– Полетели, – шепнула Манона, пытаясь запрыгнуть на драконью спину.
Сзади с глухим стуком упало поваленное дерево. Ищейка все же выбралась из ловушки.
Нет, в ее состоянии ей не то что запрыгнуть – даже не вскарабкаться на спину Аброхаса. Оставалось забраться ему на лапу и, добавив себе боли, терпеть, пока острые когти не подцепят ее, не оторвут от земли и не перенесут к спине.
Внизу, под сапогами Маноны, затрещал воздух. Она не столько видела (слезы мешали смотреть), сколько чувствовала когти Ищейки, тянущиеся к ней. Но посланница темного короля опоздала.
Вопя от ярости, Ищейка отошла к краю полянки, намереваясь с разбегу взлететь. И тут Аброхас взмахнул крыльями. С окрестных деревьев на Ищейку посыпались листья и ветки.
Аброхас поймал восходящий поток и стал набирать высоту. Он словно знал, что нужно лететь на юго-восток, к равнинам…
Манона понимала: Ищейка недолго останется на земле. Аброхас тоже это понимал и приготовился к атаке.
Едва над кронами деревьев мелькнуло белое пятно, дракон камнем упал вниз. От его гневного рыка у Маноны зазвенело в голове. Не дав Ищейке увильнуть, Аброхас ударил ее своим могучим хвостом, железные шипы которого были покрыты ядом. Удар достиг цели.
На белые перепончатые крылья Ищейки хлынула черная гнойная кровь.
После удара Аброхас стал снова набирать высоту. Поверженная Ищейка полетела вниз. Возможно, только раненная. Возможно, умирающая. Маноне сейчас было безразлично.
– Я все равно до тебя доберусь! – донесся снизу скрипучий голос.
Эти слова еще долго звенели у Маноны в ушах.
Аброхас сделал всего одну посадку, чтобы хозяйка перебралась с шеи в седло и снова надежно закрепилась там. Небо оставалось чистым: ни драконов, ни Ищейки. В лучшем случае она уже никуда не полетит, а в худшем – будет долго оправляться от полных яда ран.
За спиной Маноны догорала последняя полоска заката.
– К берегу, – сказала она дракону. – В безопасное место.
У нее между пальцами снова текла кровь: обильнее, чем прежде. Через несколько мгновений Манона опять провалилась в темноту.
Глава 26
Пошла третья неделя их пребывания в Бухте Черепов. Казалось, для Рульфа они просто перестали существовать. Все просьбы о новой встрече оставались без ответа. Дорин так и не сумел приспособиться к здешнему жаркому и влажному климату. Ночь приносила лишь видимость прохлады. Нередко Дорин просыпался в поту. Днем он просто отсиживался в «Океанской розе», не рискуя выходить на улицу.
Поскольку Рульф отказывался их видеть, Дорин пытался наполнить дни более полезными занятиями, чем сетования на жару. Утром он упражнялся в магии, избрав тихую полянку среди буйных зарослей, в полутора лигах от города. Хуже всего, что Рован заставлял его одолевать это расстояние бегом – в оба конца. Когда они возвращались на постоялый двор, Дорину предоставлялся «выбор»: перекусить до или после других упражнений, которыми нагружал его неутомимый и неумолимый Рован.
Молодой король не представлял, как Аэлина выдержала несколько месяцев подобной муштры да еще влюбилась в сурового фэйского воина. Скорее всего, она и Рован обладали схожей чертой: обоим нравилось мучить себя и других.
Иногда к занятиям присоединялись Фенрис и Гарель. Правда, они не столько упражнялись, сколько зубоскалили насчет воинских достижений Дорина. В какие-то дни Рован терпел их присутствие, а бывало – рычал и требовал убраться.
Это имело свою причину. Даже здешняя жара не могла изгнать из снов Дорина кошмары минувших месяцев. Тогда липкий пот казался ему кровью Сорши, а прикосновение воротника камзола к шее было невыносимым. Дорин не знал: благодарить ли ему Рована за наблюдательность или ненавидеть фэйского принца за подобную доброту.
Ближе к вечеру, когда спадала жара, Рован тащил его в город. С одной стороны, это тоже было упражнением. Рован учил Дорина передвигаться, не привлекая к себе внимания. В особенности внимания людей Рульфа. Помимо этого, они узнавали новости (включая сплетни и слухи). Рован собирал сведения об армаде пиратского короля. На острове сейчас находилось семеро капитанов его потрепанного флота. Восемь, считая самого Рульфа. Кораблей в гавани – и того меньше. Кто-то сбежал после вторжения валгов, кто-то покоился на дне гавани вместе со своими потопленными судами.
Доходили вести и из Рафтхола. Бóльшая часть города лежала в развалинах. Власть в адарланской столице нынче принадлежала ведьмам. Знать и богатые торговцы устремились в свои загородные поместья, бросив городскую бедноту на произвол судьбы. Ведьмы держали под наблюдением городские ворота и причалы, что исключало всякую возможность незаметного проникновения в Рафтхол. А по Авери из Ферианской впадины приплывали корабли, везшие солдат и странных существ, которые были не прочь поохотиться на городских улицах.
Затевая войну, Эраван рассуждал как опытный стратег. Старался предусмотреть все для сражений на суше и на море. По мнению Рована, корабли, прибывавшие в Рафтхол по реке, были слишком малы для морских битв. Те, что стояли в бухтах Мертвяка, составляли лишь часть армады Эравана. Где же прочие? Куда вдруг подевался адарланский флот?
Ответ на этот вопрос Рован получил в первую же неделю их «гостевания» в Бухте Черепов: залив Оро. Часть флота стояла вдоль северо-западного побережья Эйлуэ, часть пряталась по гаваням Мелисанды. Судя по слухам, тамошняя королева позволяла моратским солдатам беспрепятственно передвигаться в любом направлении. Эраван умело разделил флот, разместив корабли в ключевых местах. Поэтому, как говорил Дорину Рован, им ради сохранения одних преимуществ придется пожертвовать другими. Это касалось мест и союзников.
Дорину очень не хотелось признаваться Ровану, что за все годы, присутствуя на королевских совещаниях, он ничего не слышал об этих замыслах. Сплошные разговоры о политике, торговле и рабах. Теперь понятно: это делалось для отвлечения советников, а также правителей других королевств континента. Пусть увязают в обсуждении второстепенных дел, чтобы не мешать осуществлению главных. И теперь… если Эраван выведет корабли из залива Оро, они поплывут вдоль южных берегов Эйлуэ и будут захватывать каждый прибрежный город, двигаясь на север. Пока не окажутся в Оринфе.
Возможно, боги окажутся благосклонны, и флот Эравана по пути столкнется с флотом Маэвы. А о ее флоте – никаких известий. Не было даже самых туманных слухов о том, куда они плывут и с какой скоростью. И о том, куда подевалась Аэлина Галатиния, – тоже ни гугу. Дорин понимал: Рована прежде всего интересовали сведения о его королеве.
Поэтому Дорин и Рован собирали крупицы сведений и вечером возвращались на постоялый двор, чтобы все это обдумать и обсудить, а заодно поужинать. Угощались они креветками с пряностями и вареным рисом, запивая водой с добавлением апельсинового сока. Стаканы стояли прямо на картах, которые им удалось раздобыть в местных лавках. Полученные сведения были в основном из вторых и третьих рук. Матросы в гавани знали не больше уличных шлюх.
Однако матросы, шлюхи и торговцы ровным счетом ничего не знали о судьбе принца Холлина и королевы Гергины. Надвигалась война, а участь избалованного мальчишки-принца и легкомысленной королевы, даже не попытавшейся заявить о своих правах на власть… участь их обоих не волновала никого, кроме Дорина.
В один из особо знойных и душных дней, когда потемневшие небеса предвещали скорую грозу, Дорин отодвинул тарелку с жареной рыбой и сказал Ровану:
– Я чувствую, что устал дожидаться встречи с Рульфом.
Рован звякнул вилкой и тоже отодвинул тарелку. Потом застыл, как умеют застывать фэйцы. Фенрис и Гарель к обеду так и не появились. Их отсутствие и местонахождение его не волновало. Зато Дорину оно было очень кстати.
– Мне нужна бумага и посланец, – объявил Дорин.
Спустя три часа Рульф позвал их всех к себе в «Морской дракон».
Последние дни Рован учил Дорина выстраивать магическую защиту. Дорин окружил себя куполом, который поддерживал и сейчас, когда они вчетвером поднимались по лестнице таверны. Рульф шел впереди.
Замысел Дорина осуществлялся без сучка и задоринки.
Никто не заметил, что письмо, отправленное Рованом после обеда, и письмо, которое позже принесли Дорину на постоялый двор, было одним и тем же.
Зато шпионы Рульфа видели, как менялось лицо Дорина, пока он читал письмо. Так отражалось презрение, страх и гнев. Рован, участвующий в спектакле, ходил взад-вперед и рычал, выказывая недовольство полученными «известиями». Оба постарались, чтобы служанка, убиравшая в коридоре, подслушала их разговор. А в разговоре промелькнула фраза о каких-то сведениях, способных изменить ход войны. Вскользь была брошена и другая фраза: о том, что Рульф может или здорово выиграть на изменившихся условиях, или потерять все.
Телохранители Рульфа внимательно следили за каждым их шагом и жестом. Зримое подтверждение, что замысел сработал. Но Дорин не знал, доволен он или нет. Спасибо, что Гарель и Фенрис не задавали вопросов.
Предводитель пиратов, в выцветшем голубом камзоле, расшитом золотом, остановился перед дубовой дверью кабинета. На руках красовались знакомые старые перчатки. За это время Рульф несколько осунулся. Вид у него был довольно угрюмый. Возможно, станет еще угрюмее, когда узнает, что никаких новостей нет, а все было устроено ради встречи.
Трое фэйцев тоже следили за каждым жестом Рульфа, одновременно вслушиваясь в громкий разговор, который вели на первом этаже первый помощник и квартирмейстер пиратского короля. Все трое обменялись едва заметными кивками. Союзники… во всяком случае, до тех пор, пока Рульф их не выслушал.
– Надеюсь, это не станет напрасной тратой времени, – пробормотал Рульф, отпирая дверь.
Он шагнул в сумрак кабинета и вдруг замер как вкопанный.
Даже при тусклом пламени единственной свечи Дорин без труда разглядел женщину, рассевшуюся за столом Рульфа. Черная, довольно грязная одежда, поблескивающие ножны, а главное – поза. Женщина сидела, уложив ноги на крышку стола.