– Рован, – повторила она.
Он не шевелился, а продолжал осматривать ее тело, ища следы ожогов. От этого Аэлине тоже стало страшно.
Она схватила Рована за плечо, впилась ногтями, ощущая его переполненность злой, жесткой силой. Он будто отпустил свои поводья, предчувствуя, что ему придется вести сражение за ее тело, за то, чтобы этом теле осталась она, а не какая-то богиня или хуже того.
– Рован, успокойся.
Никакого внимания. Аэлина убрала с лица его руки, затем наклонилась, сбросив на пол обгоревшие лоскуты простыней.
– Я прекрасно себя чувствую, – сказала она, тщательно выговаривая каждое слово. – Спасибо тебе за это. А теперь принеси мне воды. Ужасно хочется пить.
Простое и такое понятное распоряжение. Когда-то он сам ей говорил, что фэйские мужчины любят ощущать свою нужность. В них есть что-то от заботливых нянек, готовых хлопотать и ублажать своих чад. Вот и пускай хлопочет вокруг нее. Заодно вернется к привычному хладнокровию и рассудительности.
Однако лицо Рована и сейчас было искажено звериным гневом, сквозь который проглядывал страх за нее.
Тогда Аэлина наклонилась и слегка укусила его за подбородок:
– Если не начнешь вести себя как принц, можешь спать на полу.
Рован отпрянул. Не сразу, но его лицо приобретало знакомое ей выражение. Свирепость исчезала. Он и сейчас еще был зол и готов расправиться с невидимыми угрозами, что совсем недавно витали над Аэлиной. Потом, внутренне себя взнуздав, он тоже слегка укусил ее за подбородок и сказал на ухо:
– Я заставлю тебя, принцесса, пожалеть о твоих угрозах.
Аэлина почти дрожала, но все же сумела улыбнуться. Рован встал. Все его мускулы были напряжены, что не мешало ему с кошачьим изяществом подойти к столику, где стоял кувшин.
У Рована еще хватило наглости оглянуться и наградить ее довольной мужской улыбкой. Кружку он наполнил почти до края, не пролив ни капли.
Кувшин вернулся на место. Аэлине захотелось послать язычок пламени и подпалить Ровану голую задницу за этот спектакль с наливанием воды. Но он уже шел обратно, не сводя с нее глаз и ухитряясь не давать воде вылиться.
Аэлина поднялась и потянулась к кружке. Удивительно, но колени у нее не дрожали.
За бортом плескались волны. Скрипели снасти.
– Что это было? – тихо спросила она.
Рован сощурился:
– Я… начал терять самообладание.
– Почему?
Он смотрел не на Аэлину, а на морскую гладь, по которой был разлит лунный свет.
– Я все-таки хочу знать.
Рован заставил себя повернуться к ней:
– Я боялся… вдруг она снова тебя заберет.
То, что Ключ Вэрда лежал на столике, а не висел на шее Аэлины, значения не имело.
– Даже когда я понял, что это всего лишь сила твоей магии… Но и она тебя забирала. Прежде я не знал, как тебя вернуть. Те времена давно прошли.
Рован оскалил зубы, шумно вздохнул. Его гнев теперь был направлен внутрь.
– Раньше чем ты назовешь меня фэйским придурком с обостренным чувством собственности, хочу извиниться перед тобой и сказать, что мне было очень трудно удержаться.
– Рован.
Он замер. Аэлина подошла к нему вплотную. Каждый шаг казался ей ответом на вопрос, который она задавала с давних, очень давних пор.
– Ты ведь не человек. Я и не жду, что ты изменишься.
Эти слова заставили его отпрянуть. Но Аэлина приложила ладонь к его груди. Сердце Рована все еще громко стучало.
– Ты меня не так понял. Не имеет значения, кто ты: фэец, человек, валг или вендалинский оборотень. Ты такой, какой есть. А я хочу… точнее, мне нужен тот, кто не извиняется за это. За свою природу. Раньше ты никогда этого не делал.
Аэлина наклонилась, поцеловав его возле сердца:
– Не меняй своих привычек. Порою ты меня сильно злишь этими фэйскими собственническими притязаниями, но… я слышала твой голос. Он меня разбудил. Он вывел меня из того… места.
Рован наклонился, прижавшись лбом к ее лбу:
– Жаль, что я так мало могу тебе предложить. И во время этой войны, и после нее.
Аэлина обвила руками его талию:
– Ты предлагаешь мне больше, чем я отваживалась надеяться.
Рован попытался возразить, но она сказала:
– Сначала Дарро, потом Рульф сказали мне, что ради победы в войне я должна выйти замуж по расчету. Иными словами, продать свою руку за армию. Но я сделаю прямо противоположное.
– Очень на тебя похоже, – усмехнулся Рован. – Но если Террасену понадобится…
– Послушай меня. – Аэлина отодвинулась, разглядывая суровые черты его лица. – Время поджимает. Брак с иноземным королем, все эти церемонии, расстояния… На подготовку и отправку армии понадобились бы месяцы… У нас такого времени нет. Мы живем сегодняшним днем. В лучшем случае, парой ближайших недель. Мне совсем не нужен муж, который еще начнет обижаться и отстаивать свое первенство или которого мне придется для его же безопасности запереть в укромное местечко. Я уж не говорю про труса, готового убежать сломя голову, когда я проснусь вся в языках пламени.
Аэлина поцеловала узоры татуировки на груди Рована. Ее губы подрагивали в такт биению его сильного сердца.
– Вот что мне нужно, Рован. И больше ничего.
Рован громко выдохнул, обдав жаром ее щеку. Рука потянулась к ее волосам, опустившись к спине и ниже.
– Двор, способный изменить мир.
Аэлина поцеловала уголок его рта:
– Мы найдем выход. Вместе.
Она повторила слова, которые когда-то говорил ей Рован. Слова, начавшие врачевание ее истерзанного сердца. И его тоже.
– Я тебе…
– Нет. – Палец Рована кружил по ее щеке. – Ты не сделала мне больно. И ничем не обидела.
Тяжесть, сжимавшая ей грудь, уходила. Рован подхватил ее на руки. Аэлина уткнулась в его шею. Мозолистые руки Рована гладили ей спину, обводя каждый шрам, покрытый узорами татуировки.
– Если мы уцелеем в войне, мы с тобой обязательно научимся выбрасывать из головы все заботы, – сказала Аэлина. – Научимся спать всю ночь, не просыпаясь.
– Если мы уцелеем в войне, принцесса, я с радостью сделаю все, что ни пожелаешь, – пообещал Рован, продолжая гладить ей спину. – Даже научусь выбрасывать из головы все заботы.
– А вдруг настоящего мира так и не наступит? Даже после того, как мы найдем Замок, Ключи и изгоним Эравана?
Рован перестал улыбаться. Пальцы застыли на спине Аэлины.
– Даже если и после этого останется угроза других войн и мы будем вынуждены принимать толпы суетливых посланников других королевств и сами ездить туда, я буду счастлив это делать, пока ты рядом.
– Боги милосердные. – У нее задрожали губы. – И когда ты научился произносить столь красивые речи?
– Мне был нужен лишь повод, чтобы научиться, – ответил Рован, целуя ее щеку.
Тело Аэлины напрягалось и тут же таяло везде, где Рован оставлял свои нежные поцелуи. Она выгнула спину, подставив ему шею. Зубы Рована осторожно коснулись ее кожи.
– Я люблю тебя, – выдохнул Рован, проводя языком по месту прикуса. – Я бы без колебаний отправился в пылающее сердце ада, чтобы тебя найти.
Аэлине хотелось напомнить ему, что совсем недавно он уже там был. Но она лишь сильнее выгнула спину, издав легкий стон… Угаснет ли когда-нибудь ее желание? Потребность не только быть рядом с ним, но и ощущать его в себе настолько глубоко, чтобы сплелись их души и магия… Желание было спасительной нитью, что вывела ее из пылающего безумия и разрушения.
– Я тебя хочу, – прошептала Аэлина, впиваясь ногтями в его ягодицы.
Ответом ей был негромкий стон Рована. Он приподнял ее. Аэлина обвила ногами его талию. Рован понес ее не на кровать, а к стене. Ее спина уперлась в прохладную деревянную поверхность. Зато ее лобок пылал от собственного жара и жаркого прикосновения его окаменевшего члена.
Рован водил языком по ее шее.
– Начинай… пожалуйста.
Аэлина почувствовала его улыбку. Через мгновение Рован вошел в нее и слегка укусил за шею.
Его толчки были быстрыми и сильными. Они оба нуждались в этой неистовой близости. Аэлина чувствовала, что снова воспламеняется. Она была готова разорваться от всепоглощающего желания…
Толчки замедлились и даже стали несколько ленивыми. Его зубы столь же лениво покусывали ее шею. Потом язык Рована задержался на ключичных ложбинках, словно они были полны нектара наслаждения. Казалось, Рован вкушает вино с тончайшим букетом.
Оргазм Аэлины заставил ее вонзить зубы в плечо Рована, иначе громкий крик разбудил бы всех спящих обитателей морского дна. Он лишь посмеивался.
Магия Рована тут же исцелила места укусов на ее шее. Руки еще сильнее сжали бедра Аэлины. А толчки продолжались, становясь глубже и жестче.
Аэлина запустила руки ему в волосы и неистово поцеловала Рована, ощутив свою кровь на его языке.
– Я всегда найду способ вернуться к тебе, – прошептала она.
Ее накрыл второй оргазм, и тут же Рован взорвался своим.
Манона Черноклювая проснулась.
Что же ее разбудило? Ни звуков, ни запахов, ни иных намеков. Однако инстинкты хищницы почуяли неладное и вытолкнули ее из сна.
Моргая, ведьма села на койке. Рана отозвалась не острой, а тупой болью. Манона обнаружила, что голова у нее ясная: туман куда-то исчез.
В каюте было почти темно, если не считать узкого лунного луча из окошка. Сколько же времени она проспала и провалялась в отвратительной дреме?
Манона вслушивалась в звуки корабля. Уловив негромкое урчание, облегченно вздохнула. Аброхас. Жив. Храпит себе на палубе.
Она потрогала кандалы на руках, осмотрела замки. Хитроумные, так просто не откроешь. Да и цепи толстые, крепко вделанные в стены. Такими же были и ножные кандалы.
Манона не помнила, когда в последний раз бабушка наказывала ее заковыванием в цепи. Как Элида выдержала десять лет в цепях?
Может, разыскать девчонку, когда она выберется отсюда? Вряд ли Дорин за это время сумел что-нибудь разузнать о ее Тринадцати. Манона представила, как снова окажется в седле и Аброхас понесет ее к побережью. Она найдет Элиду и потом займется поисками своего шабаша. А затем… так далеко Манона не загадывала. Но всяко лучше действовать, чем лежать здесь, как червяк на солнце, и поддаваться отчаянию. Оно и так пыталось взять власть над нею, пока она тут валялась.