Быть может, эта ночь располагала к откровениям. Или смерть, что парила неподалеку, сделала Элиду чуть менее бдительной.
– Это подарок… для Селены Сардотин. От одной женщины, узницы Мората. Когда-то Селена ей помогла, и она долго ждала возможности отблагодарить за добро. Это все, что я знаю.
Подарок для ассасина, но не для королевы. Возможно, какой-нибудь пустяк. И все же…
– Покажи мне этот подарок.
– Нет.
Лоркан пристально смотрел на Элиду. Она выдерживала его взгляд. Можно было пуститься на хитрость: дождаться, пока она не уснет, забрать подарок для Селены и раствориться в ночной темноте. Забавно будет взглянуть, чтó же она так ревностно оберегала.
Но Лоркан знал… точнее, знала небольшая часть его разума, которую он всегда считал глупой. Если он силой или обманом заберет у Элиды чужой подарок… у хромой девчонки, и так лишенной почти всего… Словом, он перейдет какую-то черту без возможности вернуться обратно. Лоркан удивился себе. Он десятки лет совершал куда более страшные, жестокие и грязные поступки и не задумывался о последствиях. Наоборот, гордился собой. А что касается жестокости… воин и должен быть жестоким.
Но здесь он чувствовал черту. Кто и как ее провел – неизвестно, однако эта черта существовала.
Неизвестно и то, обладала ли Элида магическим чутьем, но она догадывалась о мыслях Лоркана. Ссутулившись, она безучастно смотрела на стенки повозки. Голоса снаружи звучали все громче. Мулли подгоняла своих людей, требуя поскорее убираться отсюда.
– Я назвалась именем своей матери. Она погибла, защищая Аэлину Галатинию от подосланного убийцы. Мать задержала его, позволив Аэлине убежать. Она верила, что однажды Аэлина вернется и спасет нас всех. Потом перед нашим замком казнили моего отца – правителя Перранта. Варнон с улыбкой смотрел, как убивают его брата. Он забрал себе титул, земли и имущество. Меня же дядя на целых десять лет запер в самой высокой башне Перрантского замка. Вместе со мною туда заточили мою няньку. Когда я покалечила ногу, Варнон не допустил ко мне лекарей. Он приказал поставить решетки на башенные окна, чтобы я не выбросилась. Даже там мои ноги были скованы кандалами. А через десять лет он посадил меня в тюремную повозку и повез в Морат. Там он сделал из меня служанку. Ему нравилось меня унижать, а мой ужас доставлял ему удовольствие. Каждый день я мечтала о побеге и готовилась. Когда случился взрыв… я усмотрела в этом шанс и сбежала. Я ничего не знала об илках. Только слышала страшные рассказы о чудовищах, которых выводят в подземельях окрестных гор. Мне нечего предложить Аэлине Галатинии. У меня нет ни земель, ни денег, ни солдат. Но я найду ее и буду помогать всем, чем смогу. Даже если я сумею уберечь хотя бы одну девушку от повторения своей участи, это уже много.
Элида сказала ему правду, и эта правда должна была осесть в разуме Лоркана. Сказанное меняло его взгляд на нее и отчасти – его… замыслы.
– Теперь послушай обо мне, – с нарочитой грубостью произнес Лоркан. – Я живу на свете уже более пятисот лет. Я принес клятву на крови фэйской королеве Маэве и являюсь ее правой рукой. Во имя королевы я творил великие и страшные дела и буду творить их дальше, пока смерть не затребует меня к себе. Родителей своих я не помню. Раннее детство прошло на улицах Доранеллы, с ватагой таких же бездомных оборвышей. Я достаточно быстро начал понимать, что мои способности не такие, как у сверстников. Маэва это тоже заметила. Я могу убивать быстрее других. Способен чувствовать смерть, когда она где-то поблизости. Похоже, смертоносную магию подарил мне сам Хеллас. На ваш континент меня занесло в интересах моей королевы, хотя я отправился без ее разрешения. За это она вполне может приказать выследить меня и убить. Если ее посланцы будут меня разыскивать, тебе спокойнее всего делать вид, что ты ничего обо мне не знаешь.
Лоркан мог бы рассказать еще, но… Элида тоже не раскрыла ему всех своих тайн. А правда в больших порциях бывает вредна.
Удивительно, но его слова не вызвали у Элиды даже тени страха. Ее запах не изменился.
– А семья у тебя есть?
– Нет.
– Друзья?
– Тоже нет.
Соратники не в счет. Они ведь тоже не знали, чтó такое дружба. Этот чертов Рован плюнул на все и ушел служить своей Аэлине. Фенрис не скрывал, что тяготится узами. Ваган почти всегда отсутствовал, выполняя очередное поручение Маэвы. Гарель держался особняком, а Коннал не вылезал из спальни королевы, удовлетворяя ее ненасытные потребности.
Элида наклонила голову. Волосы закрыли ей лицо. Лоркану вдруг захотелось откинуть прядь и заглянуть в ее темные глаза. Но его руки были перепачканы вонючей кровью илков. И еще он чувствовал: Элида Лошэн не хотела, чтобы к ней прикасались без ее желания.
– В таком случае, у нас с тобой есть что-то общее, – сказала она.
Ни семьи, ни друзей. Все это не казалось Лоркану таким уж печальным, пока он не услышал ее слов. Он вдруг увидел себя глазами Элиды.
Элида лишь пожала плечами и встала.
– А тебе обязательно нужно вымыться, – услышал он голос Мулли. – Ты стал снова похож на воина.
Лоркан не знал, считать ли ее слова комплиментом.
– Нирк и Омбриела… словом, они догадались, что мы вовсе не супружеская пара, – сказал он Элиде.
– Тогда нам надо бежать из труппы, – мигом встревожилась Элида.
– Нет. Они не проболтаются, – уверил ее Лоркан.
Хотя бы потому, что видели, как он расправлялся с илками. Поди сообразили, чтó их ждет, если они поведут себя не так.
– Мы останемся с труппой, пока не решим, что к чему.
Элида кивнула и, сильно припадая на увечную ногу, направилась к выходу. Там она села на край повозки и только после этого неуклюже слезла. Нога не позволяла спрыгнуть. Но двигалась Элида с большим достоинством и лишь слегка застонала, очутившись на земле.
Лоркан смотрел ей вслед. Она ни разу не оглянулась.
Он не переставал удивляться себе.
Глава 42
Смерть пахла солью, кровью, древесиной и гнилью.
Смерть вызывала боль.
Поглоти ее Тьма, боль была просто адской. Древние врали насчет того, что смерть гасит всякую боль. Тогда почему у нее по-прежнему болит рана в животе? А еще – боль в голове, словно внутри стучит молот? Мертвые не должны ничего ощущать, но она почему-то ощущала жуткую сухость во рту и жжение в раненой руке.
Наверное, Тьма была иным миром, иной реальностью. Похоже, она угодила прямо в ад, которого так боялись смертные.
Она ненавидела смерть.
Пусть эта смерть тоже убирается в ад.
Манона Черноклювая приоткрыла тяжелые, воспаленные веки и увидела колеблющийся свет. Он исходил от масляной лампы, что висела на стене комнаты.
Нет, это не комната, иначе здесь не пахло бы солью, а стены не раскачивались бы. И скрипа тоже не было бы. Это каюта на корабле.
Маленькая, грязная. Места едва хватило, чтобы втиснуть ее койку. И окошечко такое, что с ее плечами не пролезть.
Новая мысль заставила ее резко сесть на постели. Аброхас! Где Аброхас?
– Успокойся, – лениво произнес слишком знакомый женский голос из затемненного угла каюты.
Резкое движение запоздало отозвалось болью в животе. Манона мельком взглянула на свои перебинтованные пальцы, потом на молодую королеву. Та расположилась на стуле, возле двери. Далее Манона обнаружила, что скована по рукам и ногам. Цепи от ее кандалов крепились к стенкам. Дырки для них провертели совсем недавно.
– Ну что, Черноклювая? – сказала Аэлина Галатиния. – Похоже, ты опять обязана мне спасением.
Ее бирюзовые глаза были холодными и насмешливыми.
«Элида, – подумала Манона. – Значит, Элида сумела…»
– Кстати, твой дракончик прекрасно себя чувствует. Настоящая нянька. Уж не знаю, как тебе удалось превратить его в крылатого коня. Сейчас он разлегся на баке и урчит от удовольствия. Не скажу, чтобы матросы были в восторге от его присутствия. Особенно когда им приходится за ним убирать.
Манона вспомнила, как говорила Аброхасу: «Найди безопасное место». Каким же чудом он разыскал террасенскую королеву? Или знал, что этот корабль – единственное место, где у хозяйки есть шанс выжить?
Аэлина уперла ноги в пол. Каблуки сапог негромко скрипнули. Казалось, она дорожит временем и не собирается тратить его на пустые разговоры. Королева изменилась. Манона помнила ее другой. Воительница, смеявшаяся над нею во время их поединка в развалинах храма Темизии, несколько утратила задиристое любопытство. Теперь в ней ощущалось больше сметливой жестокости.
Живот Маноны снова отозвался болью. Ведьма закусила губу, чтобы не зашипеть.
– Уж не знаю, кто тебя так погладил, но рана нешуточная, – сказала королева. – Власть делили?
Кто нанес ей эту рану и почему, королеве незачем знать. И остальным тоже.
– Дай мне отлежаться и выздороветь, и я тихо уберусь с вашего корабля, – прохрипела Манона.
Отяжелевший язык показался ей куском высохшей кожи.
– Нет, Черноклювая, – ехидно промурлыкала Аэлина. – Никуда ты не уберешься. Твой дракон может лететь куда пожелает или валяться на палубе. А ты – наша официальная пленница.
У Маноны закружилась голова, но ей хватило силы тем же ехидным тоном спросить:
– Наша?
Королева понимающе улыбнулась, затем изящно встала. Волосы Аэлины отросли, лицо осунулось, а в бирюзовых глазах прибавилось жесткости. Там было еще что-то… словно королеве постоянно грозила опасность.
– Есть правила, которые я тебе не советую нарушать, – сказала Аэлина. – Попытаешься сбежать – смерть. Причинишь кому-нибудь вред – смерть. Втянешь кого-то в беду… Думаю, ты поняла, чего от меня ждать. Шаг в сторону – и я закончу то, что мы тогда начали в лесу. И о том, кто кому обязан жизнью, не вспомню. На этот раз мне и кинжала не понадобится.
Пока Аэлина говорила, в ее глазах вспыхивали язычки золотистого пламени. Даже боль не оттянула на себя ужас, испытанный Маноной. Ведьма вдруг поняла: слова королевы – не бравада. Аэлина сумеет расправиться с нею раньше, чем она успеет схватиться за меч.