Обхватив лицо Диего ладонями, Лина поднялась на носочки, чтобы легонько коснуться его губ. Поцелуй получился скромным и коротким, будто она сама испугалась того, что сделала. Лицо ее мгновенно вспыхнуло.
— Все, а теперь иди, пока я тут со стыда не сгорела, — поспешила она его прогнать, пряча лицо за опусканием головы. Поцеловала его первой! Это что же на нее нашло такое?!
Диего похлопал глазами, стоя всё так же, даже не думая опуститься ниже, когда Лина это провернула. Он просто не ожидал. Но услышав её, распознав тепло и влагу чужих губ, Диего улыбнулся и точно в такой же манере обхватил лицо Лины, поднял его на себя и, опустившись, поцеловал. Только его поцелуй был ощутимее.
Это не невесомое касание, а самый настоящий поцелуй, пока еще не переходящий границы, но многое обещающий. То, что сейчас, увы, он исполнить никак не в силах.
— Можешь теперь продолжать гореть, — горячо зашептал Диего ей в губы и, отпустив, всё-таки развернулся, — только не от стыда.
Всё-таки разве они не должны были закрепить свою попытку начать встречаться чем-то большим, чем противостояние сумасшедшему старику? Кажется, это был самый оптимальный вариант. И уходя, Диего, уверенный, что Лина уже его не видит, коснулся своих губ пальцем и провел по ним, стараясь сохранить ощущения поцелуя, воссоздать его вновь и вновь, но тактильная память быстро покидала его.
Нужно будет это повторить…
Лина так и застыла, действительно ничего не видя перед собой больше. Был только этот момент, который она хотела сохранить подольше. Облизнув губы, она села на койку, а затем и вовсе упала лицом в подушку. Все, это был не сон, она правда приняла предложение оборотня встречаться, изменила ордену и послала наставника куда подальше. Слишком много событий для нее одной.
Ее жизнь круто изменилась, она все еще чувствовала нависшую над ней опасность. Имела ли она право надеяться на счастье? Но ей очень хотелось, хотя бы недолго, потому что ее губы горели сильнее щек, и это тепло распространялось по всему телу. Она будет гореть, и ведь сгорит, если Диего отошлют надолго по делам королевства. Ей надо поскорее выздороветь и прекратить попадать в неприятности, если она хотела присоединиться к нему на заданиях.
20. Да здравствует король
Генрих долго не хотел приходить в себя и расставаться с прекрасным сном, где они с Риз были вместе. Но холод пещеры, в которой они оказались замурованы, возвращал его в суровую реальность. И первое, что он увидел перед собой, открыв глаза, — темнота, а затем была смеющаяся рожа его демона, когда Генри пустил кружиться слабый магический огонек над ними. И чему Ральф радовался в такой ситуации, он здесь больше всех ворчал? Ответ заворочался между ними, ища тепла, когда Генри слегка отстранился.
«Проклятье!» — ругнулся он про себя и наградил Ральфа самым недоброжелательным взглядом, на который только был способен. Он обещал ему самую жуткую расправу, что даже Вильгельму не снилось, когда все это закончится. Только вот не один Ральф виноват в том, что произошло ночью между ними. Генри мог остановиться, но не пожелал. Это только все усложнило. Сможет ли он оставить все произошедшее в этой пещере и спокойно вернуться к Айке? Он должен был.
— Вставайте, нам пора возвращаться, — скомандовал Генри и поднялся сам, не очень осторожно выбираясь из объятий Риз. Он быстро застегнул рубашку и сконцентрировался на своей комнате, куда планировал открыть портал. После того случая она была защищена от проникновения, поэтому там должно быть безопасно.
Риз тоже не хотела выходить из сна, особенно, когда ей стало жутко холодно. Но вот она открыла глаза, и осознание произошедшего накрыло её. Поняла это она по своему обнаженному телу и…
— О-о-о… — Стон боли огласил мужчинам, что она тоже проснулась.
У нее болело всё, особенно то, что было ниже пупка. Чтобы встать, тоже понадобилось много сил, а когда свет от портала озарил их пещеру, Риз молилась провалиться куда-нибудь, где не было Генриха. Приставать в таком виде — позор! И самое ужасное, она ведь все делала по собственной воле! На трезвую голову, не одурманенная, она помнила, что было вместо двух рук четыре, тел — два, а членов… тоже два.
Хотела выругаться, да при своем стоне поняла, что даже голос у неё охрип. Да и привлекать лишнее внимание не хотелось. Ладно, Ральфу нравилось в этом мире, значит, смерти Генри не допустит. Потому что Риз нужно было срочно скрыться, чтобы набраться сил и прийти в себя психологически.
— Я зайду последняя, — прошептала она, натягивая на себя капюшон и рукой вытаскивая неясно откуда обледенелые штаны.
— Только быстро, я не смогу долго продержать портал, — тихо произнес Генри, не оборачиваясь. Не хотел смущать Риз ещё больше, да и не знал, что сказать ей сейчас. Он ведь выплеснул весь негатив на нее перед тем, как сошла лавина, а потом они всю ночь «грелись». И после такого он смел называть себя королем — смех да и только.
— А что так? Боишься, что Генри тебя выкинет в какое-нибудь страшное место? — усмехнулся Ральф, резво поднимаясь на ноги. Ему одному было весело после всего, непрошибаемый. — Тебе помочь? Небось, все болит после такой бурной ночи.
— Ральф, ты первый.
Генри уже не ругался, а просто вздохнул. Не было сил, чтобы как-то отчитывать его. Да и за что? Он всего лишь подтолкнул их к тому, чего они оба желали. Только вот за участие демона в этом, он словил нехилую затрещину, когда приблизился к порталу. Ральф даже не устоял и свалился в него вместо того, чтобы спокойно войти.
— Прости, Риз, — шепнул Генри, когда они остались наедине. Он подал ей руку, чтобы помочь подняться с холодного камня. — Давай обсудим это позже. Сначала мне нужно покончить с отцом.
Она не поднимала головы, видя из-под капюшона пальцы Генри. Она долго не решалась, но Генри с пониманием отнесся к ней — ждал. И холодная рука коснулась его ладони.
Сколько мечтаний о том, чтобы эти руки вновь её обнимали, ласкали и касались. Что ж, как всегда, нужно бояться своих желаний. Риз не переживала за Айку — подруга долго её ругала за решение о «смерти», она знала о любви Медной к королю и первый год предлагала показаться ему. Но вот то, что переживала Риз сейчас…
Но почему бы не посмотреть на это с другой стороны? Они были вместе, как и мечтали об этом. Но разве не хорошо было бы воспринять это как прощание? Доброе прощание, о котором можно было вспоминать как о нечто прекрасном и добром? Лучше смотреть на это так.
Генри сейчас выглядел виноватым (иначе чего извинялся?), но вновь был отчужденным при этом, тихим, подавленным. Не значило ли это, что в нём все еще кипела злость?
Риз считала, что да. Её обман простить было невозможно. И это она понимала.
— Да. — Но Генри она сказала то, что он желал услышать. Сама же считала, что обсуждать нечего. Это будет что-то вроде: «Мы были под властью демона», «Мы спасались, чтобы не замерзнуть». Или самое болезненное: «Давай представим, что ничего не было». Может, Риз стала пессимисткой, но она видела их разговор именно таким.
Плевать. Ей сейчас лишь бы отдохнуть и вновь согреться — холод льдов и снегов вновь их окутывал.
В это время комната Генриха охватила Ральфа теплом Летарта, его летними днями, просачивающимися в открытое окно. В комнате Генри будто никого и не было все эти три дня — уборку не проводили, пыль с улицы ложилась на поверхности тумб, шкафов, стола.
Стол. Там что-то изменилось. Появилась детская игрушка! Деревянная лошадка, сделанная совершенно неумелой рукой, да и выкрашенная явно детской. Но она была старой, разбухшей от многолетней сырости, в трещинах, а хвост держался на честном слове. Краска тоже посерела, в каких-то местах облупилась.
Игрушка, принадлежавшая Генриху, выстроганная его отцом.
Портал закрылся сразу, как только Риз и Генрих оказались в комнате. Он не хотел растрачивать силы понапрасну, поэтому проверил все вокруг лишь своим чутьем магии. Казалось, все спокойно. Первым делом Генри прошел к шкафу и переоделся, абсолютно не обращая внимания, что Риз все ещё была здесь. Сегодня он собирался выйти к людям как король, так что и выглядел соответственно. Черный камзол, расшитый золотой нитью, выгодно выделял его медные волосы. Немного жарковато для летнего сезона в Летарте, но после пронизывающего холода гор было самое то. Не хватало только короны на голове. И пусть это была серийская корона, сегодня он заберёт ещё и Летарта.
Сверившись с часами, что до казней на дворцовой площади, которые проходили ежедневно, было ещё время, Генри прошел за стол, чтобы потратить его на обдумывание своих действий.
— Ну так кто? Кто из нас тебе понравился больше? — никак не мог угомониться Ральф. Он запрыгнул на кровать, поднимая небольшое облачко пыли в солнечном луче, и с озорной улыбкой смотрел на Риз. Хоть и получил свое, отставать все равно не собирался.
— Это же… — пробормотал Генрих, тучей нависая над столом.
У него не было игрушек с раннего детства, но он смутно помнил, как ещё совсем маленьким клянчил у отца лошадь. Думал, что с ней станет рыцарем, который сможет защитить маму от болезней, и отец сделал ему деревянную. Сам. «Мама…» — тогда она ещё была жива, а Вильгельм был любящим отцом. Зачем он оставил ее здесь? Старой игрушки недостаточно, чтобы извиниться за жизнь в страхе и нелюбви! Если он хранил ее все эти годы вместе с тёплыми чувствами к сыну, то почему все время пытался избавиться от него?!
— Не прощу… Я никогда не прощу тебя! — рявкнул он, швыряя игрушку в стену, и, оперевшись обеими руками на стол, опустил низко голову и часто задышал, будто ему не хватало кислорода в лёгких. При каждом вздохе он издавал хрип, а в груди вдруг стало так больно.
— Ты всерьез считаешь, что?.. — оскалилась на Ральфа Риз. Хоть на кого-то она могла выплеснуть гнев за его же проделки, пусть словесный — сил просто не было, как вдруг заговорил Генрих.
Она обернулась на него и увидела состояние, в котором он был. В каком она его никогда не наблюдала! И это пугало. Сначала подумала, что он обращался к ней, но позже, благодаря звуку упавшей вещи, увидела игрушку и осознала, что это было обращение к отцу. Она испугалась еще больше. Испугалась за его состояние. Но имела ли она право подойти к нему? Имела ли право положить руку на его плечо и сказать что-то?