Впрочем, одна конспирологическая версия вскоре уравновешивается второй. Летом Вырубова едет отдыхать в Крым и там знакомится с гаханом — духовным лидером местной этнической группы караимов. Он производит на Вырубову сильное впечатление — в первую очередь тем, что разделяет ее идеи. Гахан тоже уверен, что против императрицы плетется заговор, причем, по его мнению, главный заговорщик — британский посол. Анна так поражена, что даже приглашает его приехать из Крыма в Царское Село — поделиться своими выводами с императрицей. С подачи религиозного авторитета из Крыма версия о британском заговоре становится доминирующей в окружении императрицы. Так, к осени 1916 года российская элита делится на две неравные части: одна (депутаты Думы и сочувствующие) подозревает вторую (окружение императрицы и правительство) в том, что она участвует в немецком заговоре. А вторая группа подозревает первую в том, что она вовлечена в британский заговор. Императрица верит в эти теории — она даже требует от мужа, чтобы он написал кузену Георгу V и потребовал от него одернуть британского посла Джорджа Бьюкенена.
Есть ли настоящий заговор? Летом 1916 года российские масоны проводят свой ежегодный съезд — конвент. Председательствует депутат Думы кадет Николай Некрасов, участвуют Керенский, Карташев, представители Одессы, Киева, Екатеринбурга, Саратова, Риги — всего десять региональных подразделений.
Масонская организация к этому моменту уже сильно разрослась: в ложах состоят и столичные литераторы (например, Гиппиус с Мережковским), и московские купцы-старообрядцы (Коновалов и Рябушинский), и марксисты (например, лидер думской фракции социал-демократов Чхеидзе), и ссыльные украинцы (например, автор «Истории Украины-Руси» Грушевский). Процедура приема простая, в России в масоны берут даже женщин (невиданный для мирового масонства либерализм) — в итоге получается большой дискуссионный клуб с оттенком модного мистицизма.
На конвенте Некрасов выступает с основным докладом и рассказывает, что патриотические настроения в обществе падают. Делегаты из регионов говорят, что правительство неэффективно, с ним невозможно победить, для победы в войне нужна революция. Руководство (то есть кадеты) пытается сдерживать напор регионалов.
Впрочем, ничего особенного в этих разговорах нет — то же самое говорят и в гостиных, на кухнях и на улицах. Побеседовав, масоны расходятся.
Новый хозяин Черного моря
В июле в Севастополь приезжает новый главнокомандующий Черноморским флотом — адмирал Александр Колчак. Первым делом он отправляет корабли минировать Босфор, чтобы не допустить турецко-германский флот в Черное море. Его предшественник считал эту затею почти невыполнимой, однако Колчак справляется с задачей, причем довольно быстро, — в результате турецкие и немецкие корабли оказываются «закупорены» в Босфоре. После этого Колчак ставит себе еще более амбициозную задачу — подготовить захват черноморских проливов и Константинополя.
Идея «воздвигнуть крест на Святой Софии», которая уже многие десятилетия является навязчивой для части российского общества, Колчаку более чем близка. Он считает, что турецкая армия и без того вымотана Галлиполийской битвой и постоянными неудачами в Палестине, Египте и в Армении, так еще после Брусиловского прорыва несколько турецких корпусов отправлены на помощь австрийской армии в Галицию. В районе проливов остается всего три дивизии. Колчак настаивает, что операцию по захвату Константинополя надо осуществить до того, как испортится погода, то есть не позднее сентября, и просит у Алексеева выделить ему десантные войска.
Для захвата Стамбула, по мнению Колчака достаточно всего пяти дивизий, то есть в два раза меньше, чем предполагает Алексеев. В 1916 году в Стамбуле живет более 1,5 млн человек. Вопрос, что делать с ними, Колчак не обсуждает.
Николай II — давний сторонник идеи захвата проливов, но начальник штаба Алексеев убеждает его, что сил для немедленной высадки на Босфоре нет и торопиться не нужно. Промедление Алексеева очень раздражает Колчака — он (и все его окружение) считает, что Россия находится в шаге от реализации давней мечты. Поэтому Колчак решает сформировать собственный десантный отряд, силами которого он и возьмет столицу Османской империи. Император одобряет этот план. Правда, на подготовку и обучение этого отряда требуется три-четыре месяца, осенью и зимой осуществить операцию невозможно из-за штормов, поэтому Колчаку приходится перенести выполнение своего плана на весну 1917 года.
Из-за отмены операции у Колчака начинается депрессия. Ее усугубляет трагедия, которая происходит в октябре. На броненосце «Императрица Мария» происходит самовозгорание пороха, отчего взрываются носовые бомбовые погреба; начинается пожар. Колчак сам отправляется на броненосец и лично руководит тушением пожара. Но, несмотря на все усилия, броненосец тонет. Адмирал Колчак последним покидает судно. Гибель «Императрицы Марии» становится для Колчака последней каплей. Он замыкается в себе, перестает есть, ни с кем не говорит, окружающие начинают бояться за его рассудок.
Сумасшедший министр
«Моя родная душка-женушка! Вчера я видел человека, который мне очень понравился, — Протопопов, — пишет император жене 20 июля. — Он ездил за границу с другими членами Думы и рассказал мне много интересного».
С этого знакомства начинается большая дружба. Вернувшийся из зарубежного турне Протопопов чувствует себя триумфатором. Он в центре внимания, хочет начать издавать новую газету, для которой писали бы «лучшие писатели — Милюков, Горький и Меньшиков», «его честолюбие бегает и прыгает»; он мечтает стать министром. И у него есть все шансы. Протопопов знает, что еще весной Родзянко рекомендовал императору его кандидатуру на пост министра торговли. Николай II тогда, конечно, не обратил внимания — он написал жене, что Родзянко «болтал всякую чепуху». Но Родзянко не догадывается, что у Протопопова есть и более влиятельные покровители. Дело в том, что зампред Думы не так давно перенес венерическую болезнь и лечился у знатока тибетской медицины Бадмаева. Целитель Бадмаев познакомил его с Распутиным, и теперь Распутин рекомендует его императрице.
Вскоре после возвращения из Европы Протопопов оказывается на приеме в Царском Селе. Александре обходительный депутат тоже очень нравится. Она считает, что ей представился уникальный шанс: и Дума будет довольна, и Распутин. Императрица начинает убеждать мужа сделать Протопопова главой МВД: «Он, по крайней мере, 4 года, как знает и любит нашего Друга, а это многое говорит в пользу человека».
16 сентября зампред Госдумы назначен и. о. министра внутренних дел. Для всех его коллег по Думе это полнейший сюрприз. Он никого не предупредил о предстоящем назначении. Тем не менее этому рады. Многие члены прогрессивного блока считают, что их мечта о правительстве, ответственном перед Думой, начинает сбываться. «Капитулируя перед обществом, власть сделала колоссальный, неожиданный скачок, — заявляет друг Рябушинского, московский предприниматель Коновалов. — Для власти эта капитуляция почти равносильна акту 17 октября». Он проводит совещание депутатов-членов «блока», все соглашаются, что это «колоссальная победа общественности, о которой несколько месяцев тому назад трудно было мечтать». Впрочем, восторги быстро утихают.
Очень возмущает общество одно из первых распоряжений Протопопова: он приказывает сменить бывшему военному министру Сухомлинову тюрьму на домашний арест. Протопопова об этом просят императрица и Распутин, которые жалеют старика, сидящего в Петропавловской крепости.
Депутат Керенский возвращается из Средней Азии, а на обратном пути останавливается в Саратове, в своем избирательном округе, где проводит несколько встреч. Там он узнает о назначении Протопопова — и поначалу радуется: Протопопов его земляк, он тоже из Симбирска, у них хорошие отношения. Уже в Петрограде Керенский обнаруживает телеграмму, в которой сообщалось об аресте тех людей, с кем он встречался в Саратове. Он тут же идет к Протопопову.
Министр сразу обещает все уладить и всех отпустить. Они начинают беседовать. Керенский замечает на столе у Протопопова репродукцию картины Гвидо Рени «Иисус Христос в терновом венце» — перехватив его взгляд, глава МВД объясняет, что всегда советуется с этой картиной: «Когда нужно принять какое-то решение, Он указывает правильный путь». Протопопов переходит к изложению своего плана спасения России, а Керенский не может понять, что случилось, — он знал Протопопова как нормального человека: «Кто он — помешанный или шарлатан, ловко приспособившийся к затхлой атмосфере апартаментов царицы и "маленького домика" Анны Вырубовой?» — удивляется Керенский.
Слухи о том, что Протопопов сумасшедший, очень быстро распространяются в столице.
«Он на министерском кресле — этот символ и знак: все поздно, все невменяемы, — пишет в дневнике Зинаида Гиппиус. — Россия — очень большой сумасшедший дом. Если сразу войти в залу желтого дома, на какой-нибудь вечер безумцев, — вы, не зная, не поймете этого. Как будто и ничего. А они все безумцы. Есть трагически-помешанные, несчастные. Есть и тихие идиоты, со счастливым смехом на отвисших устах собирающие щепочки и, не торопясь, хохоча, поджигающие их серниками [спичками]. Протопопов из этих "тихих". Поджигательству его никто не мешает, ведь его власть. И дарована ему "свыше"».
Американский психопат
Осенью 1916 года Дягилев делит свою труппу на две части: одна остается в Испании, вместе с ним и Мясиным, а вторая, как и договаривались, едет в США — гастролировать под руководством Нижинского. Прежде Дягилев часто издевался над своей бывшей примой Анной Павловой, которая во время турне выступала и в цирках, и на ипподромах, говоря, что она девальвирует высокое искусство, танцуя на разогреве у «дрессированных собачек». Теперь то же самое предстоит делать Нижинскому — и Дягилев не протестует, наоборот, готов получать за это деньги.