Империя должна умереть — страница 138 из 160

Почти весь июнь в Москве идет предвыборная кампания — «как в Европе», говорят жители. Семь партий, агитационными плакатами обклеены все заборы, листовки разбрасывают с аэропланов. Самый удачный номер в бюллетене у кадетов — № 1. Предвыборную кампанию кадеты ведут вяло, да и их зажиточный электорат пассивнее, чем у левых партий. «Кадеты потеряли много мест от своей лености и от любви к уюту, к природе, к винту, к ботвинье, — пишет избиратель Никита Окунев, — засели на своих дачах и благодушествовали, а эсеры на дачи не ездят и вообще не дремлют».

Убедительную победу одерживают эсеры — они получают 116 мест из 200 (57,98 % голосов). Удивительный результат для Москвы, ведь эсеры — партия крестьянская, их лидер Виктор Чернов — министр земледелия, а главный лозунг — «Земля и воля». Впрочем, Керенский тоже считается эсером, поэтому эти голоса можно считать поддержкой Временному правительству. Второе место в Москве занимают либералы — у кадетов 34 места (16,85 % голосов). Оставшиеся мандаты делят между собой меньшевики и большевики, у которых по 11 %.

Кадеты — единственная партия, которая не придерживается левых убеждений. Но главный спор касается вовсе не экономических убеждений, а международной политики. Либералы начала ХХ века — имперцы. Они хотят, чтобы Россия была свободной и демократической, но осталась империей. Они против самоопределения регионов, осуждают предательство Финляндии и возмущены поведением Украины.

Совещание кадетской партии о будущем Украины становится одним из самых драматичных в истории российского либерализма на тот момент. Кадет Николай Некрасов, министр путей сообщения, признается товарищам по партии, что ездил в Киев по просьбе Церетели, полностью согласен с выработанным договором и в нем нельзя поменять ни слова. И сразу уходит с совещания. Остальные считают его перебежчиком и предателем. «Я думаю, что мы, кадеты, не годимся для политики. Мы слишком честные люди», — говорит министр финансов Андрей Шингарев. С ним все соглашаются, так как, по логике кадетов, уступки Центральной раде, автономия Украины — это позор, бесчестье.

На следующий день Временное правительство большинством голосов ратифицирует соглашение с Центральной радой. Четыре министра-кадета объявляют о своей отставке, а пятый, Некрасов, — о выходе из партии. Керенский уезжает на фронт. Он не догадывается, что уход либералов из правительства едва не станет началом новой революции.



Глава 14В которой Лев Троцкий и Лев Каменев не хотят большевистского переворота, потому что считают, что он совершенно не нужен

Звезда цирка

Лев Троцкий приезжает в Петроград одним из последних — освободившись из канадского концлагеря, он добирается до России, когда после революции прошло уже два месяца. Троцкий идет на заседание Петросовета — органа, который он возглавлял 12 лет назад, во время революции 1905 года. Тогда Троцкому было 26 лет, теперь 38 — и, по сути, ему в Петросовете места нет. Его, конечно, как ветерана, включают в исполком «с правом совещательного голоса», но повлиять на политику исполкома он не может: все роли распределены, Петросоветом руководит Церетели, Троцкий опоздал.

Чтобы как-то найти себе применение, он идет в цирк. Цирк «Модерн», находящийся неподалеку от особняка Кшесинской, любимое место петроградцев, которые никак не могут перестать митинговать. Здесь круглосуточно выступают. Именно здесь Троцкий, так долго живший за границей в отрыве от публики, ежедневно тренирует свои ораторские навыки. На митинги в цирк ходят типичные диванные политики того времени — интернета и телевидения в 1917 году еще нет, — поэтому они удовлетворяют свою жажду зрелищ, глядя на то, как ругаются третьесортные ораторы, оказавшиеся за бортом новых органов власти, но желающие высказаться. Троцкий эту публику покоряет.

Он критикует Керенского и наступление на фронте, говорит, что министры считают солдат глиной, из которой можно сделать что угодно, что Керенский бегает по фронту и паясничает, вместо того чтобы дать ответы на вопросы солдат. Сам Троцкий дает очень простые ответы: войну прекратить, отобрать землю у помещиков, добиться полной свободы. Он вскоре становится главной звездой цирка — никто из его политических противников не осмеливается переступить порог этого бастиона Троцкого. Зато когда он приходит в Петросовет, ему кричат: «Здесь вам не цирк "Модерн"!»

Первое столкновение между Троцким и Церетели происходит еще в мае. Петросовет пытается прекратить затянувшийся мятеж в Кронштадте — еще во время Февральской революции матросы посадили в тюрьму своих офицеров и до сих пор отказываются их выпускать. На переговоры в вечно бунтующий Кронштадт едет Церетели. Проведший восемь лет в тюрьмах, он в ужасе от увиденного и спрашивает у матросов, как они вообще могут держать живых людей в таких условиях. Церетели называет Кронштадт очагом бунта, позорящим революцию и готовящим ее гибель. Представители матросов защищаются — они считают положение в Кронштадте вполне законным «углублением» революции и не могут понять, чего хочет от них Церетели. Зато со всей своей страстью в защиту Кронштадта выступает Троцкий.

Популярность большевиков и их союзников (например, группы «межрайонцев», к которой принадлежит Троцкий) среди солдат и матросов растет. Их называют «пацифистами», хотя большевики выступают не за мир, а за то, чтобы «империалистическую войну» превратить в гражданскую «против буржуев». В их листовках говорится, что революция не принесла улучшений экономики, потому что правительство контролируется «банкирами» и «спекулянтами». Терпеть дальше нельзя, все должны выйти из казарм на улицу и свергнуть министров-капиталистов, передав всю власть Советам.

10 июня терпению Церетели приходит конец. Он лично выстроил хрупкую коалицию всех политических сил и теперь требует от коллег разоружить большевиков. Троцкий в ответ просто троллит Церетели: зачем уделять так много внимания такой маленькой группе, как большевики? Церетели отвечает, что большевики действительно небольшая группа, почти не представленная в Петросовете, но она — единственное слабое звено, которое борется против революции: «То, что делают теперь большевики, это уже не идейная пропаганда, это — заговор. У тех революционеров, которые не умеют достойно держать в своих руках оружие, нужно это оружие отнять».

Поднимается буря — большинство присутствующих, включая эсеров и меньшевиков, не согласны. «Господин министр, если вы не бросаете слов на ветер, не ограничивайтесь речью, арестуйте меня и судите!» — кричит большевик Каменев. Предложение Церетели не проходит — принимается проект устного осуждения поведения большевиков. «Церетели остался среди своих в меньшинстве. А между тем он был по-своему прав», — напишет спустя много лет его главный противник в тот день Лев Троцкий.

Слабое звено

2 июля Троцкий вместе со своим товарищем искусствоведом Луначарским выступает на митинге-концерте в Первом пулеметном полку. Шоу Троцкого превращается в мощную антиправительственную манифестацию, хотя сам он считает, что ничего особенного не происходит: «Настроение было очень приподнятое. Клеймили Керенского, клялись в верности революции».

Под впечатлением от «цирковых» выступлений Троцкого, а также беспрерывно агитирующих против нынешнего режима анархистов-коммунистов Первый пулеметный полк тем же вечером отправляется свергать Временное правительство под лозунгом «Первая пуля — Керенскому». Сам военный министр в этот момент как раз выезжает на фронт, где продолжается объявленное им наступление.

Первый пулеметный полк — странное формирование: в начале года в нем было около 20 000 солдат, по численности он почти равен дивизии. До революции в него собирали солдат, чтобы отправить на фронт; после революции пулеметчики остались в столице «сторожить революцию». Треть их дезертировала, прочие остались в казармах и активно участвуют в политической жизни. С началом июньского наступления Керенский пытается отправить полк на фронт — но солдаты не подчиняются.

Утром 3 июля возбужденные солдаты Первого пулеметного полка собирают новый митинг. Приходит новость, что «пятеро министров-капиталистов» ушли в отставку (на самом деле из-за Украины уволились четверо кадетов). Солдаты понимают, что их любимый лозунг «Долой десять министров-капиталистов» наполовину исполнился, и это подстегивает их еще сильнее.

В Кронштадт и другие казармы города из Первого пулеметного полка отправляют гонцов, чтобы сообщить, что идут свергать власть. Одна колонна идет к Мариинскому дворцу, где сидит Временное правительство, другая — к Таврическому, где заседает Петросовет, чтобы отобрать власть у первого и передать второму. «Вся власть Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!», «Долой Керенского и с ним наступление!» — написано на их транспарантах. Именно военный министр, самый популярный политик, становится мишенью большевиков. Его называют «маленьким Наполеоном», который пожертвовал полумиллионом жизней в последнем наступлении.

Толпа приходит к Мариинскому дворцу, но он снова пуст, на этот раз министры заседают на квартире у премьера Львова. И поскольку плана у шествия нет, часть толпы отправляется грабить магазины.

По дороге солдаты останавливают автомобили, высаживают пассажиров и отбирают у них машины. Угоняют машину даже у самого Церетели. Горожане неожиданно ощущают, что революция повторяется: снова законы не действуют, солдаты берут власть в свои руки. Уже тепло, по городу разъезжают открытые автомобили с солдатами. Некоторые пулеметчики для эффектности ложатся на крылья машин. «Когда же кончится это безобразие?» — бормочет, гуляя по Летнему саду, великий князь Николай Михайлович, теперь просто гражданин Романов, двоюродный брат царя и некогда самый либеральный из его родственников.

Солдаты приходят к особняку Кшесинской. На балкон выходит растерянный Лев Каменев (он митинг накануне прогулял, поэтому воинственность полка для него — сюрприз) и пытается уговорить пулеметчиков вернуться в казармы, но его не слушают. Тогда Каменев бежит совещаться с товарищами — все в замешательстве. Ленина нет в столице, он заболел и еще 29 июня вместе с сестрой уехал на дачу в Финляндию. Руководство большевиков голосует против вооруженного восстания, Троцкий тоже говорит, что свергать правительство рано. Каменев и Зиновьев пишут статью в ближайший номер «Правды», в котором призывают воздержаться от выступления.