прошипел:
– Мне наплевать, кто ты и какой силой обладаешь. Никто не смеет мне приказывать на моей земле.
– А я бы посоветовал тебе заранее научиться выполнять чужие приказы, – сказал Рован.
Ледяное спокойствие, которым веяло от Рована, испугало Дорина сильнее, чем если бы фэйский принц дал выход своему гневу. Ему захотелось бежать отсюда.
– Если Морат победит в войне, им быстро надоест, что ты мельтешишь у них перед глазами и разыгрываешь из себя короля Мертвых островов. Твои корабли погонят из каждой гавани. Тебе перекроют торговлю с городами, от которых ты всегда зависел. Ты лишишься покупателей. Никакие торговцы не захотят ссориться с моратскими властями. Сомневаюсь, что Маэва тебе поможет. Вряд ли она вообще вспомнит, кто ты такой.
Рульфа задело за живое.
– Если нас выдавят с этих островов, мы поплывем к другим, третьим, десятым. Океан – мой дом родной. Среди волн мы всегда будем свободны.
– Едва ли можно назвать свободой твое нынешнее положение. Ты заперся в своей таверне и опасаешься убийц, одержимых валгскими демонами.
Рульф стиснул кулаки. Дорин подумал, не схватится ли предводитель пиратов за рапиру. Обошлось.
– Встретимся здесь завтра, в одиннадцать, – сказал Рульф Фенрису и Гарелю.
Затем он исподлобья посмотрел на Рована и отчеканил:
– Можешь отправлять любое количество своих чертовых посланий. Я согласен терпеть твое присутствие в моем городе, пока не появится твоя королева. В ее появлении я не сомневаюсь. Тогда я послушаю, чтó легендарная Аэлина Галатиния скажет от себя. А пока… прочь отсюда!
Он снова повернулся к Фенрису и Гарелю:
– С принцами можете общаться там, где они остановились.
Рульф стремительно распахнул дверь. За нею виднелась стена дождя и четверо молодых, но помятых жизнью парней. Они успели промокнуть. Как и в коридоре, их руки замерли на эфесах мечей. Однако Рульф не позвал их. Лишь указал троим фэйцам и Дорину на дверь.
Рован молча взглянул на него, затем коротко бросил бывшим соратникам:
– Идемте.
Обоим хватило ума не спорить.
Дело принимало скверный оборот. На редкость скверный.
Ровану не хватало магических сил, чтобы соорудить над собой и Дорином защитный купол. Но Фенрис и Гарель ничего не должны знать о его изможденном состоянии. То, что обычно он делал не задумываясь, сейчас требовало изрядных усилий. Об этом они тоже не должны знать.
Возможно, Рульф больше не захочет иметь с ними никаких дел. Никакого союза против Эравана и Маэвы. Особенно когда увидит Аэлину. Будь она здесь, после такого разговора и от таверны, и от любимого корабля Рульфа остались бы только горки пепла. Но эти морские драконы… И армада Маэвы… О таких вещах надо думать на свежую голову. Сейчас все равно в его голове нет ничего, кроме растерянности и злости.
Хозяйкой «Океанской розы» была серьезная женщина, не задающая лишних вопросов. Рован спросил две самые лучшие комнаты, какие имелись в ее заведении. Золото, выложенное на конторку, впечатлило хозяйку. Этих денег с лихвой хватало на оплату двухнедельного жилья, пищу, места в конюшне для лошадей, если таковые появятся у господ постояльцев, а также на неограниченную стирку белья. Последнее, если учесть их бегство из Рафтхола и плавание сюда, было совсем не лишним.
Хозяйка добавила, что он может принимать любое число гостей. Рован немедленно этим воспользовался, позвав Гареля и Фенриса.
Во внутреннем дворе журчал фонтан. Ветер раскачивал пальмы в кадках и стебли малиново-красных бугенвиллей. Они покрывали белые стены, цепляясь за решетки балкончиков. Ставни на всех окнах были плотно закрыты.
Рован распорядился, чтобы еду им подали в комнату. Поданного четверым хватило бы и на восьмерых. Миновав тускло освещенный столовый зал, они поднялись на второй этаж. Лестница и перила были на удивление чистыми. У Фенриса хватило сообразительности не раскрывать рта, пока не пришли в комнату Рована. Рован зажег несколько свечей, израсходовав последние остатки магической силы.
Фенрис опустился в мягкое кресло возле холодного очага. Его палец скользнул по черному лакированному подлокотнику.
– Какое шикарное пристанище. И кто из особ королевской крови платит за эту роскошь?
Дорин, присмотревший себе место у столика между окнами, сжался. Гарель выразительно посмотрел на Фенриса. «Давай без стычек», – говорил его взгляд.
– Какая разница, кто платит? – равнодушно спросил Рован.
Он тщательно обследовал все стены, приподнял тяжелые рамы картин с изображением сочной растительности. За картинами вполне могли находиться дырки для подслушивания и даже дверцы. Потом он полез под кровать, устланную белоснежными простынями. Кровать имела балдахин, столбики которого были оплетены черной шерстью. В блеске свечей она казалась живой. При мысли, что Аэлина будет делить с ним эту комнату и кровать… Рован запретил себе думать о подобных вещах. Не время.
Комната была вполне безопасной и на удивление спокойной. А по крышам и ставням продолжал барабанить дождь. В воздухе пахло сладкими фруктами. Закончив осмотр, Рован прислонился к невысокому комоду рядом с дверью.
– Мне все равно, кто платит, – промурлыкал Фенрис, продолжая разговор, которого Ровану очень хотелось избежать. – Но война стоит еще дороже. Учитывая вчерашний указ из Мората… наверное, стоило бы перебраться в жилье поскромнее.
Итак, Фенрис и Гарель уже знали, что Эраван сместил Дорина и объявил всех его союзников своими врагами.
– Фенрис, ты бы не совал нос в чужие дела, – урезонил его Гарель.
Фенрис, словно не слыша, хмыкнул и принялся играть локоном.
– Боярышник, для меня всегда было загадкой, как ты ухитряешься таскать на себе столько оружия.
– А для меня всегда было загадкой, почему тебе еще никто не отрезал язык, поскольку иного способа прекратить твою болтовню не существует.
Фенрис натянуто хихикнул:
– Мне говорили, что это мое лучшее качество. Во всяком случае, женщины так думают.
Теперь засмеялся Дорин. До сих пор Рован не слышал его смеха.
– Вы лучше расскажите, как вам удается скрывать ваш запах?
Золотистые глаза Гареля потемнели.
– Новая уловка Маэвы. В краях, где от нас не в восторге, мы теперь можем оставаться почти невидимыми. Правда, не для всех, – добавил он, кивнув в сторону Дорина.
– А теперь я с удовольствием послушаю, почему вы оба оказались здесь и зачем втянули Рульфа в… даже не знаю, как назвать.
Фенрис поморщился:
– Рован, у тебя есть все, что тебе нужно, но ты по-прежнему редкостный придурок. Лоркан бы на твоем месте гордился.
– Кстати, где Коннал? – насмешливо спросил Рован о его брате-близнеце.
– Где ему, по-твоему, быть? – буркнул Фенрис. – Один из нас всегда служит якорем.
– А ты бы поменьше выказывал недовольство. Глядишь, она бы и поменяла свою привычку.
Фенрис всегда досаждал Ровану. Рован и сейчас помнил, как на Вендалине этот болтун добивался, чтобы обучение Аэлины Галатинии поручили ему. Фенрис обожал все красивое и необузданное. Он бы видел в Аэлине совсем не то, что надлежит видеть обучающему… Маэва избавила его от подобной пытки.
Но сейчас Фенрис испытывал другие мучения. Сам он был далеко от Маэвы, недосягаемый для ее когтей. Зато в Доранелле оставался его брат. И потому, если вдруг Фенрис не вернется… Коннал понесет немыслимые кары. На этом Маэва когда-то их и поймала. У фэйцев редко рождаются дети, а близнецы – и того реже. И когда близнецы, с детства одаренные силой, достигают зрелости и своим влиянием превосходят опытных воинов, которые на сто-двести лет их старше…
Маэва жаждала заполучить их к себе на службу. Фенрис решительно отверг ее предложение. Тогда она взялась за Коннала, бывшего оборотной стороной своего брата. Если Фенрис был светом, то Коннал – сумраком. Фенрис любил хохотать во все горло. Коннал говорил мало. Фенрис отличался безрассудством, Коннал был рассудителен.
Фенрис легко добивался желаемого, будь то женщины, слава, богатство. Коннал, не уступавший ему ни силой, ни навыками, постоянно находился в тени своего удачливого брата-близнеца. Фенриса, а не Коннала отправили воевать с аркадианцами. Пока он отсутствовал, Маэва убедила Коннала принести ей клятву на крови…
Вернувшись с войны, Фенрис узнал и о кровной клятве, и о том, к чему королева принуждала брата за закрытыми дверями своих покоев. Фенрис сказал Маэве, что сам поклянется на крови в обмен на освобождение Коннала от клятвы. Она согласилась, и Фенрис уже более ста лет прислуживал в королевской спальне. Он сидел возле ее темного трона, скованный невидимыми кандалами.