Мы мило беседовали до тех пор, пока не истощился грог в моей кружке, то есть около получаса, после чего я удалился в номер, сославшись на усталость.
Спал я на редкость крепко, с утра позавтракал и натянул лыжный костюм, ботинки надевать не стал: в последний день своего пребывания в «Гроте» я решил покататься на снегоходе. Я надел высокие кожаные сапоги на ребристой подошве и вышел к площадке, где стояли несколько гусеничных прогулочных машин. Конструкция их почти не изменилась за столетия, ибо трудно было придумать что-то более рациональное: сзади – ведущая гусеница, спереди – пара подрессорных рулевых лыж.
Ко мне подошел предупредительно-вежливый инструктор.
–Милорд умеет управлять машиной?
–Думаю, справлюсь, дружище,– ответил я.
Парень глянул на меня с сомнением, и я чуть было не ляпнул, что мне приходилось носиться по снежным склонам на тяжелом танке-транспортере – и некисло вроде выходило.
–Какую модель угодно милорду? Я рекомендовал бы вот этот «Зефир» – он легкий и прост в управлении.
–Не стоит. Я возьму вот этот.
Я оседлал могучий «Нордик Придэйтор» [3], вооруженный стосильной турбиной, и придавил ногой педаль запуска. Специально настроенная акустика двигателя взревела рассерженным драконом. Я осторожно нажал пальцем на гашетку акселератора и не спеша съехал с площадки. Выбрав курс по участку нетронутого снега, я резко дал газ и понесся в сторону северного склона.
Стосильный «Хищник» заворожил меня. Турбина обеспечивала очень высокий крутящий момент даже на средних оборотах, а резкое нажатие на газ приводило меня просто в восторг – снегоход, ровно и мощно ускоряясь, уверенно взбирался вверх по снежной целине склона, его возможности казались просто безграничными.
Не один час носился я по совершенно диким местам, наслаждаясь солнцем, легким морозцем, ветром, бьющим в лицо – совсем как мальчишка, впервые оседлавший отцовского боевого жеребца. В конце концов, когда солнце перевалило далеко за полдень и мороз неожиданно стал крепчать, я вдруг понял, что заблудился. Ехать по собственным следам не имело смысла – всю дорогу я выписывал такие петли, что проследить курсовую ось можно было только сверху. Я остановился и закурил. Шестое чувство ориентировки, в той или иной степени присутствующее у всех рейнджеров, говорило мне, что я сделал круг и «Грот» находится почти прямо по курсу, но на приличном расстоянии. А дело, похоже, идет к метели, и начнется она гораздо раньше, чем сядет солнце – если я вообще что-либо понимаю в погоде. Похолодало не к добру, и небо начинает темнеть. Следовало спешить – скоро стемнеет совсем, в лицо мне ударит снежная буря… и я, возможно, совсем потеряю ориентировку. Конечно, могучий зверь, что рычит подо мной, вынесет меня из метели… но куда? В пропасть?
Я решительно отбросил сигарету и дал газ. Если я не ошибся в направлении, мой внутренний «компас» не даст мне сбиться с пути. Я шел по редколесью, вглядываясь в тревожно темнеющее небо, и прикидывал, успею ли добраться до «Грота» раньше, чем увязну в снежной кутерьме и напрочь потеряю способность что-либо соображать. Сама по себе метель меня мало пугала – я выбирался и не из таких историй, но уж больно не хотелось устраивать переполох в «Гроте», тем более в последний день моего пребывания там.
«Придэйтор» вынес меня на небольшую полянку, и я неожиданно увидел цепочку совсем свежих следов, двигавшихся почти параллельно моему курсу в сторону того же «Грота». Я не стал бы останавливаться, но следы показались мне странными. Я присмотрелся. Точно: человек хромал, он подволакивал левую ногу. Снега здесь было по колено, но, заглянув в глубь лунки, я увидел там четкий отпечаток дамского лыжного ботинка. Ботинок был небольшого размера. Миледи ван Хорн? Сомневаюсь, чтобы она забралась в такую даль. Или, быть может, кто-то из «Радуги»? В любом случае женщина с травмированной ногой не имела шансов выйти из метели живой.
Я снова оседлал снегоход и двинулся по следу. Уже сгустились морозные предгрозовые сумерки и пошел снег; пока еще это были всего лишь пушистые редкие хлопья, тихо кружащиеся в воздухе, но можно было не сомневаться, что в ближайшее время они превратятся в яростный вихрь, визжащий и воющий, как легион потерянных душ. Я включил фары и через полминуты резко осадил машину: возле разлапистого борга, вцепившись правой рукой в торчащие из-под снега корни, сидела бледная как смерть Натали Тревис.
–Что с вами?– крикнул я, соскакивая со снегохода.– Вы живы?
Она что-то едва слышно прошептала.
–Хвост дракона! Да вы идете не первый час!.. Выпейте!
Я выхватил из поясной сумки объемистую флягу рома, отвинтил пробку и приложил горлышко к ее синим трясущимся губам. Она сделала несколько больших глотков, закашлялась и отвела мою руку в сторону.
–Достаточно,– хрипло прошептала она,– дайте же отдышаться. О Боже, я думала, это уже конец.
–Весьма близко к этому. Надвигается буря – вы видите?
–Какое счастье, что вы оказались рядом. Я слышала рев мотора, но у меня уже не было сил кричать. Гм… честно говоря, я никак не ожидала, что это будете вы.
–Кровь Христова! Кого же вы ожидали увидеть? Милорда Чарных? Или вы думали, что это мастер Энглунд рыщет по горам в преддверии метели?
–Не обижайтесь… но вчера вы не были похожи на рыцаря, который появляется из тьмы верхом на ревущем звере, чтобы спасти даму от смерти.
–Я рад, что завоевал ваше доверие, миледи. Что с вашей ногой?
–По-моему, вывих. Я упала на крутом склоне, довольно далеко отсюда.
–Ладно… нам пора ехать, сейчас начнутся чудеса природы.
–А вы уверены, что мы не заблудимся?
–Думаю, что нет,– я осторожно взял ее на руки и перенес к снегоходу.– Надеюсь, вы не боитесь быстрой езды?
–Что-то говорит мне, что рядом с вами не стоит ничего бояться,– мягко ответила Натали.
Я усадил ее на заднее сиденье и запустил двигатель.
–Главное – держитесь за меня как можно крепче, нас будет здорово трясти.
Я гнал снегоход через усиливающуюся снежную круговерть, в которой почти тонул холодный ксеноновый свет моих фар, и едва успевал перекладывать руль, чтобы не врезаться в деревья. Снегоход страшно болтало из стороны в сторону, но руки Натали, сомкнутые на моей груди, странным образом придавали мне сил, и я совершенно четко соображал, куда надо ехать. Она сидела за моей спиной, отогревшись на горячем сиденье, обхватив меня руками и положив голову мне на плечо. В этом было нечто романтическое: ревущий снегоход, летящий сквозь бурю, и на спине у него – мужчина в черном комбинезоне и доверчиво прижавшаяся к нему женщина. Мне, впрочем, в тот момент было не до романтики: я стремился как можно скорее попасть в «Грот».
Что и удалось мне через полчаса. Сдав Натали подбежавшим людям и не отвечая на встревоженные вопросы, я пробрался в номер и залез в горячую ванну. Выбравшись оттуда, я заказал бутыль виски и обильный ужин. Идти вниз я не собирался – попрощаться я смогу и завтра, перед отлетом, а воспевать свою мужественность мне было неинтересно. Я ел отличный ростбиф с острым салатом и обильно орошал это дело «Старым Биндером». Виски – это именно то, о чем просит сердце одинокого флаг-майора после этаких приключений.
После ужина я забрался в огромное уютное кресло, не забыв, конечно, «Биндера» и вазочку орехов. Следовало поразмыслить о делах грядущих. В понедельник, с утреца пораньше, нужно навестить полковника Эдриана Ремера и потолковать с ним по поводу той дурацкой истории с контрабандой на Покусе. Дело попахивает дерьмецом, и как бы его не взяло на контроль Центральное таможенное управление. Надо побеседовать с Ремером на предмет того, чтобы он навел справки через героическую нашу «двойку» – Второе управление СБ – таки взяли или таки нет? Потому как на Покус, вероятно, полечу именно я, и то-то смеху будет столкнуться там нос к носу с инспекторами ЦТУ: это будет стоить, прямо скажем, слишком много денег. Ларс Фишер из «двойки» легко выдаст со своего терминала запрос в ЦТУ; а лучше всего пускай сам поставит вопрос о ведении дела. Наводить тень на плетень не мне его учить, склеит там парочку агентурных слухов… Да, нужно этим заняться прямо с понедельника – если, конечно, люди Месропа Саакяна не решили все сами. За неделю многое могло случиться, но, раз меня никто не тревожил, значит, ситуация стоит на месте. Саакян не лодырь, но он человек осторожный – у него братец баллотируется на Покусе в Исполнительный совет. Не станет же он портить ему карьеру этим идиотским инцидентом с контрабандой алкоголя! Но и таможня ж на Покусе – орлы, нечего сказать; раздуть скандал из-за неуплаты акциза и транспортных сборов. Неподкупные они там, что ли?
Я зевнул и потянулся. Разберемся мы с этим Покусом, и не такие пожары тушили… ого, уже почти полночь! Ох, и упился ж я в горьком своем одиночестве! Вроде как и не пьян, но в то же время явно нетрезв.
Я сбросил халат и голышом забрался под теплое пуховое одеяло. Завтра меня ждет сухое горячее лето. В столице сейчас непереносимая жара. Даже как-то странно: сегодня сражался с метелью, а завтра буду глушить ледяное пиво, спасаясь от жары.
В дверь номера кто-то тихонько поскребся. «Крысы у них тут, что ли?– сквозь дрему лениво подумал я.– Что? Крысы?! Какие, к дьяволу, крысы?»
Я подскочил на кровати. Точно, в дверь моих апартаментов кто-то еле слышно постучал. Я прислушался. Пансионат уже спал… стук повторился.
«Открою – ствол в рыло,– пьяно размышлял я,– и ищи потом… или тряпку с паралитиком». Любопытство, однако, пересилило осторожность. Я вытащил из-под подушки любимый табельный «тайлер», снял его с предохранителя и бесшумно двинулся к дверям. Осторожно отомкнул замок и мягким кошачьим прыжком переместился назад, держа оружие на уровне глаз. Теперь входящий не имел и тени шанса. Дверь медленно отворилась…
–О Боже,– выдохнула Натали,– ты всегда так встречаешь гостей?
На ней был розовый полупрозрачный пеньюар, не скрывавший почти ничего, но в то же время делавший ее нестерпимо желанной. В руке она держала бутылку дорогого шампанского.