Гарель опустил вилку, позабыв о еде.
Он был одет, как Рован. И, подобно фэйскому принцу, был вооружен до зубов даже сейчас, во время завтрака.
Эдион вдруг понял: их похожесть с Аэлиной напоминала две стороны одной монеты. Сейчас он смотрелся в зеркало, дававшее не слишком яркое отражение. Широкие плечи, жесткий рот – наследство Гареля. А вот волосы у них отличались. Волосы фэйского воина были короткими и более светлыми. Длинные, до плеч, волосы Эдиона имели золотисто-медовый оттенок. Да и кожа Эдиона была такой, как у всех Ашериров: золотистой, а не бронзовой. Возможно, Гарель много времени проводил на жгучем солнце.
Гарель медленно встал. Возможно, изящество движений, умение замирать, как хищник, непроницаемость лица – это тоже досталось Эдиону от отца. А может, они проходили схожее обучение.
Если Эдион был Волком, сейчас он смотрел на воплощенного Льва.
Перебрав разные варианты встречи, Эдион остановился на этом. Пусть рядом будут чужие глаза и уши. Пусть будет внезапность. При иных обстоятельствах отец, чего доброго, сочинил бы речь. Нет. Пусть видит своего взрослого сына. Как-то себя поведет прославленный фэйский воин?
Второй воин, которого звали Фенрис, попеременно глядел на них. Рука с вилкой застыла возле открытого рта.
Эдион заставил себя сделать несколько шагов. Удивительно, но колени у него не подгибались, хотя тело казалось чужим. Лисандра неслышно шла рядом: спокойная и собранная. Пока что отец только смотрел, ничем не выдавая своих чувств. И вдруг…
– А ты похож… – прошептал Гарель, опускаясь на стул. – Очень похож на нее.
Эдион понимал: речь не об Аэлине. Даже Фенрис заметил боль, наполнившую желтые глаза Льва.
Но Эдион почти не помнил матери. Только расплывчатые картины последних дней ее жизни, когда лицо превратилось в предсмертную маску.
– Она умерла ради того, чтобы когти твоей королевы не дотянулись до меня.
Отец замер, даже дышать перестал. Лисандра приблизилась к Эдиону – твердая скала в бушующем море его гнева.
Эдион буквально пригвоздил отца взглядом. Он и сам не знал, откуда берутся гневные слова. Но они появлялись, срываясь с его губ, и их звук напоминал свист плетей.
– Скажешь, в фэйских поселениях ее могли бы вылечить? Могли бы, но мать обходила их стороной и фэйских лекарей к себе не звала, поскольку боялась, что Маэва узнает о моем существовании и поработит меня, как поработила тебя.
Эдион не произнес, а выплюнул имя ненавистной королевы.
Смуглое лицо отца побледнело. Эдиона не волновало, какие догадки и подозрения мелькали до этого в мозгу Гареля. Волк Севера рычал на Льва Доранеллы.
– Ей было всего двадцать три года. Замуж она так и не вышла. Родня от нее отказалась. Мать никому не рассказывала, от кого меня зачала. Она стойко сносила все попреки и унижения без малейшей жалости к себе. И делала она это потому, что любила меня, а не тебя.
Эдион вдруг пожалел, что не позвал с собой Аэлину. Пусть бы испепелила Гареля, как того адарланского командира в Илиуме. Эдиону было ненавистно смотреть в отцовское лицо. Он ненавидел отца за раннюю смерть матери и за отвратительную предшествующую жизнь. Ему сейчас больше, чем было ей, когда она покинула этот мир.
– Если твоя сука-королева попытается меня захватить, я перережу ей глотку. А если она посмеет причинить моим близким новые страдания, я перережу и твою.
– Эдион, – хрипло выдохнул Гарель.
Эдиону было странно слышать собственное имя из уст отца…
– Мне от тебя ничего не надо… если только ты не собираешься нам помочь. Возражать против помощи я не стану. А мне, повторяю, не надо ничего.
– Прости меня, – прошептал отец.
В глазах Льва было столько страдания, что у Эдиона мелькнула странная мысль: он добивает поверженного.
– Не у меня тебе надо просить прощения, – сказал Эдион, поворачиваясь к двери.
– Эдион, постой.
Стул под Гарелем скрипнул. Эдиону подумалось, что отец собрался его догнать. Но он не обернулся. Лисандра шла рядом.
– Выслушай меня…
– Убирайся в преисподнюю! – огрызнулся Эдион, толкнув дверь.
Ему было невыносимо возвращаться в «Океанскую розу». Люди, звуки, запахи – все это было сродни пытке. Эдион направился к лесистой горе, высившейся над заливом. Туда, где полумрак, где пахнет сырой землей. Лисандра молча шла следом.
Эдион нашел каменистую площадку, с которой открывался вид на бирюзовые воды залива и разноцветные крыши города. Там он сел и шумно выдохнул. Лисандра села рядом, подобрав ноги под себя.
– Я вовсе не собирался этого говорить, – признался Эдион.
Лисандра разглядывала сторожевую башню, выстроенную у подножия горы. Зеленые глаза округлились при виде громадного колеса, на которое была намотана часть Кораблекрушителя. Башенная винтовая лестница почему-то находилась не внутри, а снаружи, опоясывая этаж за этажом. На самом последнем располагалась катапульта и еще одно, не совсем понятное устройство, напоминающее не то огромный гарпун, не то огромный арбалет. Возле него на высоком табурете застыл солдат. Стрела была направлена вниз. Сейчас она бы полетела в воду, а окажись на том месте корабль, пробоина быстро бы отправила судно ко дну. Пожалуй, такой стрелой можно было пронзить навылет сразу троих.
– Ты высказал все, что было у тебя на сердце, и не слукавил. Вряд ли он ждал, что ты бросишься к нему на шею.
– Нам нужна их помощь. А теперь… возможно, я сделал Гареля нашим врагом.
Лисандра тряхнула головой, откидывая волосы:
– Нет, Эдион, не сделал. Гарель сознает свою вину перед тобой. Если бы ты велел ему ползать по горячим углям, он бы безропотно починился.
– Вскоре ему доподлинно станет известно, кто я. Это поуменьшит в нем чувство вины передо мной.
– И кто же ты? – хмуро спросила Лисандра. – Адарланский Распутник? Неужели ты до сих пор не сорвал с себя этот ярлык? А как насчет генерала, уберегшего родное королевство от распада? Кто спасал жизни террасенцев, когда до них никому не было дела? Даже их королеве? Вот кем ты мне видишься.
Лисандра тихо зарычала, но не на Эдиона:
– А если он посмеет хоть в чем-то тебя упрекнуть, я ему напомню, как он веками покорно служил этой доранелльской шлюхе.
Эдион хмыкнул:
– Я бы не пожалел денег, чтобы увидеть, как ты схлестнешься с моим папашей и с Фенрисом.
Лисандра пихнула его локтем:
– Одно твое слово, генерал, и они увидят чудовище, которое потом долго будет приходить к ним в кошмарных снах.
– Разве призрачного леопарда недостаточно?
– Я же говорю про чудовище. Как раз додумываю его облик.
– Мне, наверное, лучше об этом не знать.
– Да, лучше не знать, – сверкнула зубами Лисандра. – Для твоего же спокойствия.
Эдион засмеялся, удивляясь, что еще способен на это:
– А в обаянии Гарелю не откажешь.
– Думаю, Маэве нравится окружать себя красивыми мужчинами.
– Почему бы нет? Она же выбирает их на целую вечность. Вот и заботится об усладе для глаз… в числе прочих услад.
Лисандра засмеялась, и ее смех снял тяжесть, давившую на плечи Эдиона.
Спустя два часа в «Морской дракон» явилась Аэлина, вооруженная Дамарисом и Златинцем. Она с тоской вспоминала времена, когда жила, не ощущая ужаса или неведомой силы, тянущей ее куда-то.
Были времена, когда ей не требовалось выбирать между близостью с любимым и несколькими часами сна.
Минувшей ночью она сделала такой выбор. Они вернулись поздно. Аэлина торопливо вымылась, а когда пришла в их комнату… ее фэйский принц спал, распластавшись на безупречно-белых простынях. Он даже не разделся. Наверное, решил «немного полежать», пока она моется.
Аэлина ощущала чудовищную усталость Рована и не стала его будить. Как и была, голой легла рядом и провалилась в сон раньше, чем голова коснулась его груди. Вскоре могут наступить времена, когда спать придется урывками.
Ровно за пять минут до вторжения Лисандры Рован проснулся и стал осторожно будить Аэлину. Он делал это медленно. Эти дразнящие, властные поглаживания по всему телу, эти поцелуи в губы, шею и мочку уха. Тут бы и мертвый проснулся.
И надо же было этой чертовой Лисандре все испортить! Она ворвалась и принялась шарить в шкафу, едва удостоив Аэлину объяснением, что Эдиону нечего надеть, а он собирается на встречу с отцом. Аэлина не могла отказать себе в удовольствии рявкнуть «Брысь!», но этим все удовольствия и кончились. Она быстро вспомнила, чтó ждет ее сегодня. Рульф не бросил замыслы расправиться с нею. От него можно ждать чего угодно, но только не сотрудничества.
Рульфа она нашла в углу зала его собственной таверны. Рядом сидели Гарель и Фенрис. И никаких признаков Эдиона. Все трое ошалело смотрели на нее.
Пожалуй, она бы наградила их кокетливым взглядом, но сзади, дыша ей в затылок, стоял Рован, явно настроенный резать глотки бывшим соратникам.
– Чего приперлась? – Рульф вскочил на ноги.
– Капитан, я бы посоветовал тебе быть с нею сегодня очень и очень осторожным, – сказал Фенрис.
Надо же! Усвоил вчерашний урок. Глаза Фенриса остановились на Роване. Фэйский принц смотрел на Рульфа так, словно собирался пообедать капитаном.
– И думай над каждым словом, – добавил Фенрис.
Рульф мельком взглянул на Рована и, кажется, понял.
Быть может, предостережения сделают Рульфа сговорчивее. Но для этого ей надо правильно выстроить игру, и не только с пиратским капитаном.
Аэлина сдержанно улыбнулась Рульфу и уселась на свободный стул. Облупившаяся позолота букв не мешала прочитать название корабля, которому эта часть стола когда-то служила кормой: «Туманогон». Рован сел рядом. Их колени соединились, словно он боялся отпустить Аэлину хотя бы на шаг.
– Я пришла узнать, не передумал ли ты отказываться от союза с нами, – сказала она, улыбнувшись шире.
Татуированные пальцы Рульфа барабанили по золотистым буквам названия другого корабля – тот когда-то назывался «Пересмешник». А между пиратским капитаном и