Ведьма смотрела в разинутую пасть, обещавшую ей верную смерть.
– Убить зверюшку или на первый раз отпустим? – спросил у Маноны Дорин.
Аэлина уже открыла рот, собираясь высказать собственное мнение, но, поймав предостерегающий взгляд Рована, промолчала. Теперь она смотрела не столько на замороженное чудовище, сколько на своего принца. «Старый ловкий плут». Лицо Рована оставалось непроницаемым.
– Отпусти, – сказала Манона.
Лицо адарланского короля напряглось. Тварь накренилась и исчезла в темноте, словно кто-то из богов зашвырнул ее подальше. Через несколько секунд донесся глухой всплеск.
– Правда, они милые зверюшки? – спросила Лисандра.
Аэлина полоснула по ней глазами. Лисандра оскалила зубы. Аэлина тут же повернулась к Ровану и затеяла с ним мысленный сердитый разговор: «Ну не удивительно ли, что твой магический щит исчез сразу, как появилась эта тварь? Воспользовался возможностью дать урок магии? А если бы все пошло не так?»
Глаза Рована озорно сверкнули. «А почему ты решила, что это ведьма открыла дыру?»
Аэлина сама не знала, как относиться к происшествию с болотной тварью. Манона Черноклювая пристально смотрела на Дорина. Пальцы ведьмы все еще сжимали эфес меча. Чувствуя на себе взгляд Аэлины, Манона повернулась к ней и увидела Глаз Элианы, по-прежнему лежавший на колене террасенской королевы.
– Откуда у тебя эта вещь? – выпятив губу, спросила Манона.
– Ты про Глаз Элианы? – уточнила Аэлина. Вдруг ей стало не по себе. – Это подарок.
Ведьма снова посмотрела на Дорина… как на своего спасителя. Аэлине отчаянно не хотелось думать, что Рован нарочно приподнял щит ради урока магии. Тем временем Манона стала что-то чертить на рыхлой земле.
Она изобразила большой круг, внутри которого было еще два, расположенные один над другим. Линии их окружностей пересекались.
– Это знак Трехликой богини, – тихим голосом пояснила Манона. – Мы называем его… – Она грубо очертила дуги окружностей. Фигура, составленная ими, напоминала глаз. – Это глаз богини, а никакой не Элианы.
Палец ведьмы обвел внешний круг.
– Это Старуха.
Потом Манона обвела верхний внутренний круг:
– Это Мать.
Последний раз ее палец коснулся нижнего круга.
– А это Дева.
Манона ткнула в середину глаза:
– Внутри ее – сердце Тьмы.
Теперь настал черед Аэлины качать головой. Остальные лишь смотрели.
– Это символ Железнозубых ведьм. Пророчицы клана Синекровных татуировали его над своим сердцем. Давно, когда мы еще жили в Западном краю, этим знаком награждали отличившихся в битвах. Таких называли «благословенными богиней».
Аэлине вдруг захотелось зашвырнуть амулет в болото, но она быстро погасила этот порыв.
– Когда я впервые увидела Бэбу Желтоногую… амулет потяжелел и стал теплым. Я сочла это предостережением. А может… амулет просто признал свою.
Манона смотрела на ожерелье шрамов вокруг горла Аэлины:
– Он действовал даже тогда? Вопреки подавлению магии на всем Адарлане?
– Мне было сказано, что на некоторые предметы запрет не распространяется.
Аэлине стало трудно говорить.
– Бэба Желтоногая знала всю историю Ключей Вэрда и Врат Вэрда. Она-то мне и рассказала. Это часть вашей истории?
– У нас она несколько другая, – сказала Манона. – Но Бэба Желтоногая была одной из древних и знала то, чего мы уже не знаем. Она своими руками ломала стены крошанского города.
– Если верить легендам, тогда произошла чудовищная бойня, – заметил Дорин.
Глаза Маноны помрачнели.
– Как я слышала, после завершающей битвы то место остается бесплодным. Ни кустика, ни даже травинки. Говорят, это из-за проклятия Рианноны Крошанской. Или от крови, что лилась там на протяжении последних трех недель войны.
– Что это за проклятие? – спросила Лисандра.
Манона принялась рассматривать свои железные ногти. Аэлина подумала, что ответа они не услышат. Она снова потянулась к винной фляге и успела отхлебнуть несколько глотков, когда ведьма заговорила:
– Рианнона Крошанская целых три дня и три ночи обороняла ворота своего города, выдерживая натиск трех Верховных ведьм кланов Железнозубых. Погибли все ее сестры, все ее дети. Железнозубые захватили ее мужа и носили его мертвое тело на копье как военный трофей. Рианнона была последней крошанской королевой, последней надеждой тысячелетней династии… Но смерть Рианноны не была тихой и незаметной. Ее сразили на рассвете четвертого дня, и только тогда город перестал сопротивляться. Она умирала на поле сражения, видя, как Железнозубые рушат стены города и убивают ее подданных… И тогда Рианнона прокляла нас. Прокляла трех Верховных ведьм, а через них – всех Железнозубых. Когда Бэба склонилась над Рианноной, чтобы нанести последний удар, крошанская королева прокляла и ее.
Слушающие Манону замерли. Казалось, они даже перестали дышать.
– В последние минуты жизни Рианнона заявила, что мы победим в войне, но эта земля не станет нашей. За наши злодеяния мы получим мертвую землю, где всё будет чахнуть и гибнуть. Никакой скот не выживет в этих краях. У нас будут рождаться мертвые дочери. Вода в ручьях и реках станет ядовитой. Рыба в озерах сгниет раньше, чем мы сумеем ее поймать. Дикие звери разбегутся кто куда. Некогда цветущее Ведьмино королевство превратится в пустыню.
Манона снова помолчала.
– Железнозубые лишь посмеивались, угощаясь кровью поверженных крошанских ведьм. Проклятие Рианноны сочли пустыми словами, но потом у одной ведьмы родилась мертвая дочь. Потом у другой и третьей. Скот начал умирать прямо на пастбищах. Колосья на полях чахли и превращались в солому. Через месяц победительницам стало нечего есть. К концу второго месяца между кланами Железнозубых начались кровавые междоусобицы. Тогда Верховные ведьмы решили покинуть завоеванные края. Они разделили кланы и объявили, что мы отправляемся в изгнание. Путь наш лежал в горы, где мы и расселились. Раз в полвека Верховные ведьмы посылали в Ведьмино королевство небольшие отряды – проверить, держится ли еще проклятие Рианноны. Назад никто не возвращался. Пятьсот лет подряд мы вынуждены скитаться. Еще горше сознавать, что на людей, которые со временем заселили те места, проклятие не действует.
– Но ведьмы по-прежнему намерены туда вернуться? – спросил Дорин.
Золотистые глаза Маноны преобразились.
– Рианнона Крошанская утверждала, что есть только один способ разрушить проклятие… «Кровь к крови, душа к душе. Так начиналось, так должно и кончаться. Да проляжет мост, да вспыхнет свет. Когда железо расплавится, когда на полях, залитых кровью, вырастут цветы и земля станет свидетельницей, наступит конец проклятию и свершится возвращение домой».
Манона теребила косу, касаясь красной ленты.
– Нет Железнозубой ведьмы, которая бы не размышляла над проклятием Рианноны. Все пять веков мы пытались сломать его.
– А твои родители… их союз был направлен на разрушение проклятия? – осторожно спросила Аэлина.
Манона резко кивнула:
– Я не знала, что династия Рианноны уцелела.
И что кровь этой династии текла в ее собственных жилах.
– Но Элиана жила за тысячу лет до войн между ведьмами. Глаз Элианы вряд ли как-то связан с Трехликой богиней, – размышлял Дорин. – Согласна? – спросил он Манону.
Ведьма не ответила и ногой затерла нарисованный символ.
Аэлина допила остатки вина, после чего убрала Глаз Элианы.
– Думаю, теперь ты понимаешь, почему мне всегда было тяжело общаться с Элианой, – сказала она Дорину.
На острове, где они остановились, было достаточно места для разговоров, не предназначенных для посторонних ушей.
Рован догадался, что именно такой разговор собирались затеять с ним его бывшие соратники. Они поднялись по качающейся, увитой плющом винтовой лестнице на площадку. Оттуда был виден весь остров и окрестные воды, в которых отражались звезды. Рован стоял, прислонившись к полуразрушенной арке.
– Что вам? – спросил он.
– На твоем месте я бы немедленно схватил Аэлину в охапку и умчался как можно дальше отсюда, – сказал Гарель.
Магия и чутье Рована говорили ему совсем другое: вокруг все спокойно. Но слова Гареля насторожили его. У Льва не было привычки шутить подобными вещами.
– Учти, Рован: то, что ждет нас завтра, ждет очень давно. Не один век, – добавил Фенрис.
– Откуда вы это знаете?
Желтые глаза Гареля по-звериному вспыхнули.
– Жизнь твоей Аэлины странным образом переплелась с жизнью этой ведьмы. Их сюда тянут силы, которых даже нам не понять.
– Сам подумай, – подхватил Фенрис.
– Пути двух женщин пересеклись. Такое редко увидишь. Две королевы, и каждая может править половиной континента. Две стороны одной монеты. Обе полукровки. В Маноне кровь двух ведьминых пород, а в Аэлине…
– Человеческая и фэйская, – докончил за него Рован.
– Получается, что Манона и Аэлина объединяют три главные расы. Они обе и смертны и бессмертны. Одна поклоняется огню, другая – Тьме. Тебе нужны дальнейшие пояснения? Такое ощущение, будто мы сами идем в руки… не знаю кого. Но этот кто-то ведет свою игру не одну сотню лет. Может даже, не одну тысячу.
От взгляда, какой Рован бросил на Фенриса, иных просто ветром сдувало. Это не помешало ему задуматься над словами бывшего соратника. Гарель почувствовал необходимость вмешаться:
– Рован, Маэва обладает изрядным терпением. Еще со времен Брэннона она ждет. Ждет того, кто приведет ее к Ключам. Твою Аэлину.
Весной Маэва и слова не сказала о Замке. И про кольцо Мэлы не упомянула.
– Так Маэва отправила вас сюда не только из-за Лоркана? Из-за Замка тоже?
Вопросы были произнесены таким тоном, что каждое слово обещало смерть.
– Нет, – поспешно ответил Фенрис. – Про Замок не было и речи.
Он переминался с ноги на ногу, вслушиваясь в далекий свирепый рев.
– Ты должен понимать, Рован: если между Маэвой и Аэлиной начнется война, если они встретятся на поле битвы…
Такое лучше даже не представлять. Невиданные разрушения, реки и моря крови. Бойня, каких еще не знала Эрилея.