Финская обида
В Финляндии, пока там отдыхал Керенский, происходили драматические события: эта часть Российской империи решила добиться автономии, причем еще решительнее, чем Украина. Поводом стало июльское восстание в Петрограде. В пик безвластия в столице финские социал-демократы (единомышленники большевиков) предложили сейму объявить себя верховной властью, реализовать лозунг «Вся власть Советам» на местном уровне.
Финский сейм принимает решение, что отныне все внутренние вопросы решаются независимо от России. Казалось бы, ситуация для российского правительства крайне непростая: устойчивого правительства нет, катастрофа на фронте в Западной Украине, Верховного главнокомандующего увольняют, премьер-министр делает вид, что уходит, — тут не до Финляндии. Но Временное правительство решает именно с Финляндией проявить решительность даже большую, чем с Центральной радой. Финский сейм распущен, его здание занимают российские войска, назначаются новые выборы сейма.
У финнов такая реакция России вызывает крайнее возмущение. С этого момента Финляндия, как и в царские времена, станет самым оппозиционным из регионов России. Владимиру Ульянову не придется долго сидеть в шалаше у озера Разлив — вскоре он переберется в Хельсинки (тогда — Гельсингфорс), где его будет укрывать сам начальник городской милиции. Именно в его квартире Ленин продолжит разрабатывать план восстания. Такой будет месть Финляндии за отобранную автономию.
В Тобольск
11 июля в Царское Село приезжает Керенский. Бывший император рад ему: в дни июльского восстания он с большой тревогой следил за новостями и радовался успешному восстановлению порядка, равно как и восстановлению смертной казни на фронте.
Этот приезд Керенского затмевает для царской семьи все новости предыдущих дней — премьер-министр сообщает, что решено позволить узникам Александровского дворца уехать на юг «ввиду близости Царского Села к неспокойной столице». Вся семья в течение нескольких дней находится в возбужденном состоянии. «Странным кажется отъезд отсюда после 4-месячного затворничества!» — пишет Николай (в этот день император читает дочерям фантастический триллер Конан Дойла «Отравленный пояс»). Через две недели царской семье сообщают, что ехать придется вовсе не в Крым. Пока неясно, куда, но советуют взять теплую одежду и говорят о трех или четырех днях пути на восток — в Сибирь. В этот вечер Николай читает детям «Этюд в багровых тонах» Конан Дойла.
31 июля — последний день в Царском Селе. Керенский с собой привозит великого князя Михаила, чтобы братья попрощались, но только в его присутствии и только 15 минут. Отъезд назначен на поздний вечер — вся семья одевается и выходит на улицу к полуночи, но машина приходит только под утро. Все страшно нервничают — но, наконец, сев в поезд, успокаиваются. Николай любуется восходом солнца над Петроградом, где царская семья делает пересадку. На вокзале они узнают наконец, какова цель их путешествия — Тобольск.
Александра Федоровна всю дорогу ужасно волнуется: они приближаются к родине Распутина, и для нее это мистический знак. До Тюмени едут на поезде, в нем жарко, «глупо и скучно», жалуется Николай.
В Тюмени пересаживаются на теплоход и 5 августа проплывают мимо Покровского, родного села Распутина. Вся семья стоит на палубе и молится. На следующий день теплоход приходит в Тобольск, но выясняется, что дом, в котором должны жить Романовы, совсем не готов. Они шутят «насчет удивительной неспособности людей устраивать даже помещение» — и еще неделю живут на пароходе.
Как раз в эти дни Временное правительство публикует постановление о выборах в Учредительное собрание, которые должны пройти на основе всеобщего равного прямого и тайного голосования. Избирательных прав лишены душевнобольные, глухонемые, заключенные. И все члены дома Романовых.
Правосудие и милосердие
Никакого следствия по делу царской семьи не ведется, никто не допрашивает их родственников. Зато продолжаются репрессии их приближенных. Еще в начале лета тюремный врач Иван Манухин замечает, что солдаты, охраняющие Петропавловскую крепость, перестают слушаться следователей и готовы устроить самосуд. Он решает спасти заключенных, как минимум вывезти их в другие тюрьмы, не столь большевистские. По мнению Манухина, больше всех солдаты ненавидят Вырубову и она может стать первой жертвой.
Доктор устанавливает, что Вырубова — девственница, значит, слухи о ее связи с Распутиным — вымысел. И хотя ее обвинения связаны с государственной политикой, а не с личной жизнью, этот факт впечатляет следственную комиссию: 12 июня Вырубову перевозят в арестный дом, учреждение с более мягким режимом, а 24 июля и вовсе отпускают за отсутствием состава преступления.
Другой пациент Манухина — 69-летний бывший премьер Борис Штюрмер тяжело болен, у него уремия. Врач настаивает на его освобождении, но такое политическое решение Керенский принять не решается, и Штюрмера переводят в тюрьму «полегче» — Кресты. 5 сентября он умрет там от осложнений болезни.
Отдых окончен
Гиппиус, Мережковский и Философов еще весной уезжают в Кисловодск и следят за политической борьбой издалека. Зинаида изредка переписывается с Савинковым, который жалуется ей, что рассорился со всеми эсерами, партия бойкотирует его за патриотизм, но он «с Керенским всей душой…» Гиппиус еще очарована Керенским и Савинковым, хотя не жалеет желчи для всех остальных звезд революционеров: Церетели — «порядочный, но мямля», меньшевики в целом «только умели "страдать" от "власти" и всю жизнь ее ненавидели», Некрасов «очень хитрый и без стержня», Терещенко «фигура никакая и купчик-модерн».
В середине лета на Гиппиус накатывает разочарование. Все еще отдыхая в Кисловодске, она узнает, что ее давний друг Керенский сформировал правительство. Никогда еще среди министров не было так много близких ей людей: Керенский, Савинков, ее бывший любовник Антон Карташев в качестве министра вероисповеданий. Но Гиппиус совсем не рада, пишет, что правительство мертворожденное, «от него веет случайностью и противоречиями».
Зинаида и ее мужчины возвращаются в Петроград 8 августа. Все полны пессимизма. Гиппиус нравится идея смертной казни для дезертиров, но она возмущена тем, что ее восстановили «слабо, неуверенно, точно крадучись».
Едва они приезжают домой с вокзала, к ним в гости приходит Савинков. Он говорит, что территориальные потери неизбежны, немцы вот-вот займут Ригу на севере и Молдавию на юге, «впереди полный экономический и политический развал». Он излагает свою программу действий «твердой власти»: ввести военное положение по всей России, повсеместную смертную казнь, ликвидировать Советы, начать беспощадную борьбу с большевиками, ввести военное управление на железных дорогах. Этот план Савинков уже демонстрировал новому Верховному главнокомандующему Корнилову, осталось уговорить Керенского.
Гиппиус горячо одобряет все идеи друга. Этот план означает установление диктатуры триумвирата «Керенский — Савинков — Корнилов», в котором Савинков, по его собственным словам, служит первому, а не последнему.
Чтобы уговорить Керенского на эти решительные меры, в Петроград приезжает и сам Корнилов — однако ничего не складывается: Керенский не доверяет ни Корнилову, ни Савинкову и сопротивляется идее Савинкова ввести военное положение по всей стране. Савинков пытается давить и ставит Керенского перед выбором: если не будет решительных мер, он подает в отставку.
«Вы — Ленин, только с другой стороны! — кричит в ответ Керенский. — Вы — террорист! Ну что ж, приходите, убивайте меня. Вы выходите из правительства, ну что ж! Теперь вам открывается широкое поле независимой политической деятельности». Все время разговора Керенский нервно чертит карандашом на листке буквы «К», «С», «К». В конце разговора премьер резко заявляет, что Савинков напрасно возлагает надежды на «триумвират»: есть только одно «К», и оно останется, а другого «К» и «С» — не будет. И принимает отставку коллеги.
После этого разговора Савинков идет к Гиппиус, которая подкрепляет его решительность. Она окончательно разочаровалась в Керенском: его будто подменили, говорит она, «он неузнаваем и невменяем», он хотел видеть в Савинкове только преданного слугу, а теперь испугался конкуренции. Савинков уходит домой, но поздно ночью снова звонит Гиппиус и говорит, что Керенский, похоже, передумал и просит Савинкова забрать заявление.
Родина. Враг. Мрак
Керенский, конечно, не может утвердить план Корнилова — Савинкова не только из-за недоверия (к слову, взаимного: на встречу с премьером в Зимний Корнилов приходил в окружении вооруженных охранников-туркмен). Важнее то, что этот план совершенно противоречит его убеждениям. Он предполагает казни не только мятежников, но и агитаторов, а такого не было даже при Столыпине с его «галстуками». Керенский — адвокат, который всю жизнь защищал борцов с режимом. Однако прямо отказать Корнилову он не решается и обещает подумать.
Скандал с Савинковым происходит как раз накануне важнейшего Государственного совещания в Москве, которое нужно Керенскому, чтобы придать правительству легитимности и убедить общество в необходимости более жестких мер. Как раз накануне московского совещания Керенский переносит дату выборов в Учредительное собрание — с сентября на ноябрь. Однако пропагандистское шоу Керенского невольно крадет Корнилов, именно он становится главным героем Москвы.
Корнилов в тот момент довольно популярен, особенно в Москве: московский крупный бизнес, купечество, давно присматривается к Корнилову как к человеку, способному навести порядок. Старые генералы раньше не очень его жаловали, Михаил Алексеев говорил, что у него «львиное сердце, а голова овечья», Брусилов называл его начальником лихого партизанского отряда, но накануне Государственного совещания все разговоры только о Корнилове.
За день до приезда всех участников в Москве проходит совещание консервативных кругов: тут и купцы во главе с Павлом Рябушинским, и оба недавних Верховных главнокомандующих, Алексеев и Брусилов, и Михаил Родзянко, и кадеты во главе с Милюковым. Главный итог их встречи — поддержать Корнилова как человека, который может навести в стране порядок и разогнать Советы.