– Илки – они в первую очередь разведчики? – спросила Аэлина. – Или воины?
Должно быть, свежий воздух сделал Манону разговорчивее. Она прислонилась к перилам, глядя на впечатляющее собрание смертных и бессмертных убийц.
– Мы толком не знаем. Они умело прикрываются. Мои Тени способны найти кого угодно и даже тех, кто не хочет быть обнаруженным. Но и они ни разу не смогли выследить этих тварей.
Услышанное заставило Аэлину напрячься. Она смотрела в воду и молчала, будто разучилась говорить под бременем чудовищной усталости и еще какого-то непонятного и тяжелого груза на плечах.
– Нечего дуться, – сказала ей Манона. – Сама виновата.
Эдион предостерегающе зарычал.
Аэлина медленно повернулась к ведьме. Дорин вцепился в перила.
– Ты где-то ошиблась в расчетах, вот они и выследили тебя, – продолжала ведьма. – Нечего отвлекаться на мелкие поражения. Это война. А на войне враг захватывает города и гибнут люди. На твоем месте я бы сейчас волновалась о другом: почему Морат послал сюда так мало илков?
– Ах, если бы ты была на моем месте, – вкрадчиво, с ядовитым оттенком, повторила Аэлина.
От ее слов пальцы Дорина сами собой покрылись льдом. Рука Эдиона привычно потянулась к мечу.
– Если бы ты была на моем месте…
Аэлина засмеялась. Негромко. Невесело. Такого ее смеха Дорин не слышал очень давно… с той страшной ночи, когда убили Нехемию. Мелькнула жуткая картина: залитая кровью спальня принцессы в стеклянном замке, которого больше нет.
– Но ты, Черноклювая, не на моем месте, а потому все свои суждения о подобных делах держи при себе.
– Я – не Черноклювая, – возразила Манона.
Все удивленно повернулись к ней, но ведьма смотрела только на королеву.
– Вот как? – Аэлина взмахнула рукой, испещренной полосами шрамов. – А это уже интереснее. Рассказывай, мы послушаем.
Дорин опасался, не кончится ли дело стычкой, но Манона лишь выждала несколько мгновений, словно любуясь восходящим солнцем, и стала рассказывать:
– Бабушка лишила меня не только титула наследницы и звания главнокомандующей. Она лишила меня наследия. Оказалось, мой отец был крошанским принцем. Бабушка расправилась с ним и моей матерью за их попытку положить конец вражде между племенами ведьм и разрушить проклятие, наложенное на наши земли.
Дорин оглянулся на Эдиона. Лицо Волка Севера напряглось, глаза ярко сверкали, а мозг наверняка уже прокручивал новые возможности.
Дальнейшие слова Манона произнесла с некоторой нерешительностью, будто сама не до конца веря в их истинность:
– Оказалось, что я – последняя крошанская королева, последний прямой потомок Рианноны Крошанской.
Аэлина молчала, закусив губу.
– И вне зависимости от решений моей бабушки я остаюсь наследницей клана Черноклювых. Ведьмы, сражавшиеся бок о бок со мной, почти сто лет занимались выслеживанием и истреблением крошанских ведьм. Они мечтали о возвращении на родину. Я обещала, что они туда вернутся. А теперь я только чудом не была убита собственной бабушкой. Я не знаю, где ведьмы моего отряда Тринадцати и что с ними. Прежде всего, живы ли они. Так что, госпожа террасенская королева, ты – не единственная, чьи замыслы пошли наперекосяк. И хныкать по этому поводу бесполезно. Бери себя в руки и начинай думать, чтó делать дальше.
Две королевы на борту пиратского корабля. Дорину хотелось себя ущипнуть.
Аэлина закрыла глаза и снова рассмеялась. Эдион опять напрягся, не зная, чем кончится этот далеко не радостный смех сестры. Манона, казалось, была готова к любому исходу.
– Выходит, я тогда не напрасно спасла твою тощую задницу, – продолжая улыбаться, сказала Аэлина.
Манона ответила ей улыбкой, способной заледенить кровь. И тем не менее мужчины, включая Дорина, облегченно вздохнули.
– Я вот только одного не пойму, – вдруг заговорил Фенрис. – Зачем было так долго ждать? Если Эраван вознамерился погубить вас, – он кивнул на Аэлину и Дорина, – зачем было ждать, когда вы повзрослеете и войдете в силу?
Дорина от этой мысли пробрала дрожь. Какими же неподготовленными они были!
– Потому что я ускользнула от Эравана, – сказала Аэлина.
Дорин старался не вспоминать о событиях десятилетней давности, но они все равно пронеслись через его сознание. Наверняка и через сознание Аэлины и Эдиона тоже.
– Он подумал, что я утонула. А Дорин… отец оберегал его насколько мог.
Эти воспоминания Дорин тоже прогнал, особенно когда Манона вопросительно наклонила голову.
– Маэва знала, что вы оба живы, – сказал Фенрис. – Не исключено, что и Эраван знал.
– Она могла оповестить Эравана, – предположил Эдион.
– У нее не было сообщения ни с Эраваном, ни с Адарланским королевством, – резко повернувшись к генералу, возразил Фенрис.
– Ты говоришь о том, что знаешь сам, – усмехнулся Эдион. – Если, конечно, в спальне Маэва не делалась разговорчивой.
Глаза Фенриса помрачнели.
– Маэва не намерена делиться властью. Она и раньше, и сейчас считает Адарлан досадной помехой.
– Каждого можно купить, вопрос лишь в цене, – парировал Эдион.
– Цена союза с Маэвой не имеет названия, – сердито ответил ему Фенрис. – Этот союз невозможно купить.
Аэлина замерла. Она смотрела на фэйского воина, а ее губы шепотом повторяли услышанные слова.
– Что все это значит? – не унимался Эдион.
– Моя цена не имеет названия, – пробормотала Аэлина.
Эдион уже был готов спросить, почему слова Фенриса ее так заинтересовали, но Аэлина его опередила.
– Ведьмы способны предсказывать будущее? – хмурясь, спросила она у Маноны. – Видеть его, как видят оракулы?
– Некоторые могут. В основном Синекровные.
– А ведьмы других кланов?
– Говорят, что для древних прошлое, настоящее и будущее слиты воедино.
Мотая головой, Аэлина пошла к лестнице, намереваясь спуститься вниз. Рован вспорхнул со снастей, еще на лету вернув себе фэйский облик. Едва взглянув на всех, кто был на палубе, он поспешил за Аэлиной.
– Что все это значит? – теперь уже спросил недоумевающий Фенрис.
– Древние, – задумчиво произнес Дорин. – Такие как Бэба Желтоногая.
Пальцы Маноны коснулись ключицы – того места, где у Аэлины белели шрамы, оставленные ногтями Желтоногой.
– Прошлой зимой она побывала в вашем замке, – сказала Дорину Манона. – Приезжала под видом балаганной предсказательницы.
– И что такого она сказала? – спросил Эдион.
Дорин вспомнил: генерал знал об этом визите. Он сам признавался, что всегда следил за ведьмами и вообще за всеми, кто обладал особыми силами.
Манона прищурилась на генерала:
– Бэба была настоящей предсказательницей. Очень сильной. Не удивлюсь, если она сразу же узнала, что перед нею – террасенская королева. Бэба увидела будущие события и решила подороже продать сведения о них.
Дорину понадобилась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть от воспоминаний. Аэлина убила Бэбу Желтоногую, когда та пригрозила продать его тайны. Она и не догадывалась, что откровения ведьмы угрожают и ей.
– Бэба ничего не сказала бы Аэлине напрямую. Только туманные намеки. Но королеве хотелось простых и ясных ответов. Учитывая ее взрывной характер… дальше понятно.
Манона выразительно посмотрела на дверь, за которой скрылась Аэлина.
На палубе стало тихо. Молчание сохранялось и во время завтрака – холодной вчерашней каши. Возможно, корабельному повару было не до того. А возможно, его самого не было в живых.
Аэлина заперлась в отхожем месте. Судя по звукам, доносящимся оттуда, ее выворачивало.
– Аэлина, – тихо, но настойчиво позвал Рован.
Ответом ему был шумный вздох, затем рыгание и… ее нутро исторгло новую порцию.
– Аэлина! – теперь уже прорычал Рован, подумывая, не рвануть ли дверь.
Ему вспомнились ее недавние слова: «Веди себя как принц».
– Мне нехорошо, – донеслось из-за двери. – Мог бы и сам догадаться.
Голос был совершенно неживым. Давно, очень давно Рован не слышал у нее таких интонаций.
– Вот я и догадался, – как можно спокойнее произнес он. – Впусти меня. Я тебе помогу.
– Не хочу, чтобы ты видел меня в таком состоянии.
– Однажды я видел, как ты обмочилась. Вид блевотины меня тоже не испугает. Тем более что я видел и это.
«Подожду еще немного, а потом просто сломаю замок», – решил Рован.
– Погоди еще немного, – послышалось с другой стороны.
– Скажи, чем тебя так задели слова Фенриса? – спросил он, поскольку слышал весь разговор на палубе.
Аэлина не отвечала. Она словно загоняла обратно что-то ужасное, вырвавшееся наружу после слов фэйского воина. Ей, как маленькой, хотелось спрятать это подальше, так чтобы не видеть, не вспоминать и никому не рассказывать. Даже Ровану.
– Аэлина…
Скрипнул отодвигаемый засов.
Лицо у нее было землистого цвета, глаза – воспаленными.
– Я хочу поговорить с Лисандрой, – дрогнувшим голосом объявила она.
Рован посмотрел на ведро (наполовину полное), затем на обескровленные губы Аэлины и ее лоб, густо покрытый потом.
У него сжалось сердце, когда он подумал, что… она сказала правду. Ей действительно нехорошо. Но в чем причина? Рован пытался определить причину по запаху Аэлины, однако ему очень мешало зловоние блевотины и вездесущий запах морской воды.
Прогнав тревожные мысли, Рован молча ушел.
Лисандра вернулась в человеческое обличье и сейчас уплетала холодную водянистую кашу. Рован передал ей просьбу Аэлины. Лисандра молча отправилась к королеве.
Он снова превратился в ястреба и поднялся так высоко, что корабль выглядел маленьким пятнышком, покачивающимся на морских волнах. Ветер приятно обдувал оперение, но на сердце у Рована по-прежнему было очень тревожно.
Возможно, им грозит какая-то опасность. Он проведет тщательную разведку и только потом вернется на корабль и расспросит Аэлину. Рован поймал себя на мысли, что может оказаться неготовым услышать ее ответы.
Появился берег. Изумрудные и золотистые поля и луга, густо изрезанные большими и малыми реками. Широкая полоса побережья.