Манона попыталась осмотреть раненый живот и тут же закусила губу, чтобы не вскрикнуть. У нее болели все мышцы. Из живота потекла теплая струйка. Выходит, стоило ей шевельнуться, как раны тут же открылись. Она не помнила, чтобы раны на ее теле затягивались так медленно.
В голове стучала тысяча кузнечных молотов, а во рту было настолько сухо, что язык едва двигался. Но она все равно должна действовать. Прежде всего – выбраться из седла. Насколько возможно, осмотреть раны. Потом добраться до воды.
Где-то совсем близко протекал ручей. Манона отчетливо слышала его шум. Может, Аброхас поэтому и приземлился здесь?
Чуя ее состояние, дракон беспокойно пыхтел. Каждое движение отзывалось болью в животе, но Манона все же прошипела сквозь зубы:
– Угомонись. Я в… лучшем виде.
Она понимала, что врет дракону и себе. Какой там «лучший вид»! Ее состояние нельзя было назвать даже приемлемым. Но она осталась в живых, а это уже что-то.
Все остальное: ее бабушка, отряд Тринадцати, крошанское наследие… С этим она разберется потом. Пока что она одной ногой стоит во тьме, и оттуда надо выбираться.
Манона снова легла на спину дракона. Ей было тяжело дышать. Каждый вдох и выдох сопровождались болью.
Нужно промыть раны и поискать способ остановить кровь.
Вся одежда Маноны состояла из кожаных доспехов и рубашки. У нее не хватало сил разорвать рубашку на бинты. Оставалось уповать на свое бессмертие, на способность крови противостоять заражению.
Оказывается, в ее жилах всегда текла крошанская кровь.
От этой мысли Манона резко села, испытав новый всплеск боли. Она до крови закусила губу, почувствовав во рту привкус меди.
Но она уже сидела. И пусть из ее доспехов капала кровь, внимание Маноны было поглощено пряжками и завязками. Не торопиться. Действовать последовательно. Главное, она жива. Значит, она по-прежнему еще нужна Матери всех ведьм.
Расстегнув и развязав все крепления, удерживавшие ее в седле, Манона смотрела на мшистую землю. Спрыгнуть с Аброхаса. В ее нынешнем положении это будет больно.
Ничего. Нужно сосредоточиться на самом действии. Слегка повернуть туловище. Вот так. Теперь перебросить через драконью спину правую ногу. Манона опять стиснула зубы и едва не заревела от пронзительной боли. Ей еще повезло, что бабушкины ногти не были смазаны ядом. Тогда она вряд ли долетела бы сюда живой.
Впрочем, достаточно и того, что ногти бабушки были все в зазубринах и ржавчине.
Большая голова ткнулась ей в колено. Аброхас опустил шею. Дракон понимал состояние хозяйки, предлагая Маноне не спрыгнуть, а соскользнуть по его шее вниз.
Манона тоже понимала: глупо отказываться от помощи, когда она в любое мгновение может снова потерять сознание. Морщась от жгучей боли, ведьма сползла к драконьей голове. Дыхание Аброхаса приятно согревало озябшую кожу. Дракон с величайшей осторожностью опустил ее на мох.
Манона лежала на спине. Аброхас обнюхивал ее и едва слышно поскуливал.
– Я в… лучшем… – выдохнула она.
Она снова очнулась. В лесу вечерело.
Рядом лежал свернувшийся калачиком Аброхас. Одно крыло он выставил, соорудив над Маноной нечто вроде навеса. Это защищало от вечерней прохлады, но не могло защитить от жажды.
Манона застонала. Крыло сейчас же отодвинулось, и она увидела чешуйчатую голову с встревоженными глазами.
– Тоже мне… наседка! – проворчала Манона.
Просунув руки под спину, она попыталась сесть.
Нет, это что-то невообразимое. Или богов вообще нет, или они почему-то крупно на нее рассердились, раз допускают такое.
Главное, уже не лежит, а сидит.
Вода. Добраться до ручья. Аброхас слишком крупный. Ему не протиснуться между деревьями. А ей нужна вода, и как можно скорее. Сколько дней провела она в таком состоянии? Сколько крови потеряла?
– Помоги, – шепнула она дракону.
Сильные челюсти захватили воротник ее доспехов, сделав это с такой умопомрачительной осторожностью, что Манона едва удержалась от слез. Она шаталась, крепко держась за чешуйчатую шею, но стояла на ногах.
Утолить эту дикую жажду, и тогда можно спать дальше.
– Жди здесь, – сказала она дракону и побрела к ближайшему дереву, зажимая раненый живот.
Рассекатель Ветра по-прежнему висел у Маноны на поясе. Меч был лишним грузом, но отстегнуть его, а потом снять… Столько движений, каждое из которых принесет ей новую боль.
И потому Манона, как могла, проталкивалась между деревьями, вонзая ногти в кору стволов. Только бы не упасть. Единственными звуками в сумеречном лесу было ее сбивчивое, хриплое дыхание.
Она – жива. Жива…
Ручей, издали казавшийся Маноне широким, оказался маленьким ручейком, петляющим между замшелыми валунами. Зато вода в нем была чистой и прозрачной. Никогда еще ведьму так не радовала встреча с ручьем.
Она сощурилась, глядя на воду. Чтобы напиться, нужно встать на колени. Но тогда сумеет ли она снова подняться? Можно и уснуть на берегу ручья. Но сначала пить… пить.
Все мышцы Маноны дрожали от напряжения, когда она с величайшей осторожностью встала на колени. Казалось, ее ранили только что – такой отчаянной была боль в животе. Стоило ей склониться над ручьем, как из-под доспехов показалась новая струйка крови. Кусая губы, чтобы не закричать, Манона зачерпнула воды… Несколько первых горстей она выпила залпом и без передышки, затем стала пить медленнее. Теперь ее живот болел снаружи и изнутри.
Хруст прутика заставил Манону невольно вскочить на ноги. Боль нагнала ее секундой позже. Но глаза Маноны привычно осматривали деревья, камни и холмики.
– Как же далеко унесло тебя от твоего гнезда, Черноклювая, – послышалось с другого берега ручья.
Голос был спокойным, холодным. Манона не представляла, кто из ведьм неожиданно встретился ей в этих глухих местах.
Из-за дерева вышла удивительно красивая молодая женщина. Легкая, гибкая фигура была обнажена, но распущенные темно-рыжие волосы частично прикрывали наготу. Ее кожа отличалась не только безупречной белизной, но и полным отсутствием шрамов. Волосы двигались вместе с нею. Женщина приблизилась.
Она не была ведьмой. А ее голубые глаза…
«Беги! – требовала интуиция Маноны. – Немедленно беги отсюда!»
Маноне был знаком этот оттенок голубого цвета. Так сверху выглядели горные ледники. Красивые глаза незнакомки казались двумя льдинками. Они сверкали даже в сумерках. Яркие полные губы, созданные для любовных утех. Ослепительно-белые зубы. Женщина неторопливо разглядывала Манону, ее перепачканные кровью доспехи. Аброхас предостерегающе зарычал. Земля затряслась от его рыка. С деревьев попадали листья.
– Ты кто такая? – хрипло спросила Манона.
Женщина запрокинула голову, совсем как певчая птичка, которая с любопытством разглядывает извивающегося червяка.
– Темный король зовет меня своей Ищейкой.
Манона собрала все оставшиеся силы:
– Никогда про тебя не слышала.
На животе женщины, под белой кожей, что-то мелькнуло и исчезло. Что-то темное и совсем не похожее на кровь. Изящная рука сразу же прикрыла это место.
– А ты никогда бы про меня и не услышала. До твоего предательства меня держали в недрах других гор. Но когда он отточил силу, наполняющую мою кровь…
В холодных голубых глазах, сверливших Манону, мелькнуло безумие.
– С тобой, Черноклювая, он мог бы сделать много чего. Очень много. Он послал меня, приказав вернуть его лучшую наездницу…
Манона попятилась.
– Отсюда не убежишь. Особенно с твоим продырявленным животом.
Ищейка тряхнула рыжей гривой, перебросила волосы через плечо.
– Ох и повеселимся же мы теперь, Черноклювая. Все мы.
Забыв про боль, Манона выхватила Рассекатель Ветра. Фигура женщины засияла, словно черное солнце, затем подернулась рябью и стала расплываться, пока…
Красивое женское тело оказалось всего лишь иллюзией, маскировкой. Теперь перед Маноной стояло существо, рожденное во тьме. Мертвенно-бледная кожа подсказывала, что это исчадие сегодня впервые увидело солнце. Разум, породивший такое чудовище… Он был явно из другого мира, что лишь иногда прорывался сюда через кошмарные сны. Мир, в котором он обитал, был темным, холодным и пустым.
Тело и лицо теперь лишь отдаленно напоминали человеческие. Ищейка. Другого слова не подберешь. Достаточно взглянуть на громадные ноздри, на огромные глаза, лишенные век. Уж не сам ли Эраван вырвал ей веки? А рот… Вместо зубов – почерневшие корни. Язык мясистый и красный, такой, чтобы пробовать ветер на вкус. Из бледной спины гончей выдвинулись крылья. Оставалось лишь захватить Манону и взмыть с нею в небо.
– Видишь? – вкрадчиво спрашивала Ищейка. – Видишь, чтó он может тебе дать? Я способна чувствовать ветер, проникать в воздушные потоки до самой их сердцевины. Так я учуяла и тебя.
Левая рука Маноны зажимала рану в животе. Правая подняла меч.
– А ты, оказывается, хочешь доставить мне больше удовольствия, чем я думала, – тихо рассмеялась Ищейка.
За словами последовал выпад.
«Я жива, – думала Манона. – И живой останусь».
Манона отскочила назад, проскользнув между двумя деревьями, стоявшими почти впритык. Но то, что удалось ведьме, не получилось у Ищейки. Та застряла между стволами. Телячьи глаза сощурились от злости. Бледные руки с длинными когтями напрасно царапали кору. Пытаясь вылезти, Ищейка лишь сильнее застревала.
Наверное, Матерь всех ведьм продолжала участвовать в судьбе Маноны.
Крылья только мешали Ищейке. Маноне показалось, что стволы медленно смыкаются. Но проверять ей было некогда. Она побежала туда, где оставила Аброхаса. Боль сопровождала каждый ее шаг. Манона всхлипывала сквозь зубы. Сзади слышался треск, хруст и шелест обрываемых листьев.
До Аброхаса оставалось совсем немного. Манона крепко зажимала кровоточащую рану, боясь остановиться даже на несколько секунд, чтобы убрать в ножны Рассекатель Ветра. Дракон уже ждал ее. Манона никогда не видела Аброхаса таким испуганным. Он хлопал крыльями, готовый взлететь.