Она не имела на это никаких прав. Не тот, кто был мертв три года и три года не делал этого, когда Генрих оплакивал, скорбел, думал и сходил с ума. Не тот, кто наблюдал за ним из тени и не прикоснулся тогда, когда это действительно было нужно. Не тот, кто был мёртв.
Риз отвернулась от Генри и застегнула штаны, которые успела на себя натянуть. Она сделала шаг к тени, морщась от боли и неудобства. Всю ночь… Два мужчины… Одновременно… Спустя три года, неподготовленный организм мстил за это болью.
Но она стерпела. Шаг еще и еще… И вот она уже подошла к тени, которую откидывал шкаф от утреннего палящего солнца, но дыхание Генриха так терзало её ухо. Как и его вид, когда она обернулась, терзал сердце.
И вот через каких-то полминуты женская рука всё-таки коснулась Генриха.
— Ты и не должен прощать, — прошептала Риз. — Но пора покончить с ним, перечеркнуть прошлое и двигаться в будущее.
«Оттолкнет, — решила Риз, — значит, это всё». Это будет справедливо, и она вновь вернется в гроб для него. Но уйти без этого просто не смогла.
Все ещё не в состоянии справиться с дыханием, Генрих упал на стул, повернулся к Риз и уткнулся в ее тело, крепко обнимая. Ему этого не хватало всю жизнь — просто чтобы кто-то был рядом и поддерживал. У него были друзья, которые горы свернут ради него, была жена, которая уважала и чтила его. Но вот так, по-матерински ласково просто прикоснуться, постоять рядом, пока он не справится со своими проблемами, никто не мог. Возможно, он и не подпускал никого так близко.
Пока Генри успокаивался, Ральф нервно подпрыгивал вокруг пары. Он тоже забеспокоился, не хватало ещё, чтобы Генрих сам по себе задохнулся. А ведь Ральф ничем не смог бы помочь в этой ситуации. Если только лекаря позвать, но вряд ли здесь кто-то согласился оказать помощь сыну безумного короля.
Справившись с дыханием, Генри ещё долго просто сидел и не выпускал Риз из рук. Он слушал звук ее вздохов, ровное сердцебиение, которые его успокаивали. Но время шло, и каждую спокойную минуту Генриха кто-то из его народа страдал.
— Пойдем со мной, — попросил он, поднимая голову. — Убьешь его, если я не смогу. У меня только одна просьба: позволь сначала поговорить с людьми.
Риз никак не ожидала такой реакции от Генриха, а потому не сразу обняла его за голову, прижимая к себе сильнее, а после лишь ласково гладила его по голове. Так, как Айка никогда не делала. При короле нельзя было показать свою слабость. И вот так, наверное, его правда никто не успокаивал.
Но время шло, и вот он обратился к ней с просьбой. Риз хотела отдохнуть, ей нужно было отдохнуть. Но приказ своего принца… теперь уже короля, она готова была исполнить любой.
— Я сделаю всё, что ты попросишь, — прошептала она, проводя ладонью по его лбу, а потом медленно еще раз приглаживая волосы. — Но ты сможешь, я в тебя верю. И верит весь народ Летарта. Он ждет тебя, Генри. Ждет как освободителя. И им ты будешь для народа в любом случае, как бы не отошел от трона Вильгельм.
Его главные враги будут находиться в замке, но те вельможи никакого отношения к народу не имеют, а именно им нужен новый король. Они его ждут. Они ждут счастливой жизни, и нужно удержать трон для народа. Враги будут не не любить Генри, а просто пытаться захватить власть. Конечно, и молодой король это понимал.
— Спасибо, — шепнул он и опять обнял Риз. Он бы мог так часами сидеть, под ласковые движения ее рук.
— Ну хватит уже этих нежностей, пора бунт поднимать, — влез Ральф, которому это уже надоело. Раз с Генри все в порядке, можно больше не беспокоиться. Он подошёл сзади и размял ему плечи, будто тот собирался идти в рукопашную с Вильгельмом.
На удивление, Генри никак не отреагировал, даже отшвыривать в стену не стал. Всё-таки Риз делала его лучше тогда, она и сейчас смогла отыскать в нем ту ниточку доброты, которая, как он думал, давно умерла. Вздохнув, Генри поднялся, водрузил корону на голову. Он был готов, а отцу больше никогда не потревожить его равновесие. Сегодня все закончится.
***
Одних суток хватило, чтобы состояние Вильгельма стабилизировалось. Ну, в его понимании. Кровожадность никуда не делась, он два дня только и занимался, что находил «шпионов» Люция. Но уже не такой агрессивный к тем, кто стоял рядом, кто подносил ему еду и кто сопровождал его в лице охраны. Никто больше не заставлял его думать, делать то, что ему больно, отчего голова взрывалась, будто кто-то внутри короля сидел и пытался выбраться.
Когда Генрих пошел в замок, Вильгельм только готовился к выходу на завтрак. У него впереди было так много дел, столько казней провести! Позавтракав и ничего не подозревая, король прошел по замку, постоянно оглядываясь и иногда резко останавливаясь. Он подходил к гобеленам, а порой даже просто к колоннам, долго с ними рядом стоял, а иногда и что-то им говорил. Люди короля привыкли к его… странностям. Никто не слышал его трёп, да и не придавал значения. Молились только о том, чтобы объект осмотра не стал причиной новой вспышки ярости.
После завтрака у Вильгельма могло быть много дел. Сегодня особенный день, который был таким частым, что люди начали с ужасом к этому привыкать — день показательных казней.
— Всё ли готово? — задал он вопрос стражнику, который понятия не имел — он все время находился с королём. И, на свой страх и риск, всегда был ответ: «Да». К счастью, все боялись того, что эшафоты не будут готовы к утру, потому готовили их еще за сутки. А порой даже не убирали предыдущие.
Сегодня стражнику повезло.
Людей было на площади особенно много, что Вильгельм даже не заметил. Он подъехал на карете к площади, наблюдая за тем, как солдаты силком вытаскивают напуганных людей и детей, беременных женщин и старух, которые совершенно не желали видеть кровопролития. Но обязаны были выйти все рядом живущие граждане.
Ничего не подозревая, Вильгельм вышел из кареты. Толпа перед ним расступилась на несколько метров, лишь бы не быть объектом его ярости, клонила головы так низко, чтобы никакой изъян не раздражал короля. Люди его боялись.
На эшафоте помимо приводящего в исполнение приговор палача стояли семь приговоренных. Ужасное зрелище. Никто не понимал, каких шпионов Вильгельм увидел в запуганной беременной женщине, старухе, которая смирилась со своей судьбой, сыне пекаря — добром, хоть и вредном юноше и еще таких же непричастных к Люцию людях.
— Зачитай обвинения, — лениво махнул рукой Вильгельм судье, а сам встал слева от виселицы, чтобы как можно ближе увидеть мучения тех, кому даже не наденут мешок на голову.
Генрих вышел заранее, чтобы добраться пешком до площади, где все случится. Ральф вновь стал его тенью, а Генри пришлось немного поколдовать с иллюзиями, чтобы его не узнали. Риз тоже была рядом, но практически как и Ральф, незаметной тенью двигалась следом. Как раз в момент, когда глашатай зачитывал список надуманных обвинений, они прибыли на место.
Разглядывая людей в толпе, Генрих будто хотел убедиться, что Ева его не обманула и все подготовила. Среди испуганных людей ему даже некоторые лица показались знакомыми, например, та женщина в темно-синем плаще или мужчина рядом с ней, чье лицо также скрывал глубокий капюшон, но на подбородке был заметен старый шрам. Но с уверенностью Генри не мог утверждать, что с ним не сыграло воображение, и он не увидел то, чего желал. Но вот речь подходила к концу, и медлить больше было нельзя.
Развеяв иллюзию, Генрих широкими шагами и с высоко поднятой головой поднялся на эшафот, но не встал подле отца, как делал раньше, а прошел от одного края до другого, вскидывая руку и рассекая веревки.
— Хватит! — тихо сказал Генрих, бросая на отца убийственный взгляд. Он обещал, что эта встреча станет последней, он это выполнит. Затем повернулся к народу, и голос его разнёсся над площадью. — Вы все, чтите свою родину и своих отцов. Сегодня вы собрались здесь и вновь смотрите, как мой безумный отец, Вильгельм, мучает невинных людей. Кому-то они были соседями, супругами, детьми или отцами. Я знаю, вам страшно, но взгляните на эти орудия пыток! Кто-то из вас может оказаться на эшафоте завтра. Спросите себя: что это за король, который платит убийцам, чтобы те трусливо и подло лишали жизней? Что это за «великий» король, который обращает подданных в рабов и подчиняет страхом? Но мы с вами не рабы. Мы — свободные люди Летарта! Кто-то из вас, возможно, и я, завтра не увидит восхода солнца. Но я скажу вам то, что знает каждый воин: страх нужно преодолеть! Вы победите смерть! И когда-нибудь вы сможете сказать: я сражался в этот день за свободу и во славу Летарта! Великая Индра нам поможет!
— Да! — кто-то выкрикнул из толпы.
— За Генриха! — раздался женский голос, и та самая фигура в синем плаще вскинула руку.
— За Генриха! За Летарт! За свободу! — то тут, то там доносились возгласы из толпы.
Но не все, как раз самые обычные люди, были напуганы и взволнованы. Кто этот человек? Кажется, это был принц. Точно, это он! С короной на голове, выглядел как принц, но именно он стоял несколько дней назад по другую сторону и также лицезрел убийства. А сейчас говорит иначе?
— За Генриха!
Этот ли король будет достойной заменой Вильгельму? А если он будет еще хуже?!
— Долой деспотизм короля Вильгельма!
— Да здравствует король Генрих!
Но что могло быть еще хуже? Только если примутся за чью-то личную жизнь. «Мою», «мою» или «мою».
— За свободу!
— За мир в Летарте!
— Долой Вильгельма!
Но эти возгласы… Их становилось больше, они были громче. Сначала неуверенно, но люди заражались уверенностью; сначала тихо покрикивали, а уже спустя пару минут вся площадь закричала во имя Генриха. Более того, на эти крики стали приходить люди с других улиц и районов. Все спешили посмотреть, что же там творилось.
И когда более храбрые или родственники заключенных видели этот ужас, они кричали громче всех. Кто-то даже норовил выскочить и лично убить Вильгельма, набравшись храбрости среди толпы, но стража вместо охраны короля пыталась приструнить толпу. Кто-то просто не подпускал, грозя мечом, но те, кто пробыл во власти Вильгельма слишком долго и был слаб духом, били людей.